Фэй Уэлдон - Ожерелье от Булгари
Они вместе заглянули в оставленную Наташей сумку. Двадцать пар прозрачных трусиков с лифчиками в красную и золотую крапинку, двадцать пар леопардовых, двадцать — оранжевых с синими рыбками. Двадцать кожаных ремешков.
— Она за ними вернется, когда вспомнит, — сказала Миранда. — Жуть, какая.
— По-моему, очень даже неплохие, — заметил Барли. — Но почему по двадцать?
— Это нашествие, — сообщила Миранда. — А другие девушки, наверное, слишком заняты, чтобы самим ходить по магазинам. Не повезло нам, англичанкам. Мы вынуждены сидеть за столами в конторах. А как еще зарабатывать себе на жизнь, когда понаехали вот такие?
Барли решил, что, по всей видимости, не он один удостоился персонального внимания и, скорее всего, неправильно расслышал это имя — Макаров, — да и пет ничего такого уж страшного в том, что этой женщине было известно, что он собирался обедать один. Он и обедал бы один, не позвони ему случайно Флора. Многие мужчины, получи они такое предложение, как он только что, отказались бы от любых деловых встреч. А он с легким сердцем отправился в «Плющ». Он действительно устал, причем не только морально и эмоционально, но и физически.
Глава 29
— Грейс, — обратился Уолтер к своей возлюбленной, — если бы ты смотрела на меня глазами постороннего, то, сколько бы лет ты мне дала?
— Около сорока, — ответила она. — Но я всегда очень плохо определяю возраст.
Был вечер. Приближалась ночь. В окно стучали дождь и ветер. Им было хорошо вдвоем, и что бы там ни произошло тогда в квартире Дорис, теперь они над этим только смеялись. Как быстро женщины все забывают, да и мужчины тоже. Жизнь, сегодня совершенно невыносимая, завтра покажется вполне терпимой, во всяком случае, если в сексе выступать единым фронтом.
А без этого пары быстро распадаются и начинают существовать по отдельности. Быть одиноким, может, и благородно, но быть вместе, как говорил апостол Павел, намного лучше.
Лицо Дорис на портрете было уже почти закончено и выглядело несколько странно на пышном теле леди Джулиет. Уолтер как раз собирался приступить к сужению его форм. Придется размыть фон и слегка сгладить контуры. Ему нравилась идея замены бело-полосатого фона на чисто синий, каким он стал сейчас, но он смутно припоминал, хотя и не был уверен, что Дорис хотела портрет совершенно нетронутым. За исключением двух основных, как она говорила, вещей: голова леди Джулиет должна быть заменена на ее голову, а фигура должна казаться не больше десятого размера, даже восьмого, если это возможно. Уолтер сказал Грейс, что чувствует себя обязанным удовлетворить ее запросы.
— Но у тебя же есть принципы, — возразила Грейс. — Тебе нужно заботиться о своей репутации.
— Я подорвал ее, когда принял этот заказ, — ответил Уолтер. — Какой художник в здравом уме согласится на такую халтуру?
— Гойя, — мгновенно нашлась она, и от этого Уолтер почувствовал себя лучше. Когда новый заказчик стучится в дверь, то для художника самое разумное — изобразить энтузиазм по этому поводу. Так что ничего зазорного в этом нет. Принципы хороши, когда вы можете себе их позволить. Уолтер решил не беспокоиться об этом. А в остальном все шло хорошо. Американцы сказали ему, что с ними связалась британская кинокомпания, желающая заснять частный просмотр, если удастся согласовать сроки. Интересно, что это за компания? Надо будет позвонить в галерею и спросить.
— Мы станем богатыми! — воскликнула Грейс. Для нее ее деньги были его деньгами, а его — ее. Если он слишком не загордится, они могут быть так счастливы!
Уолтер предупредил ее, что американская галерея получит пятьдесят процентов от выручки, «Блумсдейл» тоже откусит свой кусок, агент заберет пятнадцать процентов, а налоговая служба — двадцать пять, если он продаст несколько полотен, и сорок, если больше. Так что нет, богатым он не станет. Разбогатеть можно, только если твои картины продаются дороже десяти тысяч фунтов. Но он может стать уважаемым. Уолтер хотел уважения. Ему не нравилось покровительственное отношение. Не нравилось быть молодым. Его раздражало, когда его воспринимали как аутсайдера из числа молодых художников, он хотел войти в круг маститых авторов, где и он сам, и его работы чувствовали бы себя гораздо комфортнее.
— Ты уже и так выглядишь достаточно взрослым, — заверила, она. — При таком освещении ты практически можешь сойти за сорокалетнего.
— Это хорошо, — кивнул он. — Сорок — в самый раз. Но мне бы не хотелось становиться старше.
— А я не хочу становиться намного моложе, — сказала она. — Это доставляет массу беспокойства.
— Но ведь это не на самом деле, правда? — спросил, он, — Это лишь в нашем воображении?
Грейс выдернула у него еще один седой волос. Его брови стали заметно гуще. У нее начались месячные.
Она периодически хватается за живот и пьет аспирин. А если она забеременеет?
— Конечно, это лишь в нашем воображении. Дорис, хотя ее голова все еще сидела на корпусе несколько странно (Уолтеру придется над этим поработать), улыбалась им вполне доброжелательно, как когда-то леди Джулиет. Грейс убедила Уолтера нарисовать ее по возможности доброй, памятуя о том, какой она была от рождения, а не какой стала. Какой Дорис могла бы быть, если бы однажды не влюбилась в собственного отца, согласно теории доктора Дума, и не научилась ненавидеть собственную мать, а, следовательно, и всех женщин. Убедить Уолтера оказалось весьма непростым делом, но ей это все же удалось.
— Мы делаем это, чтобы уменьшить существующее на земле зло, — терпеливо объясняла ему Грейс. — Мы должны смотреть на себя как на поборников добра и искать хорошее во всем, даже в Дорис.
Она помешала ему добавить в краску кипяченого льняного масла, от которого лет через сто лицо Дорис почернело бы. По крайней мере, теперь он пользуется хорошей грунтовкой, а не дешевым заменителем, как раньше. Но нет ли каких-то добавок в той краске, что Уолтер недавно купил? Потому что иногда, когда они просыпались утром, обнаруживалось, что новая краска плохо держится, немного стекает, даже трескается, смазывая края губ Дорис или сужая ее глаза, отчего она выглядит не очень красивой. Эффект был совсем иным, не как тот веселый шарж, теперь закрашенный, который Уолтер сделал тогда при помощи акриловых красок. В этом изображении было что-то тревожное и немного жуткое.
Уолтер позвонил производителям красок, которые заверили его, что больше никто не жалуется и их продукция тут ни при чем. Они даже нахально высказали предположение, что, возможно, холст не подготовлен как следует. Так что Уолтер просто исправлял огрехи и молил Бога, чтобы лак, которым он покроет законченную работу, сделал свое дело и удержал лицо Дорис на месте.
