Даниэла Стил - Обещание
В ответ щенок вывалил из пасти длинный розовый язык и замотал им из стороны в сторону, одновременно виляя хвостом, и Нэнси, приняв это за выражение согласия, понесла его мыться.
Сначала она боялась, что пес, сопротивляясь, намочит ей повязку на лице, но он вел себя очень спокойно, и Нэнси даже решилась воспользоваться шампунем. Когда она смыла пену, то оказалось, что пес был вовсе не палевым с бурыми пятнами, а белым с коричневыми, отдаленно напоминавшими по цвету молочный шоколад. Это действительно был очень милый песик, и Нэнси искренне надеялась, что о его пропаже так никто и не заявит.
У нее никогда раньше не было собаки: пока Нэнси жила в приюте, о том, чтобы держать домашних животных, не могло быть и речи, а в бостонском доме, где она снимала квартиру, держать собак и кошек не разрешали владельцы. «А позволят ли здесь?» — подумала Нэнси и сразу же позвонила управляющему. Оказалось, что в ее нынешнем доме подобных ограничений не существует, и она вздохнула с облегчением.
Достав щенка из ванны, Нэнси перенесла его на коврик и принялась вытирать полотенцем, а он перекатился на пол и, блаженно закатывая глаза, болтал в воздухе всеми четырьмя лапами. Потом она задумалась, как его назвать. Когда-то Майкл рассказывал ей о первом щенке, который у него был. Его звали Фред, и это имя показалось Нэнси вполне подходящим.
— Как тебе понравится имя Фред, дружок? — спросила она. — Ничего?
Пес пролаял два раза, и Нэнси решила, что это означает «да».
Глава 13
Заглянув в кабинет, Нэнси улыбнулась Фэй, которая уже сидела в кресле у огня.
— Привет, вот и я.
— Привет. Как дела, юная леди? — Фэй улыбнулась в ответ, искренне радуясь тому, что Нэнси выглядит так хорошо — даже лучше, чем она ожидала.
— Я привела с собой друга.
— Да? Ты, я вижу, даром времени не теряешь: стоило мне уехать на пару недель, как у тебя появился новый друг. Ну, давай его сюда…
Нэнси пошире приоткрыла дверь, и Фред чинно вошел в кабинет. Он явно гордился своим новеньким красным ошейником и поводком. Никто так и не заявил о его пропаже, и с сегодняшнего утра он официально принадлежал Нэнси. Кроме ошейника и поводка, у него теперь было свидетельство о регистрации, коврик, миска и около дюжины игрушек.
— Вот, Фэй, познакомься, это — Фред. — Нэнси так и светилась материнской гордостью, и Фэй рассмеялась.
— Какой очаровашка! Где ты его раздобыла?
— По-моему, это он раздобыл меня. Мы познакомились в Рождество; наверное, мне нужно было назвать его Ноэлем[4] , но Фред мне нравится больше.
Нэнси не стала объяснять Фэй — почему. Впервые за все время ей вдруг стало стыдно, что она так цепляется за Майкла и за все, что было с ним связано.
— Кроме того, я принесла еще целую папку новых фотографий.
— Да, я вижу, ты изрядно потрудилась. Может быть, мне стоит уезжать почаще?
— Сделай мне одолжение — не уезжай, ладно? Нэнси произнесла эти слова шутливым тоном, но глаза выдали ее, и Фэй поняла, как ей было одиноко все это время. Впрочем, Рождество было серьезным испытанием для многих, не для одной только Нэнси.
— А еще… — с гордостью прибавила Нэнси, — я нашла преподавателя, который поставит мне голос. Питер сказал мне, что все это входит в… в программу лечения, так что я не стала очень жмотничать. Мы начинаем завтра в три. Что касается танцев, то Питер считает, что заниматься ими мне еще рановато. Впрочем, я все равно не могла бы пойти в танцкласс с таким лицом, но к лету бинты снимут, и тогда…
— Я горжусь тобой, Нэнси, — негромко и очень серьезно сказала Фэй, и в глазах Нэнси вспыхнула радость.
— Спасибо… Знаешь, я тоже… горжусь.
В тот день они прекрасно поработали, и впервые за восемь месяцев Нэнси ни разу не упомянула о Майкле.
На следующем сеансе повторилось то же, и на следующем… Казалось, она твердо решила больше не говорить о нем.
Незаметно наступила весна. Нэнси продолжала с увлечением обсуждать с Фэй свои планы на будущее и рассказывать о своих делах — об уроках вокала, о фотографии и о том, что она собирается делать, когда в совершенстве овладеет техникой художественной съемки. Они с Фредом подолгу гуляли в парке, ходили в розарий и путешествовали по глухим тропкам вдоль побережья, а время от времени Питер возил Нэнси на какой-нибудь удаленный пляж, где ее бинты не смущали ни окружающих, ни ее самое.
Лечение тоже шло нормально. Из-под бинтов мало-помалу появлялось новое лицо Нэнси, и вместе с этим все ярче проявляли себя ее личность и характер. Можно было подумать, что, изменив форму носа, очертания скул и контур губ, Питер отчетливее проявил душу Нэнси, которую прежде затмевала бросающаяся в глаза прелесть ранней юности. Год, минувший со времени аварии, не прошел для Нэнси бесследно: она повзрослела, стала серьезнее, вдумчивее и… увереннее в себе.
— Неужели прошел уже почти целый год? — спросила Фэй у Нэнси одним майским полднем.
Питер к этому времени работал над областью вокруг глаз, и Нэнси постоянно носила большие черные очки, закрывавшие ей брови и скулы.
— Да, все это случилось прошлым маем, — ответила она спокойно. — А с тобой мы встречаемся уже почти восемь месяцев. Скажи, Фэй, как мои дела? Я делаю успехи, или же…
— А ты разве сомневаешься в том, что делаешь успехи?
— Иногда. Когда слишком много думаю о Майкле… — Нэнси было нелегко сделать это признание. Вопреки всему, она продолжала отчаянно цепляться за надежду, что в конце концов Майкл разыщет ее, и тогда договор с Марион окажется недействительным.
— Я не знаю, почему я продолжаю это делать, — добавила Нэнси, — но факт остается фактом… Я не могу выкинуть его из головы.
Фэй покачала головой. Все это время она подозревала, что Нэнси неспроста не заговаривает о Майкле.
— Ничего, Нэнси, — ответила она негромко. — Давай подождем еще немного. Вот увидишь — как только Питер снимет последние швы, ты сможешь больше выходить, и у тебя сразу появится множество важных дел. Пока же тебе нечего больше делать, кроме как оглядываться на прошлое или пытаться заглянуть вперед и пытаться представить себе вещи, о которых ты пока не имеешь никакого представления. То, что ты сейчас живешь с оглядкой на прошлое, вполне естественно — в твоей жизни просто нет других людей, кроме тех, которых ты когда-то знала, но все изменится. Обязательно изменится, надо только еще немножечко потерпеть.
Нэнси вздохнула — это был долгий, безрадостный вздох.
— Я устала быть терпеливой, Фэй. Иногда мне кажется, что эти операции на моем лице будут продолжаться вечно, и тогда я почти ненавижу Питера, хотя и понимаю, что он ни в чем не виноват. Он работает так быстро, как только может, и все-таки…
