Белый - цвет надежды (ЛП) - Винтер Лаура

Даниэль

За неделю до этого…

Холодно. Очень холодно. Мёрзну. Дрожу. Почему здесь так холодно? И сыро… Я слышу шум волн. Море штормит. Смех мужчин, которые должны были убить меня на глазах у Алессандро. Он сам снимал мою смерть и говорил, что с нетерпением будет ждать возможности показать это видео Лиз. Я думал о тебе, Лиз. О тебе и о панике в твоих глазах, если ты встретишь этот момент лицом к лицу. В тот момент я думал, что не хочу, чтобы ты видела, как я умираю. А потом они наносили удары ножом снова и снова. Я едва ли могу описать эту боль. Это было самое ужасное, что я когда-либо чувствовал. Нет. Секунду. Это неправильно. Это было вторым по ужасности. Осознание, что никогда больше не смогу тебе сказать, что я тебя люблю, вот это намного мучительнее. Господи, я люблю тебя так сильно, разве я когда-нибудь говорил тебе это так, как чувствую? Говорят, что только в первый раз произнося эти слова бывает такая страсть и волнение, всё настолько головокружительно.

Но чем чаще вы произносите эти три слова, тем больше они теряют смысл и ощущения. Но со мной всё было по-другому. Всякий раз, когда я говорил тебе, что люблю тебя, мне хотелось сказать это во второй или в третий раз. Больше всего я хотел бы крепко тебя обнять и никогда больше не отпускать. Моя жизнь без тебя была такой бессмысленной, и когда ты влюбилась в меня, ты спасла мою потерянную душу от падения в глубокую тёмную бездну. Ты была моей надеждой. Моим светом. И я так благодарен, что смог познакомиться с тобой поближе. Когда меня бросили в море, у меня не было сил, чтобы выплыть на поверхность воды. Вода была такой холодной. Такой солёной. Вокруг тишина. Я погружался всё глубже и глубже… всё глубже и глубже. И становилось всё тише и тише. Я начал уставать. Стал бы я теперь мечтать о тебе? По твоей улыбке и смеху? Твоим сияющим глазам, когда ты смотрела на меня? Было бы так приятно посмотреть тебе в глаза в последний раз… и сказать тебе в последний раз, что я люблю тебя. И что эти слова никогда не теряли для меня значения.

Неделей позже.

Наши дни.

Я хочу вдохнуть воздуха, но не получается. Я… Мне нужно дышать! Я хочу дышать! Острая боль в трахее вызывает у меня панику. Я открываю глаза. Темнота. Холод. Я просто хочу дышать, в конце концов! Пожалуйста! Я отчаянно бьюсь, но мои руки болят. Что-то застряло в моем горле! Нужно вытащить! Здесь! Вдох… Но это не может быть мой вдох. Я ничего не могу сделать! Воздух наполнял мои лёгкие сам по себе. Что здесь произошло?! Где я? Я различаю шум. Звуковой сигнал. Громче. Быстрее. Пронзительнее. Через нос я не могу дышать, но воздух идёт через мой рот. Но тот заклеен, как мне показалось. Я хочу это снять, но мои руки еле поднимается, неважно с какой силой я пытаюсь это сделать! Неожиданно включается свет. Я инстинктивно зажмуриваю глаза и пытаюсь понять, где я. Новый вздох! Мне кажется, я задыхаюсь. Так мало воздуха! Мне нужно больше, проклятье!

— Спокойно… Спокойно! Аппарат дышит за вас… Спокойно… — слышу женский голос обращённый ко мне, и, когда я смотрю в направлении этих слов, вижу молодую женщину. Медсестра? Когда я скольжу взглядом дальше по помещению, узнаю, что это больничная палата. Мне удалось ещё раз вдохнуть.

— Вы должны сохранять спокойствие, слышите? Полное спокойствие… — Она стоит рядом с моей кроватью и кладёт руку мне на грудь. — Вы находитесь на искусственной вентиляции лёгких. Травмы были очень серьёзными, и до сих пор вызывают опасения. Но мы сделали всё, чтобы вас спасти и вы могли жить. Вам просто нужно успокоиться сейчас. Аппарат подаёт вам воздух… Если вы спокойны и у вас нет паники, тогда всё будет хорошо. Оставайтесь абсолютно спокойным… — Её голос такой приятный. Это женщина… О которой я всё это время мечтал? Я не могу вспомнить её лица или её имени. Но… Я всё же знаю, что чувствую к ней глубочайшую любовь. Мои глаза останавливаются на медсестре. Она улыбается мне и удовлетворительно кивает, когда я успокаиваюсь.

