Наташа Апрелева - Посторонним В.
Так вот, спрашивалось: какой ты цветок? Или: какая ты птица (рыба? млекопитающее?)? Подавляющее большинство моих одноклассниц однообразно отвечали, конечно же: «роза», некоторые конкретизировали: «чайная роза» или там «алая/ белая», стремящиеся прослыть оригиналками говорили: «верблюжья колючка» или еще «орхидея». В те времена про орхидеи я знала из романов про сыщика Ниро Вульфа и из «Собаки Баскервилей»: «Орхидеи еще не зацвели…» Не помню, к какому растению приравнивала себя Вера-девочка, подозреваю, что просто ничего экстраординарного я выдумать по молодости лет и недостатку ума не сумела и предпочитала загадочно молчать. Или я могла заявить: «ромашка», потому что ромашка больше всего похожа на цветок как таковой. И рисовать просто: сердцевинка-кружок и лепестки.
Сейчас я поклонница хвоща. Мне нравится в нем то, что, отмирая зимой, весной он родится совершенно другим, ну кто так еще умеет, равняюсь на хвощ.
А по сути я из группы растений-паразитов, конечно, с их прекрасными названиями: повилика, омела, с их длинными цепкими щупальцами и длинными корнями, с их врожденным умением проникать своим растительным существом поглубже, поглубже, заполняя уже все пространства дерева-хозяина, забирая себе и воду, и питательные вещества (…своею речью твой наполню рот…[9]), а взамен предлагая сомнительные эстетические удовольствия: ветка омелы на Рождество.
В лучшем случае я могла бы возвыситься до симбиоза, типа какого-нибудь гриба. Мыслящего. Дети бы в школе отвечали в анкетах: «Мать: мыслящий гриб», – неплохо.
Несколько лет назад повсеместно продавалась милая книжка с боевым названием: «Избавься от паразитов! и живи без паразитов!» – сильная, должно быть, вещь.
02.00
Сегодня вечером заходил Ше, выпивал чаю, съедал печенье, проводил с ребенком Лизой проф-беседы. В этой нехитрой агитационной работе Ше буквально поднимается над землей и парит, иногда взмахивая серебряным крылом. Коротко темы его речей можно сформулировать так: «Почему я жалею, что выучился на врача» и «Врачом хорошо быть не в России».
Приводятся различные примеры: «Сдал уже дежурство, домой, тут сестра бежит, что такое, в четвертой женской приступ удушья, ага, прибегаю, оказывается, жуткая толстуха в грязном халате подавилась сырокопченой колбасой, которая ей запрещена, кстати, к употреблению, и что, засунул руку ей в пасть по локоть, вытащил здоровенный шмат, вот тебе и рабочие будни, ковыряться у селянок во рту, а я, между прочим, докторскую почти дописал, а что толку…»
А еще очень люблю в его исполнении взволнованную историю «Как Ше ездил в Австрию». Слышала раз пять, реально, причем уверена, что придется послушать и еще. Ну и подумаешь, я вот тоже некоторые излюбленные байки свои повторяю многократно, например, как я (на фиг разругавшись с мужем на всю жизнь) добиралась до роддома с чемоданом и Животом, а через три часа звонила ему на работу: «Здравствуйте, Олафа позовите, пожалуйста… Привет! У тебя сынок родился!..» «Как это? – раздраженно отвечал он. – Как это?..»
Значит, приехал Ше в Австрию. Любуется весенним цветением. Кушает вилочкой штрюдель. Регистрируется в отеле. Указывает в анкете, что он есть доктор. «И тут, – берется пауза, – и тут портье встал! Пожал мне руку! И что-то сказал, полагаю, «спасибо за ваш нелегкий труд!»»
Хотя, с другой стороны, этот портье мог сказать вообще что угодно.
02.20
У нас просто тупиковая ситуация с Лизиным дальнейшим образованием, хочется забыться и заснуть, остался год, год! – а она хочет на данный момент в институт культуры (… и отдыха, как неизменно добавляли в наше время), потому что она же известный в городе танцор.
Но при одном упоминании института культуры у моей мамы и нашей Бабушки Лэ («Повезло бабушке, она еще не умерла!» – как-то серьезно сказал Павличек) начинаются судороги и сыпь по всему телу. По этому поводу ведутся позиционные войны, лично я не против Культуры, поскольку уверена, что чем бы дитя ни тешилось.
Говорю Лизе сегодня: мусор вон из ведра вываливается, мать работает, сгоняй, выкинь! Отвечает: «не могу». Я ей: «Нет слова «не могу», есть слово «не хочу»». Дочь: «Мама, есть слово: «не сейчас»»! В восторге даже не нашлась, что и ответить.
Этот Иеромонах, он невозможный. Он такой же невозможный, как ты, только с другим вектором.
Когда мы вместе вышли, было темно, он пискнул брелоком, и ему отозвался такой низенький спортивный автомобиль, Олаф позже сказал, что это «феррари».
Иеромонах изящно подоткнул свою) Чорную-Чорную рясу и, усаживаясь, неожиданно взял мою левую руку и положил себе на лоб: я не горячий? пощупай, пожалуйста, женщины прекрасно это умеют…
Какая-то нереальная безынерционность была в этом.
Абсурд, как марсианский сине-зеленый мухомор, возросший бы в моей раковине из нержавейки.
И мы приехали с невозможным Иеромонахом в Специальный Дом, он находился у черта на куличках, такое бывает.
Темный сруб, обнесенный высоким забором из бревен, некрашеных и каких-то теплых на вид.
Специальный Дом был внутри очень-очень. Как говорит моя мама: упаковано. Там всеми силами и немалыми средствами создавали Настоящее Казино. Столы, зеленое сукно, девочки-крупье в строгих костюмах, бесплатное шампанское.
Иеромонах оставил меня на высоком табурете у стойки как бы бара, но не бара, а фиг знает чего, алтаря?
Для меня эти высокие табуреты недружественны, я боюсь их, как тля божьих коровок, как раздолбанная «шестерка» лежачего полицейского, как задница в желваках от инъекций крепкого шлепка медсестры, как микрофлора кишечника убойной дозы антибиотиков, как земляки с Трансильванщины осиного кола, как… ну ладно, а то подавилась уже метафорами, как… хаха… удав кроликом.
Невозможный иеромонах принес большое количество фишек разных цветов: серые, черные, белые еще – вот эти, белые, оказались самыми дорогостоящими, и сказал мне: «Играй!»
Я взяла белые фишки, две штуки, и поставила на два номера: «6» и «9», потому что мне нравится цифра «6». Шарик был брошен, шарик крутился, мне было безразлично. «Ставки сделаны», – традиционно объявила Дилер, а Иеромонах прошептал мне в ухо, чтобы я не переживала, я не переживала.
Шарик покатался себе и упал в выемку с цифрой «6», Дилер придвинула мне груду фишек, белых, я сказала все поставить на «6». Невозможный Иеромонах рассмеялся и поставил свои фишки, все, тоже на мою «шестерку».
«Уверен, у нас получится, – сказал он, – что-то такое сегодня происходит…» «Невозможное?» – добавила я. «Похоже, да», – ответил он.
