Запретные навсегда (ЛП) - Джеймс М. Р.

— Я так по тебе скучала, — шепчу я ему в губы, когда он на мгновение отстраняется, чтобы отдышаться. Затем его губы снова прижимаются к моим, теплые и мягкие, и погружают меня в чувства, с которыми, как мне казалось, я распрощалась навсегда.

С другой стороны прохода доносится звук, кто-то прочищает горло, и мы с Максом отрываемся друг от друга, чтобы увидеть Наталью, ухмыляющуюся нам со своего места, выглядящую сонной и совершенно довольной.

— Что ж, я вижу, вы двое наверстываете упущенное.

Я краснею, отпуская Макса, чтобы проскользнуть обратно на свое место. Натали смеется, поджимая под себя ноги, в то время как Макс слегка краснеет за воротничком, прочищая горло.

— Я бы посоветовала снять номер, и это не совсем тот частный самолет, — беспечно говорит она, и я не могу удержаться от смеха. В конце концов, всего несколько мгновений назад я думала о том же самом.

— Я думаю, нам обеим придется привыкнуть к некоторым понижениям, — криво говорю я ей, и Наталья поднимает бровь.

— Чем ты занималась до этого, из-за чего тебе пришлось летать на частных самолетах? Или этот парень более обеспечен, чем кажется? — Она поддразнивающе кивает в сторону Макса, чья покрасневшая шея становится немного темнее.

— Ну… да, но дело не в этом. — Я замолкаю, моим первым инстинктом является мысль о том, как много я должна ей рассказать, но я понимаю, что это больше не имеет значения. Наталья сейчас находится в том же положении, что и все мы, в бегах, ее разыскивают опасные люди за то, что она натворила.

Всегда есть шанс, что при благоприятных обстоятельствах она могла бы продать нас ради собственной безопасности, мне неприятно даже думать об этом, но я не верю, что Левин взял бы ее с нами, если бы действительно думал, что это возможно. И тут, глядя на нее, меня осеняет, что нечто, чего я никогда не могла представить себе в самых смелых мечтах, находится здесь, сейчас, и смотрит на меня в ответ: член кровной семьи, сестра, то, чего я никогда не знала и не представляла, что у меня есть.

Сестра, которая помогла спасти меня.

Еще раз сжимая руку Макса, я встаю, проскальзываю мимо него, пересекаю проход и сажусь рядом с Натальей.

— Ну, — медленно говорю я, поджимая под себя ноги на сиденье, отражая ее отражение в зеркале. — У нас есть около пяти часов, прежде чем мы доберемся до Санторини, верно? Итак, если ты хочешь услышать о том, где я жила до этого, я думаю, у нас достаточно времени.

21

САША

К тому времени, как самолет начинает снижаться, Наталья знает о моей жизни в Нью-Йорке почти столько же, сколько Макс. Она внимательно слушала, задавая мне десятки вопросов, и это застало меня врасплох, насколько сильно она, казалось, хотела знать…насколько ей было небезразлично.

Я опустила некоторые из худших моментов, чувствуя, что мы знаем друг друга недостаточно долго, чтобы рассказать ей об этом. Я кратко рассказала о том, как добралась до Нью-Йорка, признав, что стала жертвой торговли людьми, но я пропустила то, что произошло в складских доках, сказав только, что Виктор в конечном итоге вывел меня из этой ситуации.

Наталья поджала губы, нахмурившись.

— Разве не он тот в первую очередь, из-за кого ты стала жертвой торговли людьми?

— Поверь мне, я потратила много времени, а он потратил много денег на терапию, сосредоточившись именно на этом вопросе, — криво усмехнулась я. — После этого многое изменилось. Я знаю, это звучит банально, сказать, что он другой человек, но…это так. И Макс тоже не стал бы продолжать работать на него, если бы это было не так.

Макс кивнул.

— Это сложно, — добавил он, за что я была благодарна. — Это заняло бы больше времени, чем у нас есть, чтобы объяснить все это.

Я также не рассказывала о том, что произошло у Алексея. Однажды, сказала я себе, чтобы смягчить легкий укол вины, который я почувствовала при мысли о том, что не была полностью откровенна, когда Наталья проявила такой большой интерес к знакомству со мной. Когда все это останется далеко позади, когда я не буду дрожать от толчков ужаса близкой смерти, когда я смогу говорить об этом так, как будто это произошло давным-давно, а не чуть больше года назад. Тогда я все ей расскажу.

