Карли Филлипс - Холостяк
— Привет, Роман.
Люси поманила его пальцем. Он подошел к ее столу.
— В чем дело?
Она снова помахала пальцем, и он наклонился ближе.
— Скажи, — спросила она заговорщическим шепотом, — что ты делаешь с украденными трусами? Мне можешь рассказать, я тебя не выдам. Ты теперь переодеваешься в женское белье?
Она подмигнула и издала смешок.
Роман закатил глаза. Только сейчас он запоздало вспомнил, что Люси отличается весьма своеобразным чувством юмора.
— Это не смешно, — пробурчал он.
— Если тебе это послужит утешением, могу сказать, что Чейз не хотел печатать этот материал. Но у него не было выбора. Уайтхолл, по сути, поставил под сомнение его журналистскую порядочность, если он откажется публиковать статью про своего родственника.
Роман покачал головой.
— Кстати, где Чейз?
Люси показала большим пальцем наверх. Роман решительно поднялся по лестнице и, не постучав, вошел в кабинет брата.
— Может, скажешь мне, каким местом ты вообще думал? — Роман швырнул на стол Чейза утреннюю газету.
— О чем?
Роман угрожающе навис над столом, но на брата его поза не подействовала. Казалось, Чейз только еще больше расслабился. Он откинулся назад вместе с кожаным рабочим креслом, в котором когда-то сидел его отец, спинка кресла коснулась подоконника и загородила вид из окна, который Роман знал наизусть. Пруд и старые ивы на берегу стали такой же неотъемлемой частью его самого, как этот викторианский особняк, где испокон веку располагалась редакция «Газетт».
— Ты слишком умен, чтобы притворяться тупым, а я не в настроении играть в игры. Зачем вообще понадобилось упоминать мое имя? У тебя были какие-то особые причины?
— Я публиковал новость. Если бы я оставил за рамками слова Уайтхолла, упущение бы сразу бросилось в глаза.
— Кому?
— Каждому в городе, с кем общался старик Уайтхолл. Я не хочу, чтобы горожане считали, что мы не объективны или покрываем членов семьи.
— Давняя проделка школьника — это не новость.
Чейз покачал головой.
— Как репортер, ты сам знаешь, что это не так. — Он качнулся вместе с креслом вперед. — Я не понимаю, почему ты так раскипятился из-за этой статьи. Не может быть, чтобы тебе было не наплевать на то, что о тебе думают. Скажи, что тебя на самом деле так разозлило?
Чейз встал из-за стола и подошел к Роману, не сводя глаз с его лица.
— Поселись с мамой, и ты не будешь задавать таких вопросов.
— От этого тебе бы захотелось напиться, а не размазать меня по стене. Так что мама тут ни при чем. Между прочим, ты ужасно выглядишь. Чем ты занимался? Копал канавы вчера ночью, вместо того чтобы переспать?
— Это было бы не просто «переспать», — возразил Роман не подумав.
— Что ты сказал? — Чейз толкнул Романа в ближайшее кресло и захлопнул дверь кабинета, пояснив: — Мало ли, вдруг Люси станет скучно и она подойдет к двери.
Он подошел к стоящему в углу бару и открыл его. Их отец всегда держал в баре спиртное, и Чейз мало что изменил в офисе. Он плеснул виски в два стакана и протянул один Роману.
— А теперь рассказывай.
Несмотря на то что было еще утро, Роман, насильно усаженный в кресло, в один глоток осушил стакан с обжигающим напитком.
— Это мне и было нужно. Но что ты имеешь в виду, не представляю.
Чейз поднял глаза:
— Когда мы бросали жребий и ты проиграл, ты был зол как черт. Тебя бесило, что придется менять свою жизнь. Но ты не собирался в этом признаваться, потому что считал, что в долгу передо мной.
— Чертовски верно!
Роман подумал, что отрицать очевидное не имеет смысла. Даже перспектива завести жену и детей стала казаться ему более привлекательной благодаря Шарлотте. С тех пор как он вернулся домой, его жизненные планы изменились, и не по его воле.
— Если ты не в состоянии с этим жить, не делай этого. — Чейз оперся руками о стол. — Я еще тогда сказал: если ты откажешься, никто не будет тебя винить.
— Я сам буду себя винить. Я когда-нибудь тебе говорил, как сильно я тебя уважаю за решения, которые ты принял?
— Тебе не обязательно это говорить. Я знаю, что своими новостями, своим талантом ты достигаешь умов многих людей. Каждый раз, когда я читаю твои статьи, когда ты присылаешь домой вырезки, ты мне показываешь, что ты за человек. И как высоко ты ценишь все, что есть в твоей жизни.
Роман покосился на брата и покачал головой.
— Я говорю не о том, как сильно я ценю свою жизнь. Мы оба знаем, что я ее ценю. Я говорил о том, как сильно я тебя уважаю. — Роман встал и засунул руки в карманы. — Пока я не проиграл в нашем розыгрыше, я не понимал до конца, какую жертву ты принес. И ведь ты тогда был совсем молодым. За это я тебя уважаю.
— «Жертва» — это слишком сильно сказано, — заметил Чейз, наклоняя голову.
Роман понял, что смутил брата, а еще он знал, что в устах Чейза это высшее проявление признательности.
— А теперь рассказывай, какое отношение ко всему этому имеет Шарлотта Бронсон.
Роман налил себе еще виски. В свое время Чейзу пришлось сделать трудный выбор, поэтому он, как никто другой, понимал, что сейчас переживает младший брат.
— Мне нравится моя жизнь. Путешествия, репортажи о том, что происходит в мире, — мне нравится доносить до людей какие-то важные вещи.
Чейз криво улыбнулся.
— Даже в детстве ты мне был ближе всех. Я видел в тебе себя. — Чейз глубоко вздохнул. — Когда папа умер, я знал, что вместе с ним умерли мои мечты. Но если я сам не мог путешествовать, то я был полон решимости добиться, чтобы у тебя были возможности, которых лишен я.
Роману стало трудно говорить от переполнявших чувств.
— Я перед тобой в долгу.
Чейз отмахнулся:
— Я делал это не для того, чтобы ты когда-то оказался передо мной в долгу. Меньше всего меня интересует какая-то компенсация. Если мне сейчас захочется путешествовать, я могу сесть в самолет, и дело с концом. У меня прекрасная жизнь. Так что если ты не можешь делать то, что собираешься, и при этом чувствовать себя удовлетворенным, то и не делай этого.
— Эй, я не увиливаю, я собираюсь исполнить свой долг, но, черт возьми, я не представляю себя связанным с первой попавшейся женщиной из этого города. Только не…
— …не тогда, когда ты хочешь только одну.
Роман снова потянулся за бутылкой, но потом передумал и отодвинул ее от себя.
— Вот именно, — ответил он напрямик.
Он встал с кресла и подошел к окну. Отцу очень нравился вид из этого окна, Роман это знал, потому что все трое мальчишек по очереди сидели на коленях у отца, пока он печатал статью, принимал по телефону заявку на рекламу или просто сидел с детьми, и за окном перед ними расстилался этот пейзаж. На смену старым пишущим машинкам «Смит-Корона» пришли компьютеры, деревья стали выше, их корни глубже ушли в землю, а в остальном ничего не изменилось. Когда был жив отец, Роман был совсем маленьким, поэтому у него сохранились только смутные воспоминания о тех временах. Но они сохранились, и он даже сейчас черпал в них успокоение.
