Оставь себе Манхэттен - Данжелико П,

Глава 15

– Ненавижу больницы. Мы можем уйти?

Я был в ярости. Во-первых, из-за себя. Именно по моей вине Сидни оказалась в больнице с легким сотрясением, ушибленным плечом и разбитой коленкой. Во-вторых, из-за увиденного. Если бы я не стоял рядом с кушеткой, когда врач разрезала спортивные легинсы Сидни, ни за что не поверил бы своим глазам. Бедра и колени моей жены были покрыты бесчисленными шрамами – длинными, бледными и серебристыми, они выделялись на фоне ее естественного цвета кожи. Тусклые и старые, но различимые. Даже врач была ошеломлена.

Я хотел причинить кому-нибудь боль. Хотел обойти весь мир в поисках того, кто сделал это с ней. Я причинил бы ему намного больше страданий, если бы когда-нибудь нашел этого сукина сына.

– Земля вызывает Скотта, ответь, Скотт.

Внимание вернулось к Сидни.

– Нет, пока врач не скажет, что это для тебя безопасно.

Я с трудом сохранил вежливый тон. В ответ Сидни бросила на меня задумчивый взгляд. Что, по сути, подытожило весь наш короткий разговор, начавшийся, когда она вернулась с МРТ.

– Как скажешь.

Я почувствовал, как на лице появляется улыбка. Сидни была ужасной пациенткой. Как только она очнулась у меня на руках, когда мы вошли в отделение неотложной помощи, стала требовать, чтобы мы поехали домой. Прямо в тот момент, когда я кричал на медсестер и приказывал врачу немедленно оказать ей помощь. Если и оставались какие-то сомнения в том, что я сын своего отца, то эта сцена их развеяла.

Я поправил перекрученную трубку капельницы, выходящую из руки Сидни.

– Спасибо, сестра Рэтчед [16], я в порядке. Мне стало бы еще лучше, если бы мы отправились домой.

Она криво улыбнулась, пытаясь приободрить меня. Ничего не вышло. Каждый раз, когда я смотрел на Сидни – точнее, на повязку у нее на голове, на меня обрушивался поток эмоций, и ни одна из них не была положительной. Мне было невыносимо видеть ее такой маленькой и хрупкой, лежащей на этой кушетке. Словно она больше не была непобедимым влиятельным юристом. Стала живой, настоящей и, следовательно, как любой обычный человек, легко могла пострадать.

– Врач сказала, что за тобой нужно присматривать.

– Присматривать, а не перекрывать мне кислород своей заботой. У меня от всех твоих телодвижений кружится голова.

Это заставило меня молча застыть. Последнее, чего хотелось, – еще больше ее травмировать.

– Серьезно?

– Нет, не совсем. Просто присядь на минутку… – Тонкие черты ее лица изменились, выражение стало задумчивым. – Как ты вообще меня нашел?

– Благодаря красным легинсам.

Она молчала, обдумывая мой ответ. Я задумался, о чем она размышляет.

– Не могу поверить в то, как сильно мне повезло, – рассеянно заметила Сидни.

Она что, шутит? Я с трудом сдержал удивление и не отреагировал слишком бурно.

– Повезло? Тебя могли убить! – почти прокричал я. Как можно считать это удачным стечением обстоятельств? – Мне следовало избавиться от этого быка еще несколько месяцев назад.

– Я имела в виду – мне повезло, что ты нашел меня… Каковы были шансы?

«Я всегда найду тебя». Эти слова громко и ясно прозвучали в голове. Их истинность была настолько очевидна, что я ощутил это каждой клеточкой своего существа.

Сидни выпрямилась, поморщившись, и я поморщился следом за ней, будто смог почувствовать ее боль. Зрелище, как она без сознания лежит на дороге, пока на нее несется бык весом в тонну, отняло у меня десять лет жизни.

Я уложил Тайни одним выстрелом, в тот страшный миг у меня не было возможности облажаться. Мне чертовски повезло, что Сидни надела на пробежку те самые раздражающие красные легинсы: именно благодаря им ее оказалось несложно заметить издалека.

