Любви много не бывает! (СИ) - Варанова Ольга

Голос разума отчаянно убеждал меня, что он переоделся потому что собирался на ужин к моим родителям, а задержался, потому что было много дел. Перед такими масштабными боями у него всегда много дел. И в то же время собственница внутри меня ярко запомнила игривые ужимки Жени.

Его телефон то и дело пиликал, Громов отвечал кому-то и снова прятал гаджет в карман, а подозрения в моей голове множились с каждым новым сообщением. Дико раздражало, что он то и дело на них отвлекается.

Паршивое настроение разбавили перепалки родителей и ироничная улыбка Эда в ответ на их шутливые споры.

— Никого не напоминает? — он пихнул меня локтем и взглядом указал на папу, который на полном серьезе что-то высказывал маме.

Прокомментировать я не успела, у Громова звякнул телефон, и он встал из-за стола так быстро, как будто ему звонили из приемной президента.

— Извините, звонок важный.

И он ушёл от нас куда-то за пределы гостиной, а мама, тут же считав мои эмоции, прекратила споры с отцом и чуть наклонилась ко мне.

— Катюш, у вас всё нормально?

— Да, мам. Всё хорошо, — ответила я, пряча сомнения за глотком апельсинового сока.

— Вино забыли поставить? — спохватился папа. — Надо позвать домработницу, чтобы принесла. Наталья…

— Не надо, пап. Я сама принесу.

Совсем отвыкла от помощников по дому после того, как съехала от родителей, а потому сейчас даже неловко было дергать Наталью в канун женского праздника. Дойдя до кухни, я вытащила бутылку красного сухого, прихватила брют для мамы, и с двумя бутылками вышла обратно в гостиную, но замерла рядом с диваном, расслышав из прилегающего коридора голос Громова:

— Потерпи, сутки остались. Что ты как девочка.

Я невольно напрягла слух и сделала шаг в его сторону. Никогда раньше не слушала его разговоры, но сейчас почему-то сердце застучало быстрее и будто подталкивало меня к этому коридору.

— Не, Катюха не знает. Психанет еще раньше времени.

От звука собственного имени по спине веером разошлись мурашки.

— Ну, конечно, расскажу, куда деваться-то теперь. Или что, думаешь, я тебя поматросил и всё? Завтра на бой придёт, сама догадается. Мне эти прятки по углам уже надоели.

Дальше слушать я не смогла, вернулась к родителям и постаралась нацепить на лицо улыбку, чтобы моя эмпатичная мать снова не стала задавать вопросы, а я не испортила всем вечер.

Через пять минут вернулся Громов, уселся за стол и положил телефон на скатерть. Мой взгляд намертво припечатался к темному экрану, а мозг уговаривал не делать поспешных выводов. Мало ли, с кем и о чем он мог говорить. Может, он вообще имел в виду совсем не то, чем это мне показалось. Тогда что?

— Эдуард, — папа прочистил горло. — Снова что-то планируете?

— Да, завтра женский поединок. Ноу-хау вроде как в наших стенах.

— Женский, стало быть…?

— Девчонки биться будут.

Папа недоверчиво выгнул бровь, а Эд рассмеялся.

— Вот я так же смотрел, когда предложили. А потом глянул на них и…

— Что же, так впечатляюще?

— Еще как! У них азарта… И схватывают на лету все. Старательные, послушные. У меня парни на тренировках ныли, а эти держатся, добавки просят, чтобы побольше погонял.

Еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Еще бы они не просили. Особенно одна. Хлебом не корми, дай у Эда урок взять. Догадываюсь я, чему она там хотела научиться.

— Женька вон сегодня с семи утра в клубе и только вместе со мной закончила. Машина! Да я на нее смотрю и сам зажигаюсь.

— Прости меня, Эдик, — мягко вмешалась мама, приложив к груди руку. — Но, наверное, я никогда не пойму таких развлечений. Ладно мужчины, у них в крови эти споры, драки… Но девушки? Не могу себе представить, чтобы я или Катя, участвовали в таком.

— Вы просто не спортсмены, — хмыкнул беззлобно Эд, отвлекся на новое сообщение, коротко ответил и снова вернулся к нам. — Вам с Катей это и не будет интересно, вы другие. А мы… На одном языке что ли говорим. Этим жить надо, любить. Да, вы правы, наверное, это в крови. Только к полу отношения не имеет.