— Очень хорошо… Мы всё делаем правильно. Я сейчас позову врача. Он с вами поговорит… — Когда она уже хочет идти, у меня начинается паника. Нет! Остановись! Тебе нельзя уходить! Тебе нужно оставаться здесь! Ты… Ты ещё… Я не могу вспомнить. Она женщина… Для которой я… что? Всё так перепуталось. О чём я сейчас думаю? Всё прошло. Я чувствую себя таким опустошённым. Таким усталым. Таким… Таким чертовски….пустым.

Дин

Ты хорошо выглядишь, — шепчу я, когда Лиз наконец открывает глаза. Я держу её за руку и с облегчением улыбаюсь. Ей нужно несколько секунд, чтобы осмотреться и ответить мне немного нервно:

— Лжец…

— Ну ты меня и напугала, — говорю я и сажусь на край кровати, целую её руку после глубоко вдыхаю и выдыхаю.

— Врач уже со мной говорил. Это очень мило с твоей стороны, что ты пришёл навестить меня, — вздыхает она в ответ.

Частная медицинская бригада оборудовала больничную палату для Лиз в моём особняке. Она спала весь день, но я хотел ещё раз увидеть её, прежде чем пойти к Джолли.

— Я не должен был тебя оставлять одну, — говорю я виновато. Лиз пытается сесть, я помогаю ей. Если бы я заставил её остаться лежать, я уверен, что её когти вонзились бы мне в лицо.

— Видео так или иначе всё равно попалось бы мне. — Лиз пытается оставаться сильной. Но, наверное, она просто очень слаба, для того чтобы плакать. Её взгляд кажется пустым. Холодным. Мёртвым.

— Я найду его и тогда ты сможешь отомстить, убить Алессандро. — Я пододвигаюсь ближе и целую её в лоб. Она нерешительно кивает и смотрит на покрывало. Пульсоксиметр измеряет уровень кислорода в её крови и частоту пульса. Её сердце бьётся ужасно медленно.

— Виноградный Сахар (Декстроза, конфетки содержащие глюкозу, прим. редактора)? — предлагаю я ей и Лиз берёт пару конфеток. — Леон здесь, и он будет за тобой ухаживать, как горничная. В крайнем случае, если ты пожелаешь, согласен даже надеть косынку и фартук… — шучу я и вызываю этими словами у Лиз лёгкую улыбку.

— Он хорошо обо мне заботится, и я не хочу его больше раздражать. — Она смотрит на часы и потом переводит осуждающий взгляд на меня. — Не заставляй Джолли долго ждать и… Дин? — Её холодная рука ложится на мою. Она такая ледяная, будто бы она находится в подвале.

— Возьми её с собой. Приведи её в бункер! — Её взгляд серьёзен. Полон ярости и беспокойства одновременно.

— Возьми ещё немного виноградного сахара, — говорю я и кормлю её с рук кусочками из ярко-розовой банки, которая стоит рядом с кроватью на столике.

— Только если опасность настолько велика. Эйвери и Тэйлор с ней. Ещё её охраняет ФБР и, конечно же, мои люди. С Даниэлем всё было иначе. В тот день с ним никого не было, он собирался на уборку, — объясняю ей.

— Всё просто… Он не мог знать, что Алессандро ещё живой. — Лиз опускает взгляд и начинает плакать. Я тут же заключаю её в объятия и нежно качаю вздрагивающее хрупкое тело туда-сюда. Такая худенькая.

— Он будет страдать… Алессандро будет страдать, я тебе обещаю! — говорю я серьёзным голосом и даю ей возможность выплакаться у меня на плече.

Я должен был это контролировать. Ещё тогда, когда я был в Италии. Я должен был взять его с собой на море и смотреть, как он тонет. Вместо этого я полагался на то, что люди Дона сделают это. Кто же мог тогда подумать, что Дон пощадит своего сына и спрячет его?

У меня чуть не разрывается сердце, когда я вижу, как Лиз страдает. И если я с самого начала желал, чтобы Даниэля не существовало, так как он так был похож на Джолли, то теперь я глубоко сожалею об этой мысли.

В коридоре я встречаю Леона. Он как раз поднимается по ступенькам с подносом.

— Она спит, — говорю я, делая глубокий вдох. Сегодня явно не самый хороший день. Надеюсь, он закончится лучше, чем начался.

— О, мне разбудить её? — удивлённо спрашивает он меня, поднимаясь ко мне на верхний этаж.

— Возможно она проснётся, когда почувствует запах еды? — Я так устал, но сейчас я не могу пойти спать, Джолли ждёт меня.