Ги Де Кар - Зов любви
– А как называют у вас такого типа, как твой месье Люсьен?
– Барбет... то есть сутенер... Вот только чем больше я над этим размышляла, тем меньше, в конце концов, этот циничный мужик казался мне обычным сутенером. Он был в чем-то человеком большого размаха, а в чем-то мелок: его финансовые требования были относительно невелики, а с другой стороны, он не пытался склонять к сожительству тех, которые на него работали. Сто франков в день, это не так уж много. Чтобы покрыть расходы скачек, у него должно было быть, по крайней мере, еще три или четыре девицы, которые бы работали на таких же условиях. Мое единственное превосходство над ними было то, что я жила у него.
– А тебе не приходило в голову, что, уйдя отсюда рано утром, он отправляется в другую, а точнее, в другие квартиры?
– Настоящий Казанова?
– Скорее всего, осторожный малый, который не кладет все яйца в одну корзину... Я понял, увидев тебя в дансинге, что ты работаешь после обеда, что ты та, которую называют «дневная бабочка»... А почему бы месье Люсьену не иметь «ночных бабочек», которые возвращаются к себе – или к нему – только на рассвете, принося выручку за ночную работу?
– Возможно, если не сказать, что оно так и есть... Но у меня никогда не возникало желания узнать об этом побольше. Для меня было главным то, что за сто франков в день у меня была крыша над головой, я чувствовала себя как дома, телефон, которым я могла пользоваться и дать номер каждому, кому я захочу, что и делала...
– Как и мне?
– Я это не отрицаю. Но заметь, что он не принуждал меня к сожительству: что было бы выше моих сил.
– Хадиджа, поклянись, что ты не спала с ним!
– Пусть Аллах сразит меня, если я вру. Я клянусь тебе в этом головой моей бабушки, которая еще жива и которой я больше всех дорожу, а также памятью моего отца, который является единственным умершим, о котором я сожалею.
– Я тебе верю... Но признайся, что это кажется маловероятным! Жить в квартире в течение семнадцати месяцев с такой красивой девушкой, как ты, и не тронуть ее!
– Люсьен так и поступил!
– Лично я бы...
– Ты! Ты – это совсем другое дело! Если бы это предложил мне ты, я бы не поверила... так как ты особенный: ты ни клиент, ни сутенер... Ты мужчина! – а это может изменить женщину.
– Еще немного шампанского?
– Да, сегодня я хочу напиться... Так как, возможно, мы вместе в последний раз.
Подождав, пока она не спеша допьет шампанское, он спросил.
– Что же произошло на следующий день, когда ты снова с ним встретилась?
– Я все это дважды передумала: он мог помочь мне продлить мой вид на жительство, предоставив мне работу на своем предприятии...
– И ты согласилась?
– Да...
– Он, должно быть, был доволен?
– Он спросил меня, не хочу ли я с ним выпить его любимое виски...
– Конечно, он был в комнатных тапочках, пижаме и сидел, глубоко погрузившись в кресло?
– Он выглядел, как всегда, в это время вечера. Вновь наступило молчание, очень долгое молчание.
Ален заметил, что, впервые за время их знакомства, женщина, забившись в угол дивана, не смотрела на него по своей привычке. Ее ресницы были опущены, и казалось, что она рассматривает ковер.
– Это восточный ковер,– сказал он спокойно.– Возможно, он напоминает тебе о твоем детстве?
– Отнюдь! По правде говоря, мне стыдно... Не потому, что я занимаюсь этим ремеслом, а потому, что я тебе все рассказала.
– Когда и как же все это началось?
– На следующий день, после обеда.
– Ты не теряла зря времени. Ты отправилась на поиск приключений, говоря себе: «Хадиджа, девочка моя, это исторический день, когда ты встретишь своего первого клиента?!» Мне бы хотелось узнать, как ты за это принялась?
– Ты невозможен! Но, поскольку ты требуешь подробностей, ты их получишь... На следующий день я отправилась с Люсьеном, он показал мне гостиницы, где я могла работать.
– На какое внимание только не способен этот человек!
– Затем он представил меня нескольким владельцам известных заведений,– он дал им ясно понять, что они могут связаться со мной по телефону, и это лучше всего делать с двенадцати до двух часов дня.
– Я знаю, ты долго спишь по утрам... А что дальше?
– Ален, я тебя умоляю! Я больше не могу выносить этот допрос!
– Моя маленькая Хадиджа, ты расскажешь все! Ведь мы для этого вернулись сюда: ты сама мне сказала это в баре «Harry's»!
– Первый... Это было ужасно! Он подошел и заговорил со мной, как это ты сделал позавчера... Могу тебя заверить, что он не церемонился! Он только лишь меня спросил: «Сколько?» Никогда я не смогу забыть это «сколько?» и только один Аллах знает, сколько раз с тех пор я слышала это слово! Но в тот день я была как бы парализована, не в состоянии ответить... Он добавил: «Я думаю, что мы сможем договориться... Куда мы пойдем?» Поскольку я не ответила, он сказал: «Пойдемте со мной: я знаю подходящее место». Я пошла с ним...
Несмотря на опущенные ресницы, Ален заметил, как по лицу Хадиджи скатились две слезинки. Ален сидел не шелохнувшись, полагая, что это запоздалое раскаяние было ей необходимо. Хадиджа продолжила свой рассказ, одновременно грустный и банальный, тоном, не выражающим никаких эмоций, как будто она рассказывала историю какой-то другой женщины, которая жила в другом месте и в другое время:
– Все было новым для меня в гостинице, куда он меня привел: прием, номер, названный безразличным голосом, поездка в лифте с этим незнакомцем, номер, чаевые горничной, которая с любопытством меня рассматривала, несомненно подумав: «Смотри-ка! Новенькая!» Затем...
– Хватит! Мне уже достаточно подробностей!
– Я продолжу, так как ты меня унизил... Тебе, может быть, наплевать, так как ты говорил, что не любишь молоденьких девушек, но я была девственницей... Да, я еще не была ни с одним мужчиной, уехав из Туниса, из боязни принадлежать одному из моих соотечественников, в условиях, которые я тебе описала... И это должно было произойти в этой гостинице, с незнакомцем, который мне за это заплатит. Так как я стояла, не двигаясь, ошеломленная, мужчина хотел приблизиться ко мне... Я отступила в ужасе к окну, вскричав: «Если вы будете настаивать, я позову на помощь!» Ошеломленный, мужчина спросил, остановившись: «Что это? Ты сумасшедшая? Как ты думаешь, зачем мы сюда пришли?» Затем, вытащив бумажник, он спросил: «Сколько ты хочешь? Я корректен». Так как я не отвечала, он положил деньги на стол, говоря: «Не забудь их потом взять... А теперь – раздевайся, я тороплюсь». Я разрыдалась, мужчина смотрел на меня, ничего не понимая, но в его взгляде не было ничего плохого... Поэтому я сказала, что это у меня впервые, и попросила на меня не сердиться. Он переспросил: «Это, в самом деле, правда?» Я наклонила голову, чтобы дать ему понять, что это действительно так. «Могу поспорить,– прибавил он,– что ты, к тому же, еще и несовершеннолетняя, каких сейчас много... Дебютантка?» Он совсем не рассердился и промолвил: «Малышка, теперь я прошу на меня не сердиться, но я не люблю новичков! Увидимся в другой раз!» Он ушел, оставив деньги на столе. Сначала я думала: это он за ними возвратится, но он этого не сделал. Я смотрела на эти деньги одновременно с ужасом и беспокойством... В конце концов, я их взяла: там было двести франков.
