Диана Чемберлен - Любимые дети, или Моя чужая семья
– Видела по телевизору шоу «Проект Подиум»? – спросила я.
Ее глаза загорелись:
– Еще бы! О господи, как я люблю это шоу! Моя мечта – попасть во что-то подобное.
– Что ж, детка, – заговорила я с интонациями Летиши. – Вот она, твоя страсть. Нужно найти колледжи, где изучают моделирование одежды.
– Есть такие колледжи?
Может, она не была самой яркой лампой в люстре, но мне нравилась.
– Конечно. Есть специальные школы и колледжи, где ты сможешь специализироваться по моделированию одежды.
Я кликнула на экран и включила поисковик.
– Можешь начать отсюда. Но беда в том, что во многие такие колледжи трудно попасть. Лучше выбрать местный колледж и записаться на курсы по искусству. Возможно, во многих даже есть курсы модельеров.
Подняв глаза, я увидела Гэри, стоявшего в конце компьютерного ряда и смотревшего на меня.
– Как по-твоему, справишься сама? – спросила я, поднимаясь.
– Да, спасибо. Здорово!
Я подошла к Гэри.
– Я помогаю девушке найти подходящий колледж. Это можно?
– Конечно, – довольно кивнул он. – Я просто хотел убедиться, что вы в порядке.
Мать, возможно, просила его немного понянчить меня.
– Главное – не впускать сюда репортеров. Остальное неважно, – сказала я.
Час спустя я снова принялась расставлять книги. Но девушка нашла меня снова.
– Мне пора уходить, – сказала она. – Я получила тонну информации, но, возможно, снова вернусь в пятницу.
– У тебя дома нет компьютера?
– Есть ноутбук, но в коттедже только коммутируемый доступ, а подключаться к Интернету таким способом – это мучение.
– О да.
– Меня зовут Джен Паркер.
– Я – Мэгги.
– Ты будешь здесь в пятницу?
Я кивнула. Следующие