Зоэ Арчер - Сладкая вендетта
– Наверное, они тут засиделись допоздна, – прошептал Далтон.
Он стоял так близко, что Ева почувствовала на лице тепло его дыхания.
– Или это стоит здесь с утра.
Они вышли из кухни и оказались в темном коридоре. Двигаясь с опаской, миновали несколько дверей, за которыми, по-видимому, находились буфетная, кладовки и комната экономки. Ни из-под одной двери не пробивался свет, но Ева все равно не могла вздохнуть свободно. Из помещений для прислуги наверх шла винтовая лестница, которая привела их в просторный холл, где царила атмосфера богатства. Куда бы Ева ни бросала взгляд, повсюду она видела бесценные предметы искусства, блеск мрамора и позолоты. Все, от перил до плинтусов, сияло безукоризненной чистотой, – плоды трудов многочисленных слуг. Из холла можно было попасть в просторные комнаты, обставленные мягкой мебелью и устланные пышными коврами. Но комната, которая была им нужна, находилась выше, и Ева с Джеком поднялись еще на этаж выше.
В доме царила тишина, не считая тиканья часов в одной из отдаленных комнат.
Далтон на удивление легко двигался. Мисс Уоррик не переставала удивляться, как в одном человеке могут уживаться столь противоречивые качества. И всякий раз, когда Ева думала, что наконец-то поняла, каков из себя Далтон, он опровергал ее представления.
Далтон открыл одну из дверей и скрылся в темноте, Ева последовала за ним. В комнате, куда она попала, лампы не горели, занавески были задернуты. Ева немного постояла на месте, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Если бы она пошла вперед, ничего не видя, то могла бы налететь на мебель. Неожиданно комнату озарил свет. Ева заморгала и увидела, что Далтон стоит у окна, одной рукой придерживая откинутую портьеру. Она не слышала его шагов, не слышала, чтобы он споткнулся или чертыхнулся, налетев на стол, будто переместился к окну по мановению волшебной палочки. Еще одно проявление его мастерства домушника.
В свете, льющемся из дома Бекуита, Ева увидела, что комната, в которую они вошли, – гостиная. Во всяком случае, она так рассудила. Мебель была завешена белыми чехлами, но из-под ткани выглядывали позолоченные ножки кушетки, словно ноги кокетливой дебютантки. Секретер красного дерева замер в ожидании, когда дама подойдет к нему написать письмо, а в углу стояла складная ширма, за которой скрывался мольберт с незаконченной картиной. По-видимому, обитателю этой комнаты нравилось иметь для творчества отгороженное пространство.
– Отличное место для наблюдения за снобами, – прошептал Далтон, когда Ева встала рядом с ним у окна.
Место и впрямь было идеальное. Отсюда им открывался превосходный вид на особняк Бекуита. Бальный зал сиял огнями, его освещали не просто газовые лампы, но люстры, и все, что происходило внутри, виделось очень отчетливо. Мужчины во фраках сновали по залу, их волосы блестели от обильно нанесенного макассарового масла. Женщины в пышных платьях со сверкающими драгоценностями были похожи на конфеты в ярких обертках. Они непрерывно обмахивались веерами, тщетно пытаясь охладиться. Должно быть, в зале стояла адская жара.
– Где Рокли? – спросила Ева, оглядев толпу.
И тут же тот, за кем они следили, появился в дверях бального зала. В то же мгновение к нему хлынула людская волна: молодые люди из высшего слоя, разгоряченные напитками, заискивающе улыбались, солидные седоволосые джентльмены почтительно раскланивались, матери семейств подталкивали вперед, словно жертвенных животных, своих дочерей на выданье, облаченных в белое. Казалось, абсолютно все жаждали быть замеченными лордом Рокли.
– Дерьмо притягивает мух, – сказала Ева.
Далтон тихо фыркнул. Они наблюдали, как Рокли медленно продвигается в зал, а за ним тянется людской хвост. Не удивительно, что он привлекал такое внимание. Даже если не знать о его титуле и богатстве, он буквально излучал власть. Уверенность и авторитетность сквозили в каждом движении лорда, начиная от манеры держать голову и до жестов рук в белых перчатках. Кому же не хочется купаться в лучах его блеска? К тому же он был весьма привлекателен.
Но когда Ева смотрела на Рокли, она видела только одно: безупречную, без единого пятнышка, кожуру, под которой скрывается насквозь прогнивший фрукт. Его красота казалась приманкой, влекущей людей, особенно женщин, к гибели.
– Некоторое время он будет ходить по залу кругами и вести малозначащие разговоры, – сказала Ева, наблюдая за лордом. – Маловероятно, что он сразу начнет танцевать. – Она показала на дверь, ведущую куда-то из бального зала. – Все эти мужчины направляются в карточную комнату. Они стремятся как можно меньше связываться с танцами.
– Я вижу, вы основательно изучили эту благородную публику, – заметил Далтон и с подозрением покосился на Еву. – Вы одна из них?
Ева насмешливо фыркнула.
– Между Мэйфэром и Бетнал-Грин есть много других миров.
– Если эти люди не вашего круга, откуда вы так много о них знаете? Их имена, где они живут, как проходят их сборища…
– Большинство тех, за кем охотится «Немезида», входят в элиту английского общества. Я должна знать о врагах все. – Она махнула рукой в сторону бального зала. – Эти люди не моего круга, как вы выразились.
– Тогда кто – вашего?
Ева всмотрелась в его лицо.
– Почему вы хотите это знать? Если вы ищете рычаги, которые можно использовать против меня, у вас ничего не выйдет.
Далтон нахмурился, хотя его взгляд был по-прежнему устремлен на зал.
– Шантаж и рычаги – это оружие «Немезиды», а не мое. Я спрашиваю просто потому, что мне любопытно. Мы целый день провели вместе, и нет ничего странного в том, что я хочу узнать вас получше. К тому же мою историю вы знаете. Так что, думаю, мое любопытство вполне объяснимо, – добавил он.
Ева задумалась. Она старалась как можно меньше говорить с другими сыщиками «Немезиды» о своей жизни и происхождении, а на их вопросы всегда отвечала уклончиво. Это в какой-то степени отдаляло ее от коллег, но именно к этому мисс Уоррик и стремилась. Так было безопаснее. Не только для «Немезиды», но и для нее самой. Если кто-то не знает тебя по-настоящему, он не может тебя ранить. Однако сейчас у нее возникла странная потребность рассказать что-то о себе Далтону. Ева знала, что Джек ее хотел, он не делал из этого секрета, и, если быть честной с самой собой, она тоже не раз задумывалась о том, каково было бы почувствовать его руки на своем теле, его губы на своих губах. Ева знала, что такое страсть. Знала она и то, что можно отдаться телом, не открыв при этом свое сердце. Но порыв, который она испытала сейчас, имел другую природу, нежели чувственное желание. В этой затемненной комнате, освещаемой лишь огнями бального зала из дома напротив, она захотела быть откровенной с этим человеком.
