Эмманюэль Роблес - Венеция зимой
— Добрый вечер, мадемуазель, — мрачно сказал он.
— Рада вас видеть, — ответила Элен. — Может, хоть вы объясните мне, что происходит?
— Они убили моего пса.
— Кто они?
— Откуда я знаю? Они вошли через сад.
— Но как же они смогли? Средь бела дня? И в дом, который так охраняется?
Не отвечая, он подошел к окну и посмотрел в сад. Его мощная спина закрыла половину окна.
— Они отравили вашу собаку? — помолчав, спросила Элен.
— Она брала пищу только из моих рук. Они это знали. Они были хорошо осведомлены.
Опустив глаза, он вернулся на середину комнаты, задыхаясь от ярости.
— Они бросили бомбу с ядовитым газом, и он сжег ей глаза, горло, легкие… Говорят, что этот газ используют в военных целях. Его изготовляют на каком-то заводе в Маргере.
Элен стояла потрясенная, уже не помышляя о том, чтобы идти к комиссару Растелли.
— Бедняжка… — прошептал привратник.
— Где она? Тело ее где?
Он неправильно понял вопрос.
— Вы бы хотели на нее посмотреть? Лучше не надо. Очень неприятное зрелище, мадемуазель. Да ее, наверное, уже унесли полицейские.
— А где ее нашли?
— В саду, у ограды со стороны соседей. Бандиты пришли оттуда.
— Такое случилось впервые?
— Впервые. Мсье Сарди-отец — крупный промышленник в Турине. Ему часто угрожают. Он боится за сына и поручил его нам. И вот, видите…
— Вы думаете, молодого Сарди хотели убить?
— Скорее похитить. Ради выкупа, конечно.
И все не переставая думать о собаке, привратник вполголоса добавил:
— Замечательный был пес!
Элен села на диван и попыталась хоть как-то разобраться в этом нагромождении событий и ощущений. До приезда в Венецию все, что она знала из сообщений по радио или газет о покушениях и похищениях в Италии, оставалось для нее чем-то абстрактным, всерьез она об этом не задумывалась.
Однако вторжение к Сарди, как и случай со Скабиа, наглядно показало ей, что существует какая-то сила, чья-то беспощадная воля. Фотография убийцы из Милана, сделанная Ласснером, вдруг до боли ясно предстала перед ней.
— Как же получилось, — спросила она, — что эти люди, убив собаку, не попали в дом?
— Здесь есть система сигнализации, они не смогли ее отключить и ушли.
— Их кто-нибудь видел?
— Очень смутно. Было уже темно.
— Откуда они пришли? Со стороны канала?
— Нет. Из соседнего дома. Остались следы.
В кабинете за стеной по-прежнему слышались голоса, Элен взглянула на часы. Почти семь. Она встала. Трагедия юного Сарди, которому угрожали, вынуждая скрываться и защищаться, ужасала ее, но не могла заглушить собственной тревоги. Все это странным образом совместилось в ее сознании. Элен решила, что поступит разумно, если подчинится обстоятельствам. Что же касается Андре, там будет видно… Однако она понимала, что мужчина с уязвленной гордостью может пойти на любую крайность, даже на безрассудство.
Внезапно на площадке раздались гулкие шаги, и она услышала восклицания, стоны плачущей женщины. Привратник подошел к Элен.
— Это родители, — шепнул он ей. — Их с трудом разыскали. Оказывается, они были в Вероне.
«Все это еще надолго», — подумала Элен.
8
— У вас есть знакомые в Падуе?
Удивленная этим вопросом, Элен отрицательно покачала головой. Ее, наконец, вызвали, и она сидела напротив толстого комиссара, который то и дело вытирал лоб и отвислые щеки, блестевшие от пота. Привратник остался в библиотеке, а юный Сарди вместе с родителями был в какой-то другой комнате.
— А в Милане?
— Тоже нет.
— Послушайте, а здесь, в Венеции, никто у вас не спрашивал об этом доме?
— Никто.
— Я имею в виду, не интересовались ли, например, планировкой, привычками обитателей?
— Никогда. Впрочем, я и сама ничего об этом не знаю.
— Вы в этом уверены?
— Уверена.
— Подумайте!
Ее удивила такая настойчивость.
— Полагаю, мсье Сарди вам сказал, что меня всегда сразу проводили прямо к нему. Здесь я разговаривала только с привратником.
— Ну, хорошо.
Отдуваясь и тряся щеками, комиссар поднялся, открыл дверь библиотеки и позвал привратника, который вошел мелкими, осторожными шагами, будто пол был заминирован.
Комиссар не предложил ему сесть, а сам снова тяжело плюхнулся грузным задом в кресло.
— Ты ведь много раз впускал в дом мадемуазель, не так ли? Она задавала тебе какие-нибудь вопросы?
— Нет. Только раз или два мы говорили о моей собаке.
— Ты никогда не замечал ничего подозрительного?
— Нет, господин комиссар.
Комиссар нетерпеливо чего-то ждал, шумно чмокая толстыми губами.
— А ведь ты только что сообщил инспектору Амброзио кое-что интересное. Ну-ка, вспомни!
Тон был резкий. Привратник нахмурился и стал переминаться с ноги на ногу.
— Ах, да, господин комиссар. Однажды вечером мадемуазель ждал на улице какой-то мужчина. Я наблюдал за ним в глазок. Высокий, молодой, в куртке.
Подавшись вперед, положив руки на письменный стол, комиссар Растелли уставился на Элен своими выпуклыми глазами из-под нависших бровей и спросил:
— Кто был этот человек, мадемуазель?
— Мой знакомый. Я собиралась с ним поужинать.
— Значит, вы можете назвать его имя?
Элен назвала Ласснера. Это имя ничего не говорило комиссару, и он продолжал:
— Где он сейчас?
— В Ливане. Он фоторепортер и работает в миланском агентстве.
— Вы мне сказали, что у вас нет знакомых в Милане.
Все это становилось настолько нелепым, что Элен ответила с некоторым раздражением:
— Но ведь он живет здесь, и только здесь я его вижу.
— Когда он должен вернуться?
— Через три-четыре дня.
— Прошу вас указать название агентства и адрес.
Элен указала и добавила еще имя Эрколе Фьоре.
— Мы проверим.
— Это все?
— У меня все. Но с вами еще хочет поговорить мсье Сарди.
Комиссар проводил ее до дверей и указал на комнату через площадку, где ее ждали, потом вернулся в кабинет и, обращаясь к привратнику, прорычал:
— Ну ты, дубина…
Остальное она не расслышала. Был уже девятый час. Инспектор в реглане по-прежнему стоял на своем посту; облокотившись на перила, он бросил на нее скучающий взгляд.
Сарди принял ее в красиво обставленной гостиной, стены которой были обиты желтой материей. В глубине комнаты великолепные часы покачивали золоченым маятником. Сарди указал Элен на кресло и сказал:
— Что-то долго вас продержали.
Приезд родителей, вероятно, приободрил юношу, взгляд его стал живее.
