Елена Лагутина - Песочные часы
Ее рассказ был сбивчивым и непонятным — в нем почти не было слов, были только эмоции. Эмоции его не впечатлили — серьезно ответив ей, что о выписке думать еще слишком рано, он попрощался, посоветовав ей больше не вставать с постели без крайней необходимости. Дверь закрылась, и она досадливо ударила пальцами, сжатыми в кулак, по серой больничной подушке. Неделю — целую неделю — провести на этой кровати, не имея возможности даже выйти в коридор? Хотя зачем он ей нужен, этот коридор, и чем он лучше ее палаты? Такое же замкнутое пространство, только вытянутое в длину…
Вскоре принесли обед. Алена равнодушно поковыряла вилкой желто-серую капустную массу и отодвинула тарелку. Есть ей сейчас совсем не хотелось. Обрывки мыслей путались в голове. Снова вспоминалось прошлое, и все ее существо протестовало против этого вынужденного бездействия. Она лежит здесь, в больничной палате, практически здоровая — а в этот момент, возможно, Максим… К вечеру, когда за окном сгустились свинцовые сумерки и в приоткрытую форточку ворвался поток влажного, с первыми каплями дождя, ветра, она решила, что в больнице не останется. Ночью, тихонько приоткрыв дверь, она не увидела в коридоре ни единой живой души. Спустившись вниз по ступенькам, она вскоре нашла то, что искала, — выход. Оставалось только отодвинуть железную задвижку. Струя ледяной воды обдала ее лицо в тот момент, когда она, закрыв дверь, сделала первый шаг. Но ни дождь, ни холод уже не могли ее остановить — воспользовавшись попутной машиной и просто извинившись перед пожилым мужчиной за то, что не может ему заплатить, она вскоре снова стояла у знакомой двери, обитой темно-коричневым дерматином, и чувствовала, что у нее больше нет сил — за дверью опять была полная тишина.
Иногда ей начинало казаться, что все происходящее — просто дурной сон, который скоро оборвется, и она проснется, как когда-то, среди теплого сухого сена, на плече у Максима, и он, ласково проведя ладонью по ее волосам, улыбнется такой знакомой, светлой улыбкой. Всего лишь три дня прошло с тех пор, как она приехала в этот город, — так много и так мало. С определенного момента ее жизнь, казалось, остановилась, не в силах сдвинуться с мертвой точки. Словно по спирали — она вновь и вновь возвращается сюда, к запертой двери, уходит и снова возвращается… Когда же наступит конец? Она медленно шла по темным, почти не освещенным фонарями ночным улицам, совершенно не задумываясь, куда идет и что с ней будет дальше, не имея понятия ни о времени, ни о пространстве. Просто шла — и вдруг остановилась, пораженная тем, что увидела. Пятиэтажный дом, стоящий слева от дороги, казалось, ничем не отличался от сотен точно таких же домов, если бы… Если бы не знакомый серый столб возле подъезда, красный кирпичный гараж, стоящий чуть наискосок, детские качели, покрашенные когда-то давно голубой краской, превратившейся теперь в подобие серой белковой накипи… Если бы не десятки мелочей, совершенно определенно говорящих ей о том, что она стоит возле дома, из которого убежала вчера вечером.
— Привет.
Его глаза смотрели совершенно спокойно, без малейшего удивления — как будто бы так и должно было быть, что она снова заявилась к нему в квартиру посреди ночи. Не то чтобы он ее ждал, но вообще-то предполагал, что она скоро снова появится…
— Извини, я…
Снова — никакого ответа.
— Я так и буду сама с собой разговаривать?
— Привет. Кажется, мы сегодня виделись.
— Это было вчера. Сегодня — это уже сегодня, — поправила она, пытаясь понять, что же он все-таки сейчас чувствует, о чем думает. — Я не вовремя?
— А ты когда-нибудь бываешь вовремя? Как снег на голову, в своем репертуаре… Проходи, раз пришла.
Он посторонился, отошел от двери. Немного поколебавшись, она все-таки вошла, проклиная себя за то, что минуту назад вообразила себе какую-то чепуху — будто бы все это не случайно. Случайно, не случайно — какая теперь разница? По крайней мере со стороны она выглядела полнейшей дурой. Несколько часов назад сама же его прогнала, при этом ни секунды ни о чем не жалея, а теперь заявилась к нему посреди ночи. И не потому, что хотела, а потому, что ноги сами принесли… Что же, так ему и объяснить? Нелепо, глупо…
— Как ты себя чувствуешь? — Он снова появился в коридоре, сон как рукой сняло. Она улыбнулась.
— Саша, ты меня извини… Я тебя, наверное, разбудила.
— Это не самое ужасное, что может случиться в жизни. Мне все равно через пару часов нужно было вставать — какая разница. — Он махнул рукой и добавил: — Да ладно тебе, не смущайся так сильно. Правда, ничего страшного. Насколько я понимаю, ты сбежала из больницы?
— Сбежала, — подтвердила она, — это было просто невыносимо! Знаешь, мне казалось, что я нахожусь в каком-то замкнутом, безвоздушном пространстве, аж дышать трудно было…
Они сидели на кухне. Молча разлив чай, он достал из шкафа печенье, поставил на стол.
— Ты, может, есть хочешь?
Она отказалась:
— Может, и хочу, но не чувствую… Что мне делать, скажи?
Он вздохнул.
— О чем ты, Алена?
— Я — обо всем. Я здесь совсем одна, в чужом городе… Что мне дальше делать?
Он пожал плечами.
— Твой Максим скоро появится, наверное. Ты же в это веришь.
— А ты, наверное, не веришь…
Он нахмурился.
— Знаешь, Алена, мне все равно. Это твоя жизнь, а у меня, честно говоря, и своих проблем хватает.
— У тебя…
В этот момент он потянулся через стол за сахарницей, наклонился над ней, и она почувствовала его дыхание — близко-близко, увидела глаза и вдруг разглядела на сером фоне мелкие черные точки… А он, случайно коснувшись рукой ее пальцев, внезапно замер. Перед глазами мелькнула и исчезла другая картина — светловолосая девушка на фоне голубого неба… Через секунду он уже размешивал сахар в чашке.
— Но ведь ты обо мне совсем ничего не знаешь.
Алена задумалась, услышав эти слова. На самом деле, она ничего о нем не знала — только его имя. И еще то, что на стене в его комнате висит фотография девушки.
— На самом деле, я о тебе ничего не знаю. Я даже не знаю… Не знаю, где ты спал в ту ночь.
— В ту ночь? — Его брови медленно поползли вверх. — В какую ночь?
— В ту самую, — она почувствовала, что слегка краснеет, и еще сильнее рассердилась на себя за это, — когда я пришла к тебе, а утром очнулась на диване…
Он смотрел на нее, и она видела, как непонимание и удивление в его глазах постепенно вытесняют искры смеха — совсем неуместного, как ей показалось.
— Не вижу в этом ничего смешного, — ответила она на его невысказанный вопрос, нахмурясь, — может быть, ты мне все-таки ответишь…
