Преданная (СИ) - Акулова Мария

Глотаю возмущение, обиду, язык, желание поговорить начистоту. Разворачиваюсь на каблуках и возвращаюсь в свою приемную.

Сил не хлопнуть дверью у меня хватает. А вот папка бьется о стол со всей дури.

Желания причинять этому человеку добро с каждым нашим контактом во мне всё меньше и меньше.

Обойдя стол, сажусь в свое кресло и тянусь за телефоном.

Искренне хочется вмазать его чем-то едким. Например зайти в переписку со Спорттоварами и настрочить: «Если вы не хотите множить сплетни — хотя бы отпишитесь!», но вместо этого делаю вдох-выдох и усмиряю себя.

«В аптечке есть таблетки от головной боли, я могу принести»

Он открывает сообщение быстро, а вот отвечает с задержкой — вероятно колеблется. По итогу я читаю обесценивающее:

«Справлюсь»

Ответом Тарнавский как будто умышленно ставит подножку на очередном моем шаге навстречу.

Я хотела бы просто чтобы по-человечески… Но он не заинтересован.

Зато во мне по-прежнему заинтересован другой. Стоит выйти в перечень диалогов, так вверх поднимается тот, в который я предпочла бы в жизни не заходить:

«Сегодня в восемь жду на точке, Юля».

***

«На точке» я оказываюсь первой. Взволнованной и бессильной. Квартира встречает меня темнотой и пусть приятным, но отторгающим запахом дорогой мебели и текстиля.

Мне сложно представить, что может заставить меня остаться здесь добровольно. Точно не мечты о роскошной жизни.

Я жду Руслана Викторовича в совмещенной гостиной и кухне. Стараюсь усмирить нервы и продумать, что буду говорить.

От мысли, что от имени Спорттоваров со мной переписываться мог он, ощутимо мутит. Я уверена на девяносто девять и девять, что не ошибаюсь, но если на секунду представить…

Фу. Не потому, что он проигрывает Тарнавскому в чем-то внешне (уверена, он ни чуть не уступает в турнире женского внимания), но от любого другого человека я подобное не терпела бы. А от Тарнавского… Включаюсь в игру. Жду нового тура. Предвкушаю.

И пусть сейчас я в шоке, но пройдет время, и мы, возможно, снова…

Слышу щелчки ключа в замке. Переживания выступают потом на ладонях и выливаются в тремор рук, который я стараюсь скрыть, плотно сжимая кулаки.

Встречать не выйду. Только с дивана встаю и обхожу его, не издав ни единого звука.

Ключи бьются о специальное блюдо-ключницу. Набойки выстукивают по паркету. Я до ноющей боли в пальцах сжимаю спинку дивана, встречая то ли гостя, то ли хозяина.

Смолин тормозит в дверной арке и проезжается по мне взглядом.

– Вечера, Юля…

Я мямлю:

– Здравствуйте, – и тут же опускаю взгляд в пол. Во рту и грудной клетке копится горечь. Даже думать не хочу, кем меня посчитал бы Тарнавский, знай, что у меня есть ключи от этой квартиры. Что я вот так встречаюсь с его врагом.

Злость и обида за наши разлады не идет ни в какое сравнение с осознанием подлости, которая окружает его. И частью которой добровольно-принудительно стала я.

– Чай не предложишь? – Смолин спрашивает, слегка искривив губы в полуулыбке. Я слишком быстро для спокойного человека вскидываю взгляд.

– Я тут не живу. Не знаю, где у вас чай…

Полуулыбка повторяется. Он со вздохом идет в сторону кухни. Включает свет над островом. Достает стакан и набирает воду из маленького краника.

Пьет жадно, а я пользуюсь возможностью и наблюдаю.

Так же важно, как определять настроение Тарнавского, для меня важно и понимать, в каком настроении мой… Заказчик.

Прекрасно осознаю, что от его настроения мое благополучие зависит в не меньшей степени…

– Дела у тебя как? – Стакан со стуком бьется о камень. Я вздрагиваю и делаю глубокий, разрывающий легкие, вдох.

– Все хорошо, спасибо. Работаю.

Смолин кивает. Вроде бы ненавязчиво постукивает по столешнице, прислонившись к ней же ягодицами, но натянутые до предела нервы воспринимают тихие удары, как угрозу.

Чтобы отвлечься, обвожу комнату взглядом. Торможу на окне.