– Скотт, ты побледнел. Ради всего святого, я…

Занавеска, скрывавшая нас от остальных пациентов в отделении неотложной помощи, отодвинулась в сторону.

– Вы готовы к выписке, – войдя внутрь, сказала врач – высокая женщина со смуглой кожей, острым взглядом и короткими черными волосами. – Но только если ваш муж пообещает не спускать с вас глаз.

Сидни улыбнулась.

– Он спас мне жизнь, так что, думаю, не допустит, чтобы его усилия пропали даром.

Я ни за что не выпущу ее из виду ни на минуту. Мое сердце не выдержит, если с ней снова что-то случится.

Следом за врачом вошел медбрат, вытащил из руки Сидни иглу и отодвинул капельницу в сторону.

– Постарайтесь не перенапрягаться в течение следующих двух недель, – попросила врач, смерив Сидни многозначительным взглядом, прежде чем уйти.

Подхватив со стула одежду (все, за исключением легинсов), я передал ее Сидни вместе с парой брюк от медицинской униформы, которые нашел чуть раньше.

– Позволь помочь.

– Сама справлюсь, – сказала она, покачав головой. – В любом случае я просто собиралась накинуть куртку поверх этого. – Она указала на светло-голубой больничный халат, в который была одета.

– У тебя может закружиться голова, и ты упадешь. Перестань быть такой легкомысленной.

На ее губах появилась улыбка. Рука Сидни легла мне на плечо, когда я придерживал для нее брюки, пока она по очереди просовывала в них ноги.

«Твоя», – раздался голос в моей голове.

Как это произошло, уже не имело значения. Судьба свела нас вместе. Теперь Сидни была моей, и я хотел уберечь ее от любых опасностей. Никто и ничто больше не причинит ей боль. Я позабочусь об этом.

Меня охватило незнакомое чувство спокойствия. Оно заставило тревогу, овладевшую мной из-за того, что я чуть не потерял Сидни, отступить. И вот тогда я все осознал. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного, ни к одному человеку, и сразу понял, что это за чувство. Я влюбился в Сидни.

Скотт знал. Он видел шрамы. Выражение его лица – ужас, когда врач разрезала мои легинсы, говорило само за себя. В прошлом я встречалась с парнями, их было немного, но всех я заранее предупреждала о шрамах, готовила к неизбежному. Не могла же я всю жизнь прятать ноги.

Я говорила им, что попала в автомобильную аварию, когда мне было три года, и соглашалась со всеми их предположениями. Отчасти это было правдой: я действительно попала в автомобильную аварию. Только отметины на моем теле появились не из-за этого. Тем не менее людям они казались тем, чем были на самом деле – просто уродливыми шрамами.

Я взглянула на мужчину, сидевшего за рулем, и поняла по его лицу, что он не был готов к разговору об этом. Выражение его лица было непроницаемым. Скотт не произнес ни единого слова с тех пор, как вывел меня из больницы. Мы пробыли в машине всего двадцать минут, а казалось, что прошло уже двадцать тысяч. Тишина стала угнетать меня больше, чем головная боль.

– Отличная машина, – наконец промолвила я, потому что… К черту молчание.

Ворчание. Это все, что я получила в ответ. Вот вам и светская беседа.

Я совсем не помнила, как мы добрались до больницы, и была удивлена, когда Скотт подъехал ко входу в отделение неотложной помощи на черном AMG 500 S, чтобы отвезти нас домой.

Свернув на подъездную дорожку, он припарковался в гараже и обошел машину с пассажирской стороны.

– Тебе необязательно меня нести. Просто дай опереться…

Не обратив на эти слова никакого внимания, он подхватил меня на руки.

– Ох! Ладно, неважно.

Ни малейшего намека на улыбку. У кого-то плохое настроение.

Собаки чуть не сошли с ума при виде нас: прыгали вокруг ног Скотта и лаяли, когда он шел по дому, чтобы отнести меня в новую спальню. Я ужасно скучала по Ромео и Джульетте, пока была в Нью-Йорке. Кто бы мог подумать, что запах вонючих лап может вызвать тоску.

– Тихо! – крикнул Скотт, и собаки, почуяв, что Гринч Скотт вернулся, немедленно перестали лаять.