Нина Соломон - Незамужняя жена
Они с Лэзом жили в его старой квартире около полугода, пока Грейс не стало невтерпеж; ее мутило от замкнутого пространства и крикливых полоумных соседей, с которыми Лэз однажды среди ночи поскандалил, постучавшись к ним в дверь, хотя на нем не было ничего, кроме овчинных шлепанцев. На следующий вечер они пригласили этих соседей на небольшую пирушку с пирожными из пропитанных бренди груш и белой сангрией. Позже Лэз только смеялся над баталиями за стенкой. Он, как и Грейс, обладал избирательной памятью, но, похоже, помнил только хорошие дни, прожитые в этой квартире, — а они целиком и полностью относились к эпохе до появления Грейс.
По пути к лифтам, проходя мимо портье, Грейс узнала его. Портье помахал ей рукой, как если бы она до сих пор жила здесь. Грейс нажала кнопку шестнадцатого этажа, где помещалась контора агента домовладельца. Войдя в офис, она подошла к секретарше. Та легонько постукивала по столу длинными бирюзовыми ногтями.
— Я хочу заплатить по этому счету. Он опоздал на две недели. — Грейс почувствовала, как слова застревают у нее в горле, будто она сказала секретарше, что запоздал не счет, а ее месячные. Секретарша взяла счет и стала внимательно его разглядывать. Потом посмотрела на выписанный Грейс чек.
— Вам надо заверить этот чек, — сказала она бесцветным голосом. — А нам надо определить, за какой срок производить перерасчет.
— Ну, это несложно. Я все улажу с мужем.
Женщина быстро, но пристально поглядела на Грейс. Глаза ее остановились на обручальном кольце.
— Красивое кольцо, — сказала она наконец.
Грейс привыкла к тому, что люди пялятся на ее обручальное кольцо. Оно было шикарное — с бриллиантом в два карата, ограненным как изумруд. Когда Лэз подарил кольцо Грейс, та поначалу стеснялась его носить. Изначально Лэз планировал подарить ей обручальное кольцо своей бабушки с более скромным бриллиантом в простой оправе, но за неделю до того, как он собирался сделать предложение, его мать сказала ему, что кольцо украли. Она получила значительную сумму от своего страхового агента, которой хватило бы не только на то, чтобы купить другое кольцо, но и на то, чтобы отремонтировать кухню. В конце концов бабушкино кольцо обнаружилось в ее депозитном ящике вместе с родословной ее жеребца, но к тому времени Грейс с Лэзом уже уехали в Белиз.
— Я должна поставить вас в известность, — сказала секретарша, — что поступило несколько жалоб на шум из вашей квартиры.
Грейс постаралась не подать виду, насколько ошеломлена такой информацией. В конце концов, она знала, что Лэз время от времени передает квартиру в субаренду. Но обычно он упоминал об этом.
— Приму необходимые меры, — заверила она секретаршу.
Грейс спустилась в лифте на четвертый этаж и сейчас стояла перед дверью старой квартиры Лэза. Ключ и роза, которые она бросила здесь в прошлый раз, исчезли. И хотя у нее и был ключ из аквариума, она решила сначала позвонить. Выждав подобающее время, Грейс вставила ключ в замок и открыла дверь. Если здесь кто-нибудь и жил, то никаких видимых следов этого проживания заметно не было — ни еды, ни свежих газет, ни беспорядка; ничто не указывало на то, что квартира обитаема.
Школьный стол Лэза и книжные полки из шлакоблоков выглядели так, будто к ним не прикасались долгие годы. К антенне телевизора, принимавшего только местные станции, и то с кучей помех, были по-прежнему прикреплены кроличьи ушки из фольги. Грейс обратила внимание, как пыльно кругом, причем все было покрыто не обычной пылью и гарью, а какими-то тускло поблескивающими частичками.
Грейс продолжала оглядывать комнату, как будто попала на выставку доколумбового искусства. Начиная с флюоресцентных светильников и кончая самодельной, «под дерево», кухоньки с кладовкой, все в квартире выглядело более чем скромно. Лэзу она и нравилась такой — прямая противоположность модерновым двухэтажным апартаментам его матери на Парк-авеню. От былого величия квартиры сохранились только нераспечатанная стойка с вращающимися полками для закусок, некогда служившая обитателям гостиницы, да газовый камин. Мать Лэза говорила, что он «снимает угол».
Когда Лэзу исполнилось тридцать два, в один из немногих визитов его матери, соблаговолившей почтить их своим присутствием, Грейс приготовила на ужин седло барашка с картофельной запеканкой. Ужинали за карточным столом, вокруг которого расставили складные металлические стулья, и большую часть вечера пытались отключить сверхчувствительную пожарную сигнализацию, которая срабатывала даже тогда, когда Лэз задувал свечи на гринберговском шоколадном торте.
Грейс удивилась, заметив на пыльном кофейном столике заводных щенков. А потом она увидела удлинитель, утыканный штепселями, провода от которых вели во всех направлениях к различным электроприборам. Удлинитель выглядел до жути похожим на тот, который у нее пропал. Если раньше она могла считать загадку удлинителя решенной, то теперь возникло еще больше вопросов. Она понимала, что все это не просто совпадение, и стала гадать, уж не соединила ли ненароком судьба их с Лэзом для игры в кошки-мышки. Женатые, но существующие порознь — все равно как если бы они играли в шахматы за разными досками.
Грейс присела на край кушетки. Это был изумрудно-зеленый бархатный раздвижной диванчик, на котором Лэз спал в пору учебы в колледже, с продавленным матрасом, в котором не хватало нескольких пружин. Лэз обычно заменял их скрученной проволокой, на которую Грейс натыкалась, когда делала влажную уборку. Она вспомнила, каких усилий стоило ей сложить матрас и закрыть диванчик. Иногда приходилось в буквальном смысле прыгать на нем. Грейс провела рукой по обивке. Бархат вытерся до бледно-зеленого цвета у подлокотников и на сиденье, где они привыкли кувыркаться.
Она вспомнила утро вскоре после того, как они съехались, когда она нашла черно-белую фотографию женщины внутри одной из застегивавшихся на «молнию» подушек сиденья. Лэз сказал, что, возможно, ее забыли там прежние хозяева кушетки. Объяснение было таким простым и ясным, что Грейс даже стало стыдно, что она вообще задала этот вопрос. На следующий вечер Лэз завязал ей глаза и повел по извилистым коридорам, вверх по винтовой лестнице и, наконец, наружу. Когда он снял с ее глаз повязку, Грейс увидела перед собой линию горизонта.
— Я думала, дверь на крышу закрыта, — сказала она.
— Закрыта, — ответил Лэз. — Но я заплатил Джорджу.
Грейс улыбнулась и тут заметила в дальнем северном углу гамак под навесом из спрессованной соломы и книгу, лежавшую на сложенной столбиком черной черепице.