Я придерживалась более приятных вещей, рассказывала ей о детях Катерины, о вечеринке по случаю дня рождения, о встрече с Максом. Я избирательно выбирала, о чем ей рассказать, и, к моему удивлению, рассказать было еще о чем. Это было напоминанием о том, как много хорошего там было. Это также было напоминанием о том, что я потеряла, к чему, возможно, не смогу вернуться. Я пытаюсь отогнать эти мысли сейчас, когда самолет останавливается в частном ангаре, и Левин встает с того места, где он все еще сидел впереди, жестом указывая нам.

— Снаружи нас ждет машина, — спокойно говорит он, глядя в окно. — Поехали.

Садиться в чужую машину, это не то, от чего я в восторге, но я слишком доверяю Максу и Левину, чтобы спорить. Мы все следуем за Левиным вниз по ступенькам и через взлетно-посадочную полосу к стоящей на холостом ходу машине с водителем, пожилым мужчиной с морщинистым лицом, который молча сидит и ждет нас.

Всю поездку мы все молчим. Пальцы Макса переплетаются с моими, и я благодарна за эту связь. Неопределенность всего этого вызывает у меня легкую тошноту. За последние несколько дней у меня было столько страха и неуверенности, что мне хватило бы на всю жизнь. Все, чего я хочу, это быть где-нибудь в безопасности, где я смогу спрятаться в объятиях Макса и на мгновение перестать бояться. Но я всегда знала, что быть с Максом означает безопасность. Я имела в виду это тогда и имею в виду сейчас.

Однажды мы снова будем в безопасности, говорю я себе, пока машина петляет по сужающимся дорогам к гладким белым домам вдоль пляжа. Я выглядываю в тонированное окно, темнота скрывает большую часть пейзажа, пока машина ползет вперед, в конце концов останавливаясь перед виллой, которая в два раза больше большинства домов.

Водитель ничего не говорит, только выходит и открывает одну из дверей. Мы выскальзываем, моя рука все еще в руке Макса, меня накатывает волна дурного предчувствия. Я немного расслабляюсь, только когда вижу узнавание на лице Макса.

— Ты знаешь это место? — Спрашиваю я шепотом, когда Левин и Наталья подходят, чтобы присоединиться к нам.

Макс кивает.

— Я уже был здесь однажды. Это…

Его голос затихает, когда мы останавливаемся перед виллой, Левин ведет нас, сталкиваясь с тремя мужчинами в черных костюмах, стоящими у входной двери. Их позы мгновенно напрягаются, но Левин остается таким же расслабленным, как всегда, одаривая их приятной улыбкой.

— Смерть — это милость, — хладнокровно произносит Левин, и мужчины, не дрогнув, расступаются.

Они даже не смотрят на нас, когда мы переступаем порог, какой бы пароль ни произнес Левин, это дает нам мгновенный доступ на виллу. Дверь ведет во внутренний дворик с белыми занавесками, слегка колышущимися на мягком океанском бризе, разбросанными по нему шезлонгами и подушками… и больше тут никого нет.

Я вижу, как Левин слегка напрягается, его голубые глаза настороженно бегают по сторонам. Тогда я понимаю, что, хотя тот, кто владеет этой виллой, возможно, был нашей лучшей надеждой, она тоже, возможно, не совсем безопасное убежище для нас. Трудно осознать, что для нас где бы то ни было осталось так мало безопасности. Но я в большей безопасности, чем была вчера, пистолет, приставленный к моей голове, по крайней мере, сейчас отведен в сторону, и это небольшое облегчение.

Дверь в дальнем конце патио открывается, и оттуда выходит высокий мужчина, одетый в облегающий костюм, его густые черные волосы убраны с лица. Он опасно красив, с острой щетиной на подбородке, высокими скулами и блестящими зелеными глазами. Я вижу, как Наталья мгновенно оживляется, ее собственные глаза с интересом сужаются, когда она наблюдает, как он направляется к нам, как особенно любопытная кошка. Мужчина шагает к нам с напускной уверенностью, его внимание сосредоточено на Левине.