Игра. Вторая жизнь (СИ) - Лебецкая Екатерина

Подожди, Бельчонок. — говорю сам себе.

Не хочу ее оставлять. Но мне нужно самому успокоиться перед тем, как успокаивать ее.

Шаха нашёл на стоянке и сразу же врезал. Раз, два, три… Он не сопротивлялся. Может не хотел, а может просто не мог, потому что бил я с такой зверской силой, что отдача причиняла боль и мне.

— Ром… — услышал я голос Бельчонка. Отвлёкся и пропустил удар, за которым уже летел следующий…

И тут моя девочка сделала шаг и стала между нами. Прикрыла меня собой. Не побоялась, бросилась под удар, чтобы защитить меня. На автомате прикрыл её затылок руками, но Шах только замахнулся, не сделав выпад, завис с сжатым кулаком. Наверно, как и я не ожидал от девчонки такого. Притянул Бельчонка, что есть сил к себе и прорычал:

— Свалили все.

На парковке собралась приличная толпа зевак.

От моего резкого голоса Бельчонок дернулась, хотела отстраниться, но я не позволил.

— Ещё минуту. Постой со мной так еще минуту.

Она обняла меня и стала легонько похлопывать ладошкой по спине, успокаивая меня. Стоял как пришибленный, готовый заплакать прямо сейчас. Так эта девочка меня размотала, сломала, доказала, что я могу любить и что меня можно любить. Любить чисто, бескорыстно и самоотверженно.

Я мог бы не двигать вечность, но Бельчонок подняла на меня свои, лишающие рассудка, глаза и сказала:

— Ром, у тебя кровь…

— Дурочка моя… — улыбнулся я. — И что мне с тобой делать?

— Любить…

Глава 30

Катя

— Бельчонок, давай сыграем в «Да». — предложил Ветров, когда мы припарковались около студии.

— Давай. — сказала я, продолжая гладить почти зажившие костяшки пальцев.

— Хочу, чтобы ты поздравила меня с Днем Рождения первая.

Это было три дня назад, тогда мы виделись с Ромой в последний раз. А потом он уехал по делам фитнес клуба. Три дня без него это сущая пытка. Мы созванивались, строчили по сотне сообщений в день, но этого так мало. За последнее дни мы словно приросли друг к другу. После того случая с Шахом Рома не отпускает меня не на шаг от себя, даже не так он следует за мной везде — он отводит меня на пару перед звонком, после звонка уже стоит у аудитории, дожидаясь. Дорога на работу и с работы это тоже его время и моё любимое, потому что мы только вдвоём. Я слежу за каждым его движением пока он ведет машину, любуюсь его лицом, руками, телом. Рассматриваю, не отводя глаз, и не боюсь, что он меня поймает. Я не прячу больше своих чувств, я готова показывать их Роме. Что я и делаю. Утром вместо «привет» я висну на шее и жарко-жарко целую. Каждую перемену, я как ремень безопасности, обхватываю своими руками его грудь и дышу им. Я так забываюсь, теряюсь, растворяюсь в этой близости, что часто не слышу, что мне говорят другие, но его голос я уловлю даже за километр, его «Бельчонок» заставляет меня трепетать и каждой клеточкой тянуться к нему. И я яро тянусь, потому что это уже сильнее меня. Мое тело ноет, если на нем нет рук Ромы. Его касания привязали меня, приручили как дикого котёнка, который мурлычет и выгибает спинку, когда его гладят. Я больше не способна держаться от него на расстоянии, даже сантиметр между нами для меня пропасть. Я не хочу бороться с желанием, я хочу получить Рому себе и хочу отдаться ему сама. Хочу, чтобы он был моим первым и единственным мужчиной. Потому что я люблю его, а он любит меня. И пусть наши уста не сказали еще этих слов, но глаза… Глаза сказали намного больше, чем простое «люблю» — мы часть друг друга и только вместе мы целое… Целое, которое не разрушится ни завтра, не послезавтра, и вообще у нас впереди целая жизнь. Вместе и навсегда.

— Торт? — фыркнула Настя. — Ты серьезно собираешься дарить Ветрову торт и шарики?

— Ну не только. Я еще купила браслет с гравировкой и… — я замялась, смущалась признаться, но всё-таки решила сказать, потому что мне нужна была помощь и совет подруг. — Я хочу признаться Роме в чувствах и хочу… с ним…

— Да, не мнись ты уже. — пробухтела Настя, пока я подбирала слова. — Поняли мы, какой основной подарок ожидает Ветрова. Богданова в кружевных стрингах и с красным бантом.

Я замотала головой. А Настя с Машкой засмеялись.

Я действительно купила кружевной почти прозрачный комплект белья. И не только его. Было еще черное платье и чулки. Я готовилась к дню рождения Ромы как к самому важному событию моей жизни. Мои подруги и друзья Ромы мне в этом помогли.

И вот суббота одиннадцатого декабря восемь ноль ноль и я топчусь под дверью у именинника, чтобы быть первой.

Несколько минут перед тем, как нажать на дверной звонок, я стою прислонившись лбом к холодной металической двери и повторяю, как заведённая:

— Все будет хорошо. Рома меня не обидит. Он меня любит.

Пора. Иначе я совсем себя накручу и слова вымолвить не смогу, а мне так много нужно сказать Роме.

— С Днем Рождения! — выкрикиваю я, как только дверь открывается, и протягиваю парню охапку воздушных шариков. Рома не успевает их взять и они разлетаются, заполняю всю прихожую.

— Красиво… Как в детстве… — сухо говорит Ветров. Настя была права — с шариками я ошиблась. — Проходи.

Снимаю пуховик и жду реакцию Ромы на мой новый образ. Но парень уже развернулся и двинулся в глубь квартиры. Странное щемящее чувство накатывает на меня, но я игнорирую его. Широко улыбаюсь и иду вперед за Ромой. Он стоит посреди большой светлой гостиной соединенной с кухней.

— Подержи торт. Я зажгу свечку, и ты загадаешь желание…

— Рома уже загадал желание, и я его уже исполнила.

Из соседней комнаты выходит Карина Малиновская в белой мужской рубашке, накинутой на голое загорелое тело. Красивая. Светлые волосы, рубашка, босые ноги. Как нимфа. Мне в своем платье далеко до такой красоты. И да, мне проще жалеть себя за внешний вид, чем думать о том, что меня предали.

— Ты опоздала, Богданова. — не смотрю на нее, но чувствую ее триумф и пусть. Только бы хватило сил выстоять. Стоять, пока моё сердце будут топтать. — Я поздравила Ромку первая. Медленно снимая друг с друга одежду, мы ждали, когда часы пробью двенадцать. Отсчитывали секунды и целовались, а в полночь он вошел в меня. Романтично? Правда, Богданова? Это было очень романтично, а еще жарко, страстно и незабываемо. Уверена, Ромка запомнит этот день рождения на всю жизнь.

Я даже не заметила слёз, которые ручьями текли по моим щекам и оседали на торт солёными капельками росы.

— Одно из сердечек расползлось, а я их так старательно вырисовывала. Машка хотела, но мне важно было самой. Зачем только старалась, идиотка? — думала я, пока мое сердце также расползалось. Только оно было живое, моё, а не из глазури.

Больно? Пока нет.

Сейчас обидно. Обидно за потраченное время, за неоцененные старания и возлагаемые надежды. Надежды на то, что этот грёбаный торт может иметь какое-то особенное значение для мажора Ромы Ветрова. Нет, ему плевать, он уже сыт. Было вкусно и горячо. Он уже наелся, возможно даже переел сладкого. Только почему от этого так тошно мне, почему мой желудок скрутило в тугой узел, почему у меня в горле мерзкий противный вязкий ком, почему мои руки ходят ходуном.

Тарелка падает и разбивается вдребезги о каменный пол, а торт превращается в распластанную бисквитную лепешку с надписью «Happy birthday».

— Прикольно, Богданова, а как символично… — иронизирует мой мозг. — Уже ничего не склеишь…

Но моё сердце не слышит замечаний мозга, не верит в происходящее…

Машинально присаживаюсь и собираю осколки. Слезы застилают глаза, но я на ощупь пытаюсь всё соединить, ведь чувства не тарелка.

— Бельчонок… Ты порезалась! — Ветров тряхнул меня за плечи. — Твою мать, отпусти ты это стекло.

Глупые слёзы не заканчивались, капали на колени. Стряхнула осколки и сжала окровавленную руку в кулак.

— Отпускаю. — сказала я беззвучно, одними губами. — Я отпускаю тебя, Рома.

Вскочила и выбежала из квартиры, захватив пуховик и оставив в прихожей коробку с браслетом, на котором было выгравировано «The part of me…» («часть меня»).