Лаура Вульф - Дневник безумной невесты
Вместе мы перетащили коробку на кровать. Мое сердце учащенно забилось. Мама сняла крышку и стала аккуратно снимать слой за слоем пожелтевшие салфетки.
Когда был снят последний слой бумаги, я наконец увидела свое свадебное платье и зарыдала. В прямом смысле слова. Не заплакала, а именно зарыдала в голос, как рыдают от радости. И ужаса. Это была самая уродливая вещь, какую я когда-либо видела. И она была моя.
Не желая обидеть маму, я быстро запаковала «сокровище» обратно в коробку и следующим же поездом укатила домой. Может, мне повезет, и по дороге меня ограбят.
5 февраля, 02:00
Не могу уснуть. Закрою глаза и сразу вижу это ужасное платье: высокий воротник, рукава, прилегающие сверху и от локтя расходящиеся раструбом, перед скроен на манер передника, юбка на кринолине. Нечто среднее между нарядом героини «Маленького дома в прериях» и костюмом актрисы разъездной труппы, представляющей рок-оперу «Годспел». Фронтир плюс Новый Завет[43].
Внезапно мне пришло в голову, что на всех свадебных фотографиях мама снята с очень близкого расстояния.
Можно ли как-то выкрутиться, не рассорившись навсегда с мамой?
5 февраля
Сегодня утром я оставила Мэнди отчаянное сообщение. Сигнал SOS. Она до сих пор не перезвонила.
Между тем дома меня ждало сообщение от бабушки. Мы с ней не разговаривали с вечера в честь моей помолвки. Не уверена, что кто-то из домашних не проболтался ей о моих подозрениях. Так или иначе, сообщение было очень милым: «Эми, твоя мама сказала, что ты наденешь на свадьбу ее платье. Я так рада! Сразу подумала о нем, едва услышала о помолвке. Потому и посоветовала маме предложить его тебе».
Ах, вот откуда ноги растут! Маме хватило ума догадаться, что я не захочу надеть ее платье, но бабуля убедила ее всучить мне эту дрянь.
Что это: благие намерения, которыми вымощена дорога в ад, или продуманный акт саботажа? Должна ли я держать ухо востро, или же мне следует полечиться у психиатра от запущенной паранойи? Не знаю. Так сразу и не ответишь.
7 февраля
Я запустила работу. Два моих автора задержали материалы для апрельского выпуска, о майском даже думать не начала.
Хорошая новость: после долгих уговоров я убедила Кейт больше не брать отгулов. Сейчас у меня трудное время, и я как никогда нуждаюсь в ней. Она помнит, где что лежит, хорошо выполняет свои обязанности и умеет разбирать мои каракули. Конечно, я, чуть не ползая перед ней на коленях, являла собой жалкое зрелище, но, думаю, именно это склонило чашу весов в мою пользу. Не каждая секретарша может похвастать, что босс валялся у нее в ногах.
9 февраля
Кейт представила мне в печатном виде список своих требований. Никаких звонков и письменных запросов относительно моей свадьбы. Все личные послания переадресовываются на мою голосовую почту, чтобы освободить Кейт от ненавистного занятия. И последнее, я не должна обсуждать свою свадьбу в рабочее время. Без пагубного влияния Барри тут не обошлось, но я с готовностью согласилась. А что мне оставалось делать?
А Стивена тем временем очаровали эквадорцы, играющие на деревянных духовых инструментах в подземном переходе неподалеку от его дома. Хочет пригласить их к нам на свадьбу.
Я двумя руками за отрыв от традиций. Сопрано? Клавесин? Струнный квартет? Даже и не думайте! Лучше привнесем бамбуковую флейту и колокольчики. Но разве свадебный оркестр не должен быть хоть немного знаком со вкусами американцев? А если кто-нибудь захочет заказать мелодию? Сумеют ли они понять, о чем речь? То-то и оно.
Однако слово есть слово. Выбор музыкантов за Стивеном. Я устраняюсь. Совсем. Буду помалкивать. Что бы он ни решил, прекрасно. А он решил пригласить этих эквадорских лабухов. Их музыка, видите ли, действует на него успокаивающе!
Очень мило.
Но для чего тогда существуют жены? И как, черт возьми, сыграешь Brick House[44] на деревянной флейте? Никак.
Надо ли удивляться, что мама установила «правила поведения» на моей свадьбе. В прямом и переносном смысле. Позволим учительнице младших классов учить нас уму-разуму.
Свадебный прием будет проходить только во дворе и на первом этаже. На верхние этажи вход заказан. Это значит: одна уборная на девяносто пять гостей — устанавливать на заднем дворе биотуалет мои родители не желают. Какие-то предубеждения, связанные с гнилостными газами и микробами.
10 февраля
Наконец-то Мэнди пожаловала посмотреть на мое платье. И пришла в ярость: «Я тащилась через весь город, чтобы любоваться на эту дрянь?! Где были твои глаза?»
Мои глаза? Это был не мой выбор. Ужасная ошибка.
Предложение Мэнди: устроить пожар в моей квартире и потушить огонь платьем. Интересно, порадуется мама, что бережно хранимый подвенечный наряд спас мне жизнь?
10 февраля, 23:00
Сколько я ни держала платье над зажженной плитой, оно не загорелось. Я опалила кончики волос и лак на ногтях, но чертово платье цело и невредимо.
Как мне повезло! Огнеупорное платье из асбеста. Что дальше? Букет из ядовитого плюща?
11 февраля
Шутки ради я предложила Джеймсу Ройсу стать вторым «лицом большого города». Ройс — самый читаемый автор детективов, который только жил в Нью-Йорке и писал о нем за последние двадцать семь лет. Прославился он и тем, что не дает интервью. Но это уже дело прошлое: Ройс решил нарушить обет молчания и дать интервью для «Раундап»!!!
Мистер Сполдинг в восторге. Барри чуть удар не хватил. Мы со Стивеном разорились и отметили это событие в ресторане. Кто же знал, что отказ Мюррея Коулмана обернется улыбкой фортуны?
12 февраля
Безнадежно. Нет ни одной веской причины, мешающей мне надеть мамино платье. Оно в отличном состоянии и сидит идеально. Как перчатка. Огромная перчатка из латекса, которая мокнет в тазу для мытья посуды. Но разве могу я сказать об этом маме, которая хранила это уродство специально для меня?
13 февраля
Мы со Стивеном ездили за город на беседу к преподобному Мак-Кензи. Всю дорогу туда Стив ворчал.
Стивен. Не могу поверить, что мы позволим ему наставлять нас, не говоря уж о венчании. Если спросит о сексуальной жизни, молчи. Будет допытываться — отвечай общими фразами. Ни за что не вдавайся в детали.
Я. Может, успокоишься? Не верю, что он так плох. Твоя мать его обожает.
Стивен. Вот увидишь! Тогда убедишься, что я говорил тебе чистую правду.
