Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля

Я переглядываюсь с Гелей и пытаюсь скрыть ликование. Я боялся, что будет сложно уговорить тренера выпустить меня на поле, но теперь все становится проще. Моя травма не такая свежая.

Но восторг рвется наружу, и я говорю:

— Не боись, автобус ставить не придется*.

— Ага, — Богдан криво улыбается, — не перестарайся только.

Я внимательно всматриваюсь в его лицо и поворачиваюсь к Геле:

— Ты ему рассказала?

— Нет! — горячо заверяет она, тут же сдуваясь. — Он сам понял, Вань. Честно, я ничего!..

— Да все в порядке, Котенок.

Богдан выпускает смешок через иронично изогнутые губы:

— Не переживай, твой Котенок реально ничего не говорил. Просто брату врать не умеет.

Я говорю:

— Не самое плохое качество.

— Согласен. А насчет ноги…Слушай, я не лезу, но надеюсь, что ты там не убиваешься, вот и все.

— Геля меня тормозит.

Я бросаю на нее короткий взгляд, большим пальцем глажу ее кисть, нащупывая тонкую пястную косточку. Я не сильно рассчитывал, что она сохранит наши тренировки в тайне, от брата так точно. Но приятно знать, что она пыталась.

— Главное, чтобы ваш отец не знал, — озвучиваю вслух свою главную тревогу, — а то через пять минут и мой будет в курсе, а еще через десять я уже буду сидеть в подвале на привязи.

Мы втроем обмениваемся немного нервными улыбками. Мы слишком давно знакомы, загоны моего отца насчет футбола Субботины знают так же хорошо, как и я.

— За это не волнуйся.

— Слушайте, — говорю я, — мне тут в голову пришла одна глупая идея. Как думаете, отец мог заплатить…ну, за мою травму?

Ангелина отвечает моментально и даже несколько резко:

— Нет!

Смутившись от наших внимательных взглядов, она поясняет уже спокойнее:

— Мы Вадима Антоновича знаем достаточно хорошо. Мы с ним не живем, конечно, это другое. Но я уверена, что, хоть он человек очень сложный, он тебя любит, Вань. Платить кому-то за то, чтобы тебя так убрали — это слишком грязно. Бо, ты согласен?

Богдан кивает, но как будто соглашаться все же не спешит. Я же качаю головой:

— Он агент, для него нет слишком грязных приемов.

— Даже в отношении собственного сына? Не дури, Громов.

— Думаешь, он бы не воспользовался своим влиянием?

Геля задумчиво закусывает губу:

— Если бы ему было нужно, воспользовался бы. Но не так. Это слишком в лоб, понимаешь? Он как-то тоньше, хитрее. Если бы он что-то сделал, ты бы никогда об этом не догадался.

Я понимаю, что мое лицо страдальчески исказилось, только когда она поднимает руку и проводит указательным пальцем между моих бровей. Потом кладет ладонь мне на щеку, и все ненужные мысли тут же выветриваются из головы. От каждого ее прикосновения торкает жестко, даже от самого легкого и невинного.

Я замолкаю, любуясь аккуратным носиком, ассиметричными губами, которые так приятно целовать, разглядываю даже гладкий лоб, который чуть напряжен от мыслей.

Потому пропускаю момент, когда мы подходим к школе. Слышу сразу восторженный вопль:

— Суббота! Капец! Предупредить нельзя было?! У меня тахикардия, инфаркт, инсульт!

Офигевшим взглядом нахожу источник звука, и конечно это подруга Гели — Абрикосова Арина. Тот еще персонаж. Смеюсь, пока она слетает со школьного крыльца и атакует Ангелину крепкими объятиями. Нехотя отпускаю ее руку, чтобы дать девочкам наобниматься.

— Чего ты орешь, ненормальная?

— А ты на какую реакцию рассчитывала? Мы этого с какого класса ждали, с седьмого?

— Тихо, малохольная, — шикает Геля.

Я соображаю слишком туго, как и полагается типичному футболисту. Оборачиваюсь на Богдана, который почему-то напряженно замер и снова хмуро смотрит исподлобья. Но уже не на меня, а на девчонок.

— С какого класса ждали? — уточняю обескураженно, не догоняя суть.

Геля хватает меня за плечо и говорит:

— Неважно! Она у нас немного, ну, странненькая.

— Я?! — вопит Абрикосова возмущенно.

