Диана Джонсон - Брак
Роща оказалась самым приятным местом из всех, какие Делия видела за границей: она словно вернулась в Орегон, который благожелательный творец одарил такой же живописной природой, что и Францию. Делия почувствовала, как тревога покидает ее, как рассасывается ком в груди. Понимая, что за остальными ей не угнаться, она хромала неторопливо, наслаждаясь шорохом и запахом прелых листьев. При солнечном свете листья осин горели золотом, но серым утром роща выглядела сумрачно, голые кусты уныло темнели там и сям.
А когда все остановились перед первой из ярко-желтых цепей, протянутых Креем поперек тропы, французское небо с присущей ему способностью отражать человеческие эмоции вдруг стало враждебным, налетел ледяной осенний ветер и погнал по нему тучи. Листья затрепетали и начали осыпаться под тяжестью крупных дождевых капель. С изощренной жестокостью злодея дождь лил прямо за воротники собравшихся и стекал по их спинам. Кто разгневал небеса – охотники или те, кто пытался вытеснить их с законного места в природной пирамиде?
Дождь мгновенно сблизил недавних врагов. Французы, у которых, разумеется, имелись с собой зонты, любезно предложили их непредусмотрительным англофонам, и вся компания почти бегом заспешила обратно к дому. Тим держал зонт Анны-Софи над головами невесты и Клары Холли. Он заметил, как все тот же француз, знакомый Анны-Софи, шагнул со своим зонтом к Кларе, но она уже прильнула к Анне-Софи, смеясь с детской радостью, которая вдруг накатывает на людей, попавших под дождь. Делия вернулась к дому в одиночестве, но ее, как истинную уроженку Орегона, ливень ничуть не испугал.
Глава 20
ГОСТЕПРИИМСТВО
Через пятнадцать минут всем стало ясно, что стихия разыгралась не на шутку. Деревья качались и гнулись, дождевые струи хлестали землю. Несмотря на зонтики, все промокли, куртки прилипли к спинам.
– Зайдите в дом, – без особого радушия предложил охотникам Крей, кивнув на дверь. Охотники столпились в холле, топая ногами и встряхиваясь, как промокшие гончие. Клара понимала, что Серж вовсе не рад присутствию этих людей в доме, однако доволен тем, что они вынуждены искать под его крышей тепла и укрытия.
Но месье де Персан не вошел в дом вместе со всеми. Сбивчиво извинившись перед мэром, он склонился над рукой Клары Холли.
– Madame… malheureusement, je suis pressé…[33] – Он кивнул остальным и юркнул в свою машину.
Антуан де Персан охотился всю свою жизнь, проводил таким образом время в обществе отца и братьев, отдавал дань местной традиции по выходным, радовался возможности побывать на свежем воздухе, редкой для человека, занятого сидячей работой, – банкира и главы семейства. В сущности, ему не слишком нравилось убивать животных, он не любил дичь, за исключением тушеного кролика, но это уже дело вкуса. Ему было просто приятно бродить по лесам и полям с ружьем. В строгом смысле слова он был не охотником, а стрелком, но социальное положение и непоколебимые, даже консервативные, нравственные устои и авторитет обеспечили ему место в охотничьем комитете (наряду с местами в комитетах различных филантропических и общественных организаций). А когда начиналась стрельба, порой ему не удавалось сделать ни единого выстрела. Это производило парадоксальный эффект: окружающие относились к нему с почтением, считали важной персоной, занятой настолько, что ему не до развлечений. Однажды товарищи по охоте преподнесли ему заднюю часть туши оленя, которую ему пришлось везти к мяснику в багажнике своей машины.
Он был женат на немке, уроженке Страсбурга, Труди, и имел двоих детей. Недавняя трагедия, гибель младшего брата, убитого мужем его любовницы, глубоко потрясла их мать и позволила самому Антуану формально встать во главе семейного клана, заниматься вложениями капитала и прочим вместо старшего брата Фредерика, который вел разгульную жизнь в Ницце. Сорокасемилетний Антуан занимал видный пост в банке «Маллер и Сье», выполняя также обязанности ведущего консультанта.
Войти вместе с товарищами в дом известного режиссера он отказался не случайно. Семейная трагедия, в основании которой лежал адюльтер, стала для него уроком: Антуан понимал, что больше никогда не сможет позволить себе заговорить с Кларой. Он возлагал большие надежды на свое самообладание.
Глядя, как уезжает Персан, Тим решил, что, пожалуй, роман Персана с Кларой Холли существует только в его воображении. С другой стороны, Персан был явно чем-то смущен и чувствовал себя неловко. Почему-то Тим вновь вспомнил о встрече в теннисном клубе, а потом у него промелькнула мысль, что если у Клары может быть роман с другим мужчиной, то она не откажется встречаться и с ним, с Тимом. Он не сразу заметил, что Анна-Софи шарит в кармане его плаща в поисках носового платка.
– Мне известен этот дом, месье, – сказал мэр Крею. – Прежде он принадлежал муниципалитету. Первый раз его продали в семидесятые годы. Такое решение принял не я, а мой предшественник.
– Я купил его по объявлению, – сухо объяснил Крей. – Прежнего владельца я в глаза не видел.
Мэр фыркнул, вероятно вспоминая предыдущего владельца замка – того самого, который лишил это здание всех следов былого величия.
Клара ушла и вскоре вернулась со стопкой полотенец. Охотники отказались от них, Тим и Делия тоже, а Анна-Софи и Крей с удовольствием вытерли мокрые лица.
– Херес! – воскликнула Клара. – Вы непременно должны выпить хереса с сандвичами и немного обсохнуть. Опасно попасть под дождь в такой холод. – Она и сама не понимала, зачем говорит все это, что заставило ее оказать радушный прием этим неприветливым людям. Но у них с Сержем редко бывали гости, это обстоятельство имело непосредственное отношение к общительности и напомнило Кларе первую ошибку, которую она допустила во французском обществе, никого не приглашая в гости. Барбекю во дворе, которое они с мужем устроили в День независимости четвертого июля сразу после переезда в замок, пригласив всю деревню, только вызвало раздражение местных жителей, которые надеялись увидеть интерьер дома. Сообразив, в чем дело, Клара растерялась: она считала, что во Франции многие торжества проводят под открытым небом или под навесами, которые она с таким трудом воздвигла во дворе.
Вот и теперь она удивилась, когда мэр согласился выпить хереса и не отказался от сандвича. Она провела гостей по коридору в большую комнату с окнами, обращенными на юг, и прилегающую к кухне. Анна-Софи следовала за ней, словоохотливо пересказывая то, что она слышала от Тима:
– Существование «большой комнаты» мешает французам понять, что в американских домах есть еще и гостиная, заставляет их поверить, что американские кухни совмещены с гостиными, поэтому они начинают портить интерьер собственных домов так называемыми cuisine américaine. – При этом в ее голосе сквозила преданность французским идеалам.