Может сказать, что хочу… Уволиться?

Но смысл какой? Кто-то мне даст? Ясно же, что нет.

Волной накрывает отчаянье. Горло окольцовывает спазм. Я бы очень хотела просто спрыгнуть. Дайте. Кто-то…

– На меня или на Тарнавского? – Руслан Викторович спрашивает таким же спокойным тоном. Немного меняет угол наклона головы. Я цепенею. Страх, подозреваю, отражается на лице.

Все внутри отмирает, а он улыбается.

– Не трясись, Юль. Это шутка. Я разве тебе плохое что-то сделал?

Активно мотаю головой.

– Ну слава богу. Я даже наоборот, мне кажется, стараюсь сильно не наседать. Когда выходит – радовать…

Мужчина отталкивается от столешницы и возвращается в зону гостиной. Это значит, что приближается ко мне.

Я стараюсь скрыть усилившуюся дрожь. Совсем слабой показывать себя нельзя.

Смолин останавливается с другой стороны дивана. Смотря мне в лицо, расстегивает пиджак и тянется ко внутреннему карману. Достав конверт, ведет им по плотной обивке.

– Что это? – Белая бумага пугает больше ядовитой змеи.

– Аванс.

Мне не надо…

– Есть маленькая задача. Не сложная. Ты справишься…

Поднимаю взгляд. Прошу: «не надо». Бьюсь о стену.

Мое «не надо», «не хочу», «не могу», «не способна» никто не будет слушать.

– Не переживай, Юля. Дело плевое. У твоего судьи – Тарнавского – пару месяцев назад был утерян электронный ключ. Что это – знаешь?

Я-то знаю, но мотаю головой. Смолин улыбается.

– Флешка такая металлическая. С электронной цифровой подписью. Неужели при тебе ни разу ее не накладывал?

Накладывал, конечно, но я снова перевожу голову из стороны в сторону.

– Ну погуглишь значит. Посмотришь, как выглядит. Так вот… Тарнавский ключ нашел, но успел сделать другой. Теперь у него два. Первый, в теории, уже не действует. Но на практике…

Сердце вытесняет гланды. Они давят на корень языка. Меня… Тошнит.

– Да что ты так нервничаешь, Юль? Дело простое. Есть производство, в котором нам нужно снять арест со здания. Для этого – определение судьи. С исполнителем договорено. Он сделает вид, что в душе не ебет, что за судья занимался делом. Тарнавский тоже не узнает…

– Как это не узнает? Он меня… Убьет, – произнести сложно, потому что я не преувеличиваю. Он в последние дни такой, что и убить может.

Но это я продрогла до костей, хотя вокруг тепло, а Смолин в ответ снисходительно улыбается.

Постукивает ребром конверта по спинке дивана.

Я не хочу брать. Не хочу.

– Ты всего лишь возьмешь флешку, Юля. На пару часов. Отдашь человеку. Он все сделает, тебе вернет. Если вдруг что – к тебе ни одна дорожка не приведет. Пока ты делаешь то, что я говорю, – ты в безопасности, Юля. Главное мне не отказывай, иначе…

Угол конверта упирается в кончики моих пальцев. Я чувствую давление – на них, во взгляде, а еще в атмосфере.

Как будто голову сжимают, держа плотно-плотно.

Хочу изо всех сил взбрыкнуть и мотнуть, но хват не предполагает такой опции. Попытаюсь – болевые ощущения усилятся. Буду настаивать – лопну, как арбуз. Поэтому я… Киваю.

– В четверг надо. Найди пока, где хранит, и жди, я маякну.

Перед глазами – вспышки. Последние силы покидают тело. Я уже не слушаю, но Смолин продолжает, будто издеваясь:

– Как отдохнули, кстати? Лиза говорила, ты с ними была на выходных. Я рад, что ты теперь нормально можешь отдыхать. Хорошо иметь возможности, правда же, Юль?

Глава 24

Глава 24

Юля

Поле возможностей для применения тактики условно безопасного бездействия сужается. Это чувствуется, как будто на горле сжимается кольцо. Комфорта ноль. Страх выступает липким потом на спине. Вдохи — с усилием.

Я почти не сплю ночью после встречи со Смолиным. Колотит на адреналине. Даже плакать пытаюсь, но не получается. Пара жалобных всхлипов и все. Сухость. Глаза нараспашку. На грудь давит невидимый камень. Что делать? Что с этим всем делать?