Иван Жагель - Состязание в непристойностях
– Два раза это только в этом году, – продублировал Илья, вновь отворачиваясь к окну.
На этом вопросы у Калачникова иссякли. Он действительно старался придумать что-нибудь нестандартное, живое, но кроме банальных фраз типа: «А сколько тебе лет?», «Когда ты пойдешь в школу?» или «Кем ты хочешь быть?» – в голову ему ничего не приходило, и Петр решил не мучить мальчишку, не пытаться наладить с ним контакт с первой минуты знакомства. А еще больше ему не хотелось выглядеть глупо в глазах его матери, демонстрировать ей свою беспомощность.
В воскресенье в середине дня попасть в зоопарк оказалось не так-то просто – им пришлось отстоять огромную очередь в кассы. Да и внутри зоопарка было буквально не протолкнуться, и, конечно, большую часть посетителей составляли дети. Эта кричащая, смеющаяся, плачущая, жующая, пьющая публика хаотически перемещалась от клетки к клетке, от вольера к вольеру, спала в колясках, каталась на осликах и каруселях, просто носилась от избытка энергии и, кажется, впервые совсем не раздражала Калачникова.
Илья оказался очень любопытным и последовательным мальчиком. Он не пропустил ни одной клетки, ни одного зверя, ни одной птицы, а когда Марина попыталась миновать павильон с мелкими рептилиями, он остановился и, опять же тыча указательным пальчиком, укоризненно заявил:
– Там мы еще не были!
Больше всего времени они провели у вольеров со слонами, у попрошайничавших жирафов – на заборе было написано, что кормить животных категорически нельзя, но почти все бросали им хлеб, фрукты – и у двух белых медведей, плескавшихся в бассейне. Медведи отбирали друг у друга изодранный резиновый мячик, видимо, специально принесенный служителями зоопарка. Играя, эти огромные хищники иногда выбирались из бассейна наружу, а потом опять плюхались в воду, выплескивая ее через край.
Илья наблюдал за белыми медведями с восторженной улыбкой, повизгивая от удовольствия, а то и прихлопывая в ладоши и, конечно, не замечал, как внимательно посматривает на него новый знакомый мамы. И трудно сказать, кому было интереснее – мальчику или взрослому дяде.
Во время прогулки по зоопарку Калачников предпринимал множество попыток, чтобы завоевать доверие, симпатии сына Марины. Петр предлагал ему воду, мороженое, поднимал повыше, чтобы можно было увидеть животных через головы столпившихся у клеток людей, но особого успеха эти приемы не имели. Мальчик воспринимал их как что-то само собой разумеющееся и лишь иногда, по требованию матери, говорил: «Спасибо!» – явно не вкладывая в слова никакого чувства.
Когда они подошли к горбатому мостику, соединявшему старую и новую территории Московского зоопарка и проложенному прямо над улицей, Калачников предупредительно взял Илью за руку, дабы он не затерялся в толпе или его не затолкали, – слишком много собиралось людей в этом узком месте. Однако мальчишка тут же вырвался и сам ухватился за ладонь Марины. Скорее всего в этом поступке не содержалось какого-то негативного отношения к Калачникову, просто Илье так было привычнее, комфортнее, но Петру стало досадно. Он даже с иронией подумал, что ухаживать за женщиной с ребенком вдвойне хлопотно, так как приходится завоевывать симпатии сразу двоих.
Показал Илья свой характер и когда Калачников попытался не пустить его к вольеру с горными козлами – те опасно просовывали рогатые головы сквозь ограждение. Мальчишка обежал Петра, и хотя потом он сам испугался и остановился на приличном расстоянии от животных, но все же ближе к ним, чем позволял мамин знакомый дядя.
Небольшой перелом в их взаимоотношениях наступил лишь чуть позднее, когда они уже покинули зоопарк и зашли перекусить в находившийся поблизости итальянский ресторан. В ресторане имелась детская комната с игрушками и телевизором, и, съев порцию спагетти с грибным соусом, Илья убежал к своим сверстникам. Минут пятнадцать он отсутствовал, а потом ненадолго вернулся, чтобы попить воды. Но подошел он не к матери, а к Калачникову: опершись одной рукой об его колено, Илья другую руку протянул в сторону своего бокала, мол, подай, и, жадно глотая потом воду, он продолжал держаться за ногу Петра.
Калачников замер, чтобы не спугнуть чем-то мальчишку. Да что там, он превратился в соляной столб. Ситуация была весьма комичной. По улыбке Марины Петр догадался, что она все поняла, и, когда Илья опять убежал, поинтересовался:
– Он признал меня?
– Возможно, – пожала она плечами. – Хотя мне иногда кажется, что он не признает даже меня. Ты не представляешь, как он может показывать свой характер.
Это был один из самых замечательных обедов, которые случались у Калачникова за последнее время. Они ели душистые, сваренные в чем-то остром мидии, запивали их хорошим белым вином и не спеша болтали о жизни. И что удивительно, Петру давно уже не было так интересно.
Если сын Волкогоновой еще, возможно, и не признал Калачникова, то сама Марина относилась к нему уже с большим расположением и поведала много личного, что рассказывают только очень близким людям или хотя бы хорошим знакомым. Он узнал, что Марина родилась в Москве, в доме, окна которого выходили на Бульварное кольцо, но этот старинный особняк из-за крайней ветхости давно уже снесли. Что в детстве у нее была собака – обычная дворняга – по кличке Профессор, так как вокруг левого глаза у псины имелось черное пятно, похожее на монокль. Что лет до двенадцати Марину каждое лето отправляли в деревню к родителям отца и однажды она наступила там на борону – ногу проткнуло насквозь, и ее пришлось даже зашивать. Что когда ей было семь лет, умерла от рака ее мама, а когда исполнилось пятнадцать, от инфаркта скончался и ее папа, и она переехала к дедушке – маминому отцу, но после этого еще два года ездила через весь город в старую школу, где у нее осталось много друзей. Дорога отнимала много времени, и дедушка вначале хотел запретить такие ежедневные путешествия, но потом уступил настойчивым просьбам Марины с условием, что она будет учиться на одни пятерки. И она-таки закончила школу с золотой медалью.
– У тебя вообще чувствуется мужское воспитание, – пошутил Калачников.
– Если ты намекаешь, что я бываю жестковата или упряма, то так воспитал меня не дедушка, а жизнь. Кстати, я только поступила на первый курс мединститута, когда умер и он.
– О Господи! – воскликнул Петр. – Сколько же тебе пришлось пережить?! Я сейчас разрыдаюсь! На примере твоей жизни можно написать душераздирающий английский роман о маленькой девочке, на которую обрушились всевозможные невзгоды, но, преодолев их, она все же стала кандидатом медицинских наук и вырастила прекрасного сына.
– Я не была идеальной, – засмеялась Марина. – На втором курсе на студенческой вечеринке я напилась так, что меня потом подобрала на улице милиция. Об этом сообщили в деканат, и меня едва не исключили из института. Спасло меня то, что ректор был старинным другом моего деда. А на четвертом курсе мне пришлось уйти в декретный отпуск.
