Не обещай (СИ) - Ренцен Фло

— Так тебя все это подогрело, м-м-м? — осведомляется он.

— А че? — я, пробравшись к нему в джинсы и ущипнув за задницу. — Думаешь, устал, значит, ниче не будет?

Думаю, устал. Наверно, даже очень.

Прищуривается на меня, будто только что как следует разглядел. Проводит рукой по моим волосам. Сегодня утром я долго с ними возилась, результаты моей возни продержались до вечера и даже от похода в бордель не пострадали. Рик тоже это заметил и теперь отдает им должное — приподнимает пряди, будто чтобы полюбоваться ими на свету, и говорит с хрипловато-мягким восхищением:

— Красивые.

— Я думала, блондины брюнеток любят. Девушек южного типа.

— Может и любят, — пожимает плечами Рик, едва заметно осклабившись.

Читай: «я не блондин» или «я не люблю южных девушек»?.. Или «мне всякие нравятся»?..

Не знаю и не переспрашиваю.

Пока Рик принюхивается к моим волосам, глубоко и шумно вдыхая, моя рука у него в штанах оглаживает его и успевает описать полукруг. Таким образом с упругой задницы она переключается на потвердевший член.

Пусть он там определяется, думаю, каких он любит, а сама сдергиваю с него все, что ниже пояса и чуть ли не коленом толкаю на кровать.

Он не боится за свое достоинство, доверяет его моим рукам. Знает, что я не обижу. Или может, подстраховывается и отвлекает: сладостно заполняет языком мое горло. Я отрываюсь только, чтобы облизать свою руку, затем возвращаюсь ртом к его рту. Моя рука отправляется скользить по его члену, а он сквозь поцелуи одобрительным мычанием приветствует ее там.

— Нравится? — я нависла над ним и дрочу его быстрее. Моя левая ласкает его под футболкой, пролезает-прокрадывается назад и сдавливает ему затылок. И от кого я только такому научилась...

— Нормально... — он тоже стягивает с меня джинсы, трусики и неторопливо, негрубо, но глубоко проникает в меня ладонью. — Как я люблю. С перчиком.

Что-то мелко и возмущенно разрывается во мне подобно маленькой, бешеной петарде, похолодевшая спина покрывается испариной возбужденной веселости. Возмущенно оттого, что он вспомнил именно это, гад, и специально ляпнул. Возбужденной оттого, что мне кайфово. Веселости оттого, как смешно он подкалывает меня.

Он знал, что так будет, знал, что это заведет меня, или просто сказал то, что подумал?

Что бы он в этот миг ни прочитал у меня на лице — что-то заставляет его действовать быстро: одной рукой он оттаскивает мою руку от своего члена, другой нагибает меня и надевает на него мой рот, вращает мою голову вокруг него.

Я позволяю ему управлять мной, вытащить его у меня изо рта и, приподняв меня за бедра, насадить на него. Пусть его пальцы впиваются ко мне в попу, пусть его бедра врезают его член в меня, сталкивают его с моей плотью.

— Да, давай, — поощряю его я, завожусь и впрыгиваю с ним в жаркую синхронность.

— Че, вставляет? — он поднимается ко мне, уткнувшись куда-то ко мне под кофту, выискивает ртом сосок.

— Годится, — хвалю я и ритмично шлепаюсь на нем, подгоняемая его ладонями.

Кофта сползает, он оголяет меня совсем. Сжимает сосок плотно, одними губами. Не режет, не кусает — просто придавливает и смотрит на сосок, на всю трепещущую, колышущуюся перед его носом грудь. Затем дает моим рукам обхватить его лицо, зарыть у меня между грудями.

Все это время он ведет меня членом, задает такт моим бедрам. На лице его, где бы оно ни было, вминалось ли в мою грудь или разглядывало бы меня — жадное, нескрываемое удовольствие.

«Зверюга. Вечно ему ухватиться за что-нибудь надо. Прижать. Силу показать» — думаю, а сама чуть не смеюсь от радости.

Так и говорю ему:

— Зверюга.

Он издает нечленораздельный звук — то ли мне, то ли сиське у него во рту. Должно быть, это рычание, как и подобает зверюге.

— А я кто?.. М-м, скажи, кто я? — придушиваю его, тыкаю пальчиком в щеку, будто шлепаю — пусть звереет, пусть заломает мне руки, пусть сдавит запястья. Силу его хочу, хочу его нежное зверство, его жаркую злость. Трахаю его сверху и зову их, зову...

