Моя идеальная ошибка (ЛП) - Хейл Оливия
— То, что происходит между нами, несправедливо по отношению к тебе, и я не могу... Мы не можем позволить этому повториться. Прости.
Я медленно киваю. Алек отступает. Снова. Волна отверженности накрывает, но я не показываю разочарования. Он хочет меня, думаю я. Но не позволяет себе это иметь.
— Ты не готов ни к каким отношениям, — говорю я.
Он молчит, но затем кивает.
— Верно. Ты подруга Конни, и я не хочу мешать вашей дружбе или твоей работе. Мое поведение и так уже перешло все границы.
— Возможно, оно переходит границы, только если нежеланно, — пожимаю я плечами с показным безразличием. — Но решать тебе.
Между нами повисает тишина, мы наблюдаем за детьми. Они необычно мирно играют вместе, день прекрасен, парк наполнен детским смехом, лаем собак и пением птиц. Но холодок в воздухе напоминает о смене сезона и грядущих переменах.
Между нами уже стало холоднее.
Я слышу, как тикают секунды, и жалею, что мы больше не сможем говорить открыто. Общаться так, как он сам хотел. Но, видимо, это касалось только одного вида близости.
Но затем его рука касается моей на пледе.
— Дело не в том, что я не хочу, — говорит он. — Ты же знаешь.
Дыхание учащается, и я сосредотачиваюсь на детях, наблюдая, как мяч катится по усыпанной листьями траве.
— Знаю. Просто хотелось бы, чтобы этого было достаточно.
Его рука задерживается на моей.
— Так и есть.
— Очевидно же, что нет, — шепчу я. — Ты говорил, что чувствуешь вину. Это... из-за меня тоже?
— Изабель, — бормочет он. — Я чувствую себя настолько виноватым, что это просто...
Мяч катится прямо на нас. Алек мгновенно реагирует, выставляя ногу и предотвращая столкновение с корзиной для пикника. Уилла мчится следом и просит отца присоединиться. На этом разговор заканчивается. Мы с Сэмом исследуем окрестности, и день возвращается к детям, как и должно быть в их выходной.
Позже, собираясь на встречу с Конни, я чувствую онемение. И раздражение. Хочется выговориться ей, рассказать о человеке, который сводит меня с ума, которого так долго хотела, но который, даже желая меня, отказывает себе в этом. Но не могу.
Не могу поговорить и с братом, и с сестрой. Они не поймут, возможно, осудят, и мне остается носить это разочарование в себе весь вечер.
По пути к выходу я прохожу мимо гостиной. Алек сидит на диване, по бокам от него дети. Они необычно тихие, уставшие после долгого дня, смотрят мультик и совершенно меня не замечают.
Алек же замечает. Его взгляд скользит по телу, будто на мне что-то вызывающее, а не просто черное платье, пальто и сапоги.
— Я позвонил Маку, — говорит он. — Он внизу и будет ждать после ужина.
— Не стоило.
Алек качает головой.
— Стоило сделать это и в прошлый раз.
— Другим няням предлагали персонального водителя? — спрашиваю я, и в голосе слышится горечь.
Алек хмурится, и молчание намного очевиднее ответа. Он хочет меня, снова думаю я. Просто недостаточно сильно.
— Хорошо проведи время, — говорит он.
— Тебе того же.
Мак и правда ждет в гараже, прислонившись к «Бентли» в наушниках. Выражение лица спокойное и, увидев меня, он улыбается.
Похоже, работа в субботу вечером его не смущает. Но мне все равно неловко.
— Прости, я не знала, что Алек тебя вызвал.
Он отрицательно качает головой, выезжая на дорогу.
— Рад помочь, — говорит он, настраивая радио.
Мак, кажется, улавливает мое настроение, потому что оставляет играть бодрую поп-музыку и не пытается заговорить.
Конни уже в баре, когда я прихожу. Приятно ее видеть. Рыжие волосы мягко обрамляют лицо, а облегающее платье подчеркивает фигуру. Она выглядит уверенной и знакомой, и приятно слушать ее рассказы о новой жизни. Последние месяцы Конни стала еще увереннее, противостоя семье и принимая брак с Габриэлем.
Они хорошо дополняют друг друга. Двое, у которых правильное сочетание сходств и различий.