— Ну, главное, чтобы без травм обошлось, — примирительно улыбнулась мама и подняла бокал.

— И без омона, — добавил дегтя папа, получив от Эда укоризненный взгляд, и тут же миролюбиво улыбнулся. — Давайте за праздник. Пусть и не принято заранее, но…

Я нехотя присоединилась к остальным, хоть пить и праздновать что-либо вообще расхотелось. Остаток вечера Громов так же переписывался с кем-то, а я старалась делать вид, что этого не замечаю, и не смотреть в экран, где могу увидеть то, что мне не понравится. Догадывалась, кто мог ему написывать, и с большим трудом сохраняла самообладание.

Когда мы с ним попрощались с родителями и сели в машину, настроение было на нуле.

— Коза, ты чего груженая такая сегодня? — спросил Эд и включил правый поворотник на выезде из поселка. — Молчала все. Не узнаю тебя. То трещишь без остановки, а тут как воды в рот набрала.

— Перебивать тебя не хотела, так рассказывал интересно про тренировки. Заслушалась.

— Язвишь?

— Нет, ну что ты.

— Кать, что не так опять? — Эд повысил голос, резко дернув рычаг коробки передач и выжимая газ. — Просила приехать, я приехал. Оделся вон, как пингвин. Папе твоему не хамил в этот раз…

— Зато весь вечер или в телефоне сидел, или бойцов своих расхваливал.

— У меня бой завтра!

— Об этом и захочешь забыть — не забудешь, — с сарказмом улыбнулась я и отвернулась к окну. — Даже на семейный ужин этих монстров притащил.

— Папа спросил, я ответил. Или что мне ему сказать надо было? “Не ваше дело, ешьте молча”? И сколько раз повторять, не монстры они, ты ж видела. Что за стереотипы?

— Видела, угу. И Женю эту видела, и беленькую с рыженькой.

— Тааак, а это тут при чем?

— Да ни при чем. Только и слышу целыми днями о них. То до ночи там с ними боксируешь, то в кабинете закрываешься.

— С кем я закрываюсь?

— С Женей этой. С машиной.

Громов фыркнул и закатил глаза.

— Я должен был ей тактику при Валере рассказывать? Чтоб он своих подготовить успел? Катюх, да мне позарез надо, чтобы она завтра выиграла.

— А что, если проиграет, небо разверзнется? Или дождь из дохлых крыс начнется?

— Небо тут, похоже, уже разверзлось, — Эд перехватил руль, сжав его так, что костяшки побелели.

Дальше спорить расхотелось, я уставилась в окно и до самого дома не произнесла ни звука. Громов тоже злился, не в первый раз пытаясь мне доказать, что этот бой ему важен. Я и раньше это хорошо понимала, а сейчас стала четче осознавать, почему именно. Не припомню, чтобы хоть за одного из своих бойцов он переживал так, как за эту Женю.

Дома я сразу легла спать, отвернулась и натянула одеяло до плеч, намекая, что лезть ко мне не стоит, но Эд и не пытался. Так же, как и я, лег ко мне спиной, долго устраивался и сопел, матерясь себе под нос.

Догадки мешали заснуть, а отбросить их не получалось. Меня с ног до головы сжирала ревность и злость на Громова. Эту его Женю я вообще почти ненавидела.

Отключилась только к утру, а проснулась уже в одиночестве. От Громова на подушке лежала только розочка и записка:

“Жду тебя в клубе к шести. С праздником!”

Конечно же, ехать я никуда не собиралась. Еще не хватало глазеть на женский мордобой. Болталась по квартире до самого вечера, размышляя о том, что делать. Когда ревность и обида окончательно меня добили, я села в кухне, где девять месяцев назад началось наше с Эдом тесное знакомство, и обняла себя за плечи, вдруг осознав для себя кое-что важное.

А что, если я для Громова не просто привычка, а ответственность, которая против воли легла на его плечи, и теперь он сам не знает, как ее сбросить, не став при этом подонком? Приручил, позаботился, вырвал меня из лап злодеев. Что, если все чувства ко мне были только жалостью и заботой. Бросить меня теперь с его стороны было бы свинством, но и мне оставаться с мужчиной, для которого я обуза, тоже не хотелось.