Николь Фосселер - Сердце огненного острова
Она опустила голову; ее сердце снова наполнилось надеждой.
Он тяжело вздохнул.
– Мне пора возвращаться в Бейтензорг. Уже завтра. – Якобина почувствовала комок в горле, а он добавил: – Скорее всего, я не смогу приехать до конца сезона дождей. Так что появлюсь здесь лишь в апреле; в лучшем случае, в марте.
Якобина кивнула, но не произнесла ни слова; полгода – очень долгий срок.
– Можно… можно я буду вам писать?
Комок в горле растворился, сердце радостно застучало.
– Да, – прошептала она, не поднимая глаз. – Да, конечно.
Он осторожно накрыл ладонью ее пальцы, сцепленные на коленях. Погладил большим пальцем тыльную сторону ее руки. Словно цветок под солнцем, ее пальцы разжались от тепла его кожи и скользнули в его пальцы.
14
Конингсплейн Оост, 28 сентября 1882 г.
Дорогая Флортье,
Надеюсь, ты еще помнишь меня и наше плавание. Я часто думаю о тебе, хоть и не писала все это время. Как у тебя дела?
У меня скоро будут два свободных дня. Может, мы с тобой встретимся в один из них? Найдется ли у тебя время, да и хочешь ли ты? Я бы с радостью тебя повидала.
С сердечным приветом,
Якобина ван дер Беек.– Как я рада тебя видеть! – Флортье сияла, держа Якобину за руки. – Ты хорошо выглядишь!
– Спасибо. Ты тоже, – скованно ответила Якобина.
После отъезда Яна ей все сильнее хотелось увидеть Флортье. После долгих сомнений она в конце концов набралась храбрости и написала ей в отель «Дес Индес», не особенно надеясь получить ответ. Когда он пришел, многословный и радостный, Якобина с легким сердцем поехала на назначенную встречу. Но когда она увидела Флортье во дворе отеля, та показалась ей чужой, почти как в первую их встречу на палубе парохода.
– Пожалуйста, садись же! – Флортье показала на кресло-качалку в тени веранды, а сама грациозно села на соседнее кресло. Якобина считала такие кресла неудобными – в них было невозможно сидеть прямо, приходилось постоянно качаться. Она церемонно села и прислонила к краю стола свой сложенный зонтик. Он тут же со стуком свалился на кафельный пол, где она и оставила его, покраснев. Свою сумочку она взяла сначала в одну руку, затем в другую, поставила на колени, на стол и, наконец, на пол рядом с зонтиком.
– Добрый день, юные дамы. – Официант поклонился им, заложив руки за спину. – Что вам принести?
– Мне, пожалуйста, чай, – ответила Флортье и посмотрела на Якобину, манерно загородив ладонью глаза от солнца. – А тебе?
Якобина медлила.
– Мне… Да, мне тоже чай, пожалуйста, – спохватившись, торопливо сказала она. Ей не хотелось показаться нерешительной.
Между тем она украдкой разглядывала Флортье. В Батавии девушка расцвела еще больше, насколько это вообще было возможно. Белое платье с узкой талией облегало ее хрупкую фигурку, наделенную всеми положенными округлостями. Затейливая зелено-голубая кайма с разбросанными по ней красными цветами и птицами подчеркивала цвет глаз. Волосы были убраны в замысловатую прическу, на лице лежал легкий, золотистый загар. Казалось, Флортье нипочем жара, а у Якобины блузка давно прилипла к вспотевшей спине. Она поскорее отвела взгляд и стала рассматривать внутренний двор отеля. Росшие между бунгало деревья бросали на красный песок густую тень. В их вершинах, нарушая тишину, щебетали птицы, да еще с украшенной цветами веранды доносился приглушенный гул мужских голосов; там сидели мужчины в пижамах и пили чай с араком.
– Тут приятно, – сказала Якобина и украдкой провела тыльной стороной ладони по лбу и вискам. Официант подал им чай и удалился.
Флортье тоже с довольным видом огляделась по сторонам, словно в собственном доме.
– Да, тут можно жить. – Она быстро глянула через плечо, потом наклонилась к Якобине и прошептала: – Только очень дорого. Я так рада, что могу больше не думать об оплате. Прежде я очень переживала из-за этого!
Якобина наморщила лоб.
– А теперь?
– Теперь? – Флортье лукаво улыбнулась и поднесла чашку к губам. – Теперь Эду оплатил мой счет не только за прожитое время, но и за три месяца вперед. Разве не умница? – Она поставила чашку на блюдце, наклонила голову набок и дотронулась указательным пальцем до филигранной серьги. – Это тоже его подарок.
Морщины на лбу Якобины стали еще глубже.
– Кто же этот Эду?
– Эдуард ван Тондер, – сообщила Флортье. – Ему двадцать семь, он очень приятный и, главное, – она снова перешла на шепот, – очень богатый. Он – владелец процветающей плантации в Преангере. – Она протянула руку и показала Якобине золотой браслет искусной работы. – А это мне подарил Хиннерк Хелмстраат. Важная персона в колониальной администрации. С ним я познакомилась на вечеринке у тер Стехе, он купил мне и это платье. Любезно с его стороны, правда? – добавила она, подмигнув. – Ах, да – меня опять пригласили к тер Стехе, была я и у Росендаалов, и там…
Якобина задумалась и перестала слушать; у нее зародились нехорошие подозрения. Пока Флортье болтала и хвасталась, какими полезными знакомствами она обзавелась в салонах их бывших попутчиков, Якобина раздумывала о дорогих подарках, которые дарили Флортье мужчины.
– Скажи-ка, – нерешительно проговорила она, когда немного иссяк речевой поток Флортье, – а эти оба господина…
– Эду и Хиннерк?
– Да. Они наверняка чего-то ждут от тебя… ну… в ответ.
– Нет. Ничего. – Флортье хихикнула в чашку. – В этом-то вся прелесть. – Она отпила глоток. – От меня требуется, чтобы я хорошо выглядела и иногда показывалась с ними в обществе. Завтра вечером я приглашена вместе с Эду. – И, словно ей понадобилось время, чтобы правильно понять замечание Якобины, она медленно поставила чашку. Ее глаза посветлели и стали почти стеклянными, а в голосе послышался лед, когда она добавила: – Во всяком случае, они совершенно точно не ожидают от меня того, о чем ты сейчас, вероятно, подумала.
– Нет-нет, я так… – пробормотала Якобина и смущенно опустила глаза на свою чашку.
Некоторое время обе молчали, потом Флортье тихо сказала:
– Понимаешь, я так долго не пыталась тебя найти, потому что… – Она помедлила, словно перебарывая внутреннее сопротивление, и еле слышно продолжила: – Сначала я решила, что увижусь с тобой только тогда, когда из меня получится что-то хорошее. Когда я смогу тебе сказать – вот, смотри, начало положено, я кое-чего уже добилась. Потом я была все время в разъездах, а потом… потом я подумала, что ты это не одобришь.