Кажется далекой мечтой найти такое же для себя.
Она спрашивает о племянниках, но лишь вскользь об Алеке, и я никогда не была так за это благодарна. Не уверена, что смогла бы скрыть раздражение, говоря о нем.
Твой брат замечательный, вот только у него самая железная сила воли из всех, кого встречала, а я профессиональная балерина.
Часть меня переживает за то, что он может чувствовать. Упоминание о вине... Я не представляю себя на его месте. Но от этого не становится легче.
Конни хочет поговорить обо мне, и это почти хуже. У меня нет четких карьерных планов, но перечисляю варианты, и она анализирует их с той же тщательностью, с какой, подозреваю, подходит к работе.
Мы уходим из бара вскоре после одиннадцати. Ни я, ни она не полуночницы, и у входа она обнимает меня на прощание.
— Ты сможешь, — говорит она. — Я знаю, что ты справишься, даже если будущее будет не таким, как ты хотела.
Я обнимаю ее в ответ. Может, Конни права. Решение есть... Просто нужно принять ситуацию.
Мак отвозит меня домой, и я возвращаюсь в темную квартиру. Алека нет на диване, как в прошлый раз, нет его и на кухне. А почему должен? Он все прояснил.
Мы не можем позволить этому повториться.
Я закрываю дверь в комнату с ванной, которая стала моим домом. Смываю макияж и погружаюсь в кровать, наслаждаясь мягкостью матраса. И ругаю Алека. Не открывал электронную книгу, но та все еще у него, и теперь я не могу почитать перед сном.
Я лежу на спине, раздумывая, не сходить ли за ней, когда в дверь спальни раздается стук.
23. Изабель
Два резких стука, затем тишина. Я спускаю ноги с кровати и подхожу к двери с бешено колотящимся сердцем. Это может быть только один человек.
Открываю дверь.
Это он.
Стоит на пороге в одних серых пижамных брюках. Они низко сидят на бедрах, обнажая все остальное. Широкие плечи и грудь, темные завитки волос, рельефный пресс и линию, уходящую под ткань. Видеть его так близко, это тело, отточенное годами тренировок... и это он. Алек.
Стоящий без рубашки возле моей двери.
— Можно войти? — спрашивает он.
Голос низкий, слегка хриплый, а волосы взъерошены, будто он все это время безнадежно проводил по ним рукой.
В правой руке он держит мою электронную книгу.
Сердце замирает, но я киваю и отступаю, пропуская его.
Он останавливается посреди комнаты. Взгляд скользит по неубранной постели, затем по мне, по футболке. Я вдруг остро осознаю, что под ней только простые хлопковые трусики.
Я скрещиваю руки на груди.
— Алек?
Он медленно качает головой.
— Я пытался. Я... к черту. Я прочитал то, что ты оставила, — говорит он. — Это было... очень познавательно.
Он прочитал.
Не могу поверить, что показала ему. Книги, которые выбрала... они пусть и любимые, но их никак не назовешь скромными. Для человека, не читающего романтику, это чистой воды порно.
Но он сказал, что не станет читать.
Провел черту.
— Я не понимаю тебя, — говорю я. — Ты сказал, что не читал. Именно ты заявил, что мы не должны позволить этому снова случиться!
— Не можем, — поправляет он. Выражение лица кажется напряженным. — Я не должен... но не могу перестать думать о тебе. Каждую минуту после нашего разговора я ненавидел себя за то, что все прекратил. Ты засела у меня в голове, милая, и я не могу тебя оттуда выгнать. После той ночи стало только хуже. После прочитанного. Черт, я все время прокручиваю в голове, как ты кончаешь, и хочу слышать это снова, — он сокращает расстояние между нами, беря мое лицо в ладони. Нежный жест, контрастирующий с отчаянием в его глазах. — Я не должен этого делать. Но, черт возьми, не могу держаться подальше.
— В этот раз ты серьезно? — шепчу я.
Алек наклоняется. Поцелуй лишает меня дыхания. Это не те медленные, манящие поцелуи, от которых учащается пульс. Огонь с первого прикосновения.
Он скользит руками по моей спине со стоном, прижимая к себе. У меня никогда не было столько времени, чтобы его исследовать. Пальцы скользят по плечам, по спине. Его кожа теплая, упругая под ладонями.