Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
Любопытство Уильяма съедает меня. Ему было интересно, как Миллер умудрялся ходить на свидания, избегая секса с теми женщинами. Если свое любопытство я ненавижу, то любопытство Уильяма я просто презираю.
— Если они платят за лучший трах в своей жизни, как ты умудрялся его избегать?
— Не без сложностей, — он убирает с моего лица волосы. — Я не поклонник пустой болтовни.
— Ты болтал? — спрашиваю шокировано.
— Может и сказал пару слов, уделяя внимание. Большую же часть времени я думал о тебе.
— Ох.
— Мы закончили? — задает он вопрос, чувствуя явный дискомфорт от нашего разговора, хотя я нет. А должна бы. Я должна быть довольна предоставленной им информацией, радоваться, что он мне открылся и просветил меня, радоваться, что там не замешаны чувства. Но я не рада. Я слишком заинтригована.
— Я не понимаю, почему женщины хотят тебя… того, — Господи Боже, если бы те женщины почувствовали то, что я чувствую с Миллером Хартом, если бы их боготворили, они бы, я уверена, вышибали двери, чтоб его получить.
— Я даю им оргазм.
— Женщины платят тысячи за оргазм? — взрываюсь я. — Это… — хочу сказать пошло, но потом вспоминаю каждый подаренный Миллером оргазм, и, судя по едва заметной улыбке Миллера, понимаю, что он знает, о чем я думаю. Я продешевила. — Ты заставляешь женщин чувствовать то же, что чувствую я, когда мы в постели?
Он кивает.
— Значит, со мной нет ничего особенного, — говорю обиженно. Мне обидно.
— Готов поклясться в обратном, — возражает он, и я уже хочу поспорить, но он закрывает мне рот своими потрясающими губами, лениво лаская языком. Мысли спутались, и я напрочь забываю, что собиралась сказать. — С тобой есть что-то очень особенное, Оливия.
— Что? — спрашиваю, наслаждаясь его вниманием.
— Ты вызываешь во мне те же невероятные чувства, что я, уверен, вызываю в тебе — что-то, что никогда никому не удавалось и никогда не удастся. У меня был секс с женщинами. Но ни одна встреча не заставляла сердце биться так быстро.
— Ты сказал, это было приятно, — напоминаю, оставаясь приклеенной к нему. — Я не получила ни грамма удовольствия, когда ты обладал мной вот так. А ты? — я абсолютно точно помню, что он кончил.
— Я не чувствовал ничего, кроме стыда до, во время и после.
— Почему?
— Потому что, клянусь собственной жизнью, я бы никогда не запачкал тебя своими грязными прикосновениями.
— Тогда почему ты не остановился?
— Какое-то помутнение сознания, — он отстраняется от моих губ и ерзает, чувствуя себя неуютно. — Когда включается эта лампочка, я не вижу ничего, кроме собственной цели.
— Как от такого женщины получают удовлетворение?
— Они меня желают, а я недоступен. Каждый человек хочет то, что получить не может. — он смотрит на меня внимательно, почти опасливо.
Я разрываю наш зрительный контакт, пытаясь все это осмыслить, но Миллер прерывает ход моих мыслей:
— Тебе известна статистика женских оргазмов, полученных во время вагинального секса?
Поднимаю глаза:
— Нет.
— Это случается безумно редко. Все женщины, которых я трахаю, кончают, когда я внутри них. Мне даже не приходится стараться. Это делает меня талантливым. И востребованным.
Я зависла в тишине, пораженная его прямотой. Он выкладывает все это так, как будто тяжкий груз. Может, так и есть. А еще это изнуряет. Мое бедное невинное сознание сходит с ума и останавливается только на одной маленькой детали. Мой оргазм в номере отеля. Я этого не искала. Меня как будто вырвали из собственного тела. Оно жило собственной жизнью… а потом в потоке мыслей мелькнуло еще кое-что.
— Тебе тогда пришлось мне помочь, — выдыхаю, вспоминая ощущения такой беспомощности и потерянности. — Ты использовал пальцы.
Он хмурится:
— Это делает тебя еще более особенной.
— Я подпортила твою безупречную репутацию.
Он улыбается мне, заставляя тем самым и меня улыбнуться. Это смешно, разделять его веселье, только выбор невелик.
— Высокомерие действительно уродливая эмоция, — шепчет он.
Мои глаза распахиваются:
— Это ты мне говоришь? — усмехаюсь я.
Он пожимает плечами.
— Я могла бы продать историю, — заявляю серьезно и вижу, как его едва заметная улыбка перерастает в редкую, широкую, которую так обожаю. — Самый скандально известный мужской эскорт Лондона раздаривает свое прикосновение, — остаюсь серьезной, наблюдая, как в его глазах продолжают плясать искорки, а губы подрагивают.
— Во сколько мне обойдется твое молчание? — спрашивает он.
Смотрю в потолок и хмурюсь, делая вид, что старательно что-то подсчитываю, хотя на самом деле точно знаю, что собираюсь сказать.
— Пожизненное преклонение.
— Надеюсь, ты подразумеваешь преклонение от меня, — наши губы соприкасаются.
— Исключительно. Ты задолжал мне тысячу фунтов, — бормочу ему в губы, отчего он отстраняется, нахмурив брови. — Я заплатила за товар, который мне не понравился. Хочу назад свои деньги.
— Хочешь получить возврат? — он улыбается секунду, а потом улыбка сходит на нет, и появляется беспокойство. — Я оставил твои деньги на столе.
— Ох, — я поднимаюсь и сажусь на него верхом, совсем не разделяя его озабоченности. Я совсем не хочу тех денег, как и тех тысяч, что остались лежать на том банковском счете, откуда были сняты эти. — Я угостила тебя ужином, — пожимаю плечами.
— Ливи, устрицы и вино не стоят тысячу фунтов.
— Значит, я угостила ужином и оставила очень щедрые чаевые.
Его губы сжимаются в тонкую линию, очевидная попытка сдержать веселье.
— Теперь ты ведешь себя просто глупо.
— А ты ведешь себя нервно.
— Я умоляю, прости!
— Уймись! — падаю ему на грудь и прижимаюсь к нему носом.
Он смеется над моим проигрышем, но крепко меня обнимает:
— Ваша просьба учтена, мисс Тейлор.
Улыбаюсь, чувствуя безмерное счастье:
— Очень хорошо, мистер Харт.
— Нахалка.
— Ты любишь мою дерзость.
Он шумно вздыхает и щекой прижимается к моей макушке.
— Люблю, — шепчет он. — Если ты дерзкая со мной, то люблю это. Большую часть времени.
Его двоякое заявление зависает в голове. Я окончательно и бесповоротно люблю Миллера Харта. Он отклеивает меня от своего тела и снова устраивает спиной к своей груди. Головой лежу на его предплечье, беру его руку, и наши пальцы переплетаются в молчаливом послании.
Никогда не отпущу.
— Недоступный, — шепчу я со вздохом.
— Я совершенно доступен для тебя, Оливия Тейлор, — он уверяет меня, делая глубокий вдох, после чего нежно целует в затылок. — Я никогда в своей жизни не занимался любовью, — я едва слышу его слова. — Только с тобой.