— Ага, тепленькая, — поясняет Богдан с каким-то мстительным удовольствием.

— Главное, что ты, Субботин, супер адекватный.

— Сомневалась?

— Да не дай боже!

Геля закатывает глаза и встает между братом и подругой:

— Тихо вы. Бесит, когда ругаетесь, понятно?

Информации и эмоций слишком много со всех сторон, поэтому я немного теряюсь. Но делаю то, что, как мне кажется, должно успокоить Гелю и совершенно точно успокоит меня.

Кладу ладонь сзади на шею своей девочке и притягиваю ее к себе. Нежно целую напряженные губы, заставляя ее расслабиться. Слишком льстит моему самолюбию то, как она тут же отзывается и подается ко мне всем телом. Целуемся мягко, снова изучая друг друга. Я успел полюбить это ощущение.

— Ребят, — слышу настойчивый голос Арины и отстраняюсь.

Смаргиваю и оглядываюсь.

Абрикосова тем временем тихо, но очень естественно подражает собачьему лаю:

— Буф, вуф! Берегитесь, утки, терьеры взяли след.

Я веду взглядом в сторону и напарываюсь, конечно, на Зайцеву с подружками.

— Терьеры? — хмыкает Богдан. — Скорее похожи на ротвейлеров.

*ставить автобус — на футбольном сленге название сверхосторожной оборонительной тактики, которая заключается в использовании почти всех полевых игроков на своей половине поля

Глава 42

Неосознанно я притягиваю Гелю ближе к себе и прижимаю к своему боку. Встречаюсь взглядом с Аленой и четко понимаю, что ничего хорошо ждать от нее не стоит. Все нутро неприятно холодит. Я машинально перебираю в голове, что рассказывал ей о себе, чем делился. Думаю, может ли она какой-то информацией воспользоваться.

Но размышляю об этом как-то отстраненно, я почти уверен, что Зайцева никак не может мне навредить. Так вышло, что мы никогда не говорили по душам, они почти ничего обо мне не знает. Кроме того, что я люблю целоваться и ее бежевую юбку мини. При мысли об этом раздраженно дергаю головой и прижимаю Гелю к себе еще крепче.

Чувствую, как ни странно, стыд. Только почему?

— Вань, — зовет Геля тихо.

— Да?

— Все в порядке?

Я перевожу взгляд на Субботину и только тогда понимаю, что, нахмурившись, слишком пристально изучал Зайцеву.

— Да. Да, извини, Гель.

— Ты как будто сердишься.

— Просто не нравится мне, как она на нас смотрит.

Геля пожимает плечами и смотрит в сторону:

— Это логично, разве нет? Вы только что расстались. Ей кажется, что это из-за меня.

— А это не из-за тебя?

Она смотрит на меня округлившимися глазами, и я смущаюсь. Говорю что-то невнятное, перебирая пальцами Гелины волосы:

— Мы просто с ней разные. Совсем друг другу не подходили. Блин, я вообще не хочу об этом говорить! Мне кажется, это неприятно. Тебе неприятно?

Ангелина чуть дергает уголок губ вверх в какой-то невеселой улыбке. Растерянно смотрит, как Богдан и Арина, так нас и не дождавшись, заходят в школу.

Говорит:

— Я не знаю. Скорее да, чем нет. Но глупо это игнорировать. Вы же встречались.

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее виску. Чувствую, как бьется пульс в венке под светлой кожей. Меня в этот момент накрывает непривычным теплом. Обхватываю Гелю обеими руками и утыкаюсь носом ей в волосы. Пахнет, как и всегда, сладкими булочками. Чувствую себя странно. Как будто все органы в теле расшатались и поменяли свое местоположение. Все внутри гудит и вибрирует.

Мне уже нравились девушки, я уже обнимал их, целовал. О том, что мы и дальше заходили, сейчас вспоминать не хочется. Но суть в другом. Я не понимаю, почему чувствую то, что чувствую.

Это волнующе, страшно и даже в чем-то некомфортно. Негативную часть этих эмоций я стараюсь игнорировать. Пытаюсь врубиться в их позитивную сторону, которая внезапно нахлобучивает так, что я теряюсь. Мы с ней всю жизнь знакомы. Разве так бывает, чтобы два человека, которые растут вместе, внезапно поняли, что нравятся друг другу?

Геля, до того окаменевшая в моих объятиях, начинает ворочаться. И я тоже отмираю.