Но он не дает себя спровоцировать и сила его в том еще больше.

Оскаливается ласково-насмешливо, будто я его любимая игрушка, услада, слабость его, целует мой пальчик. Проводит пальцем по моей щеке — а-а, сам виноват: хватаю его зубами за палец. Грызанув легонько, заглатываю, посасываю и ухмыляюсь сама. Он улыбается еще шире. Понимаем друг друга.

Понимает, чего хочу и делает: не заламывает, но лежит себе и, ухмыляясь, вонзается в меня навстречу мягкому, мокрому прыганью моей взбеленившейся плоти.

Ах... да.... да... так... ТАК, мать твою, так...

— О, Ри-и-ик!!! РИ-И-ИК!!! О-О!!!

Он так и не сказал мне, кто я, зато я говорю ему, кто он... кто он... КТО ОН...

Взбесившиеся бедра ездят на нем в экстазе на пятой... шестой... черт их знает, какой скорости... седьмой скорости... и той, что после нее... есть у нас с ним такая... Мокро ездят... липко ездят...

Ему хватает скорости. Снова он хватается за мою попу, впрыгивает в меня, подбрасывает над собой. Своей улыбкой тянется к прыгающим грудям, всем в капельках пота. Его лицо ныряет в них, они пошлепывают его по щекам — и на лице его полный кайф, оно теперь тоже мокрое, он аж зажмуривается, приоткрывает рот... а я свой и не закрывала, звала его. Теперь откидываюсь назад, чтобы он полюбовался на меня, мокрую, кончающую, все еще кончающую... все еще... все еще...

Смеюсь от кайфа, от радости, подаренной мне его телом. На него росинками падают с моего тела капельки пота, а между нашими бедрами мокрое хлюпанье.

Продолжаю на нем свои плюханья, пока не ослабевает инерция, и я не погружаюсь в легкое оцепенение. Он все завершает сам.

Под предлогом, что теперь надо освежиться, не даю ему заснуть.

Мыться зачем-то идем вместе. Надо бы побыстрей — и на боковую, но в меня будто бес вселился.

— Та-а-ак... — когда под душем беру его в рот.

Рик почти нехотя «поднимается», а я хлопаю в ладоши.

Рик тыкает мою попу, и вместе с душем обрушивает на меня дождинки смеха и сладострастия.

— Ты че делаешь! — пищу почти.

— Кнопку ищу... — он продолжает тыкать.

— Ну че ты делаешь, ну...

– Кнопку ищу... Подожди, дай найду...

— Да че ты делаешь...

— Да кнопку ищу...

— Какую еще кнопку?

— Ну, тормоза где у тебя?..

— Ты ж хотел...

— Че хотел... че хотел, м-м?..

— Сказать, кто я...

Не отвечает. Затем, вероятно, чтобы помурыжить меня в целях наказания, заворачивает в полотенце и сваливает в постель.

— И кто я?.. — осведомляюсь на всякий случай.

— Моя сучка с перчиком.

Ответ его провоцирует новые хихиканья, и я опять к нему лезу. Он, кажется, устал и реально хочет спать, но я не отстаю.

— Так-к-к... а ну-ка... — полушутя-полусерьезно злится он и хватает меня за попу.

Меня подтаскивают к краю кровати и резковато — но мне и от этого не больно — всовывают в меня член. В дымке дерзкого наслаждения ощущаю, что отделывают меня уже почти недовольно — сзади, жестко, со шлепками по заднице, прикусывая ухо и затылок.

Из меня вырываются недоуменно-задыхающиеся звуки — а он еле-еле дает мне кончить.

— Ты куда-а... — беснуюсь я.

А он уже грубо сует хер мне в горло и трахает глубоко, до слез на моих глазах...

Заглатываю его полузадушенно, но похотливо, он давит мне рукой под горло, другой наталкивает с затылка... да-а... в глазах темнеет, но — да-а-а...

Кончает мне в рот, а потом, пока я сглатываю, сжимает мои щеки и спрашивает, прижавшись носом к моему носу:

— Ну че, хватит те?.. — щелкает по носу: — М-м-м? Ух-м-м, ебалка ненасытная... затрахала... Спать не даешь...

А я, сглотнув, со смехом пытаюсь стукнуть кулачком ему под дых:

— Сон еще заслужить надо.

Он ловит мой кулачок, целует:

– Я, блять, не заслужил или че.

Мы с ним больше мычим и возимся, да так и засыпаем, а вопрос «кто — кого?» в очередной раз остается нерешенным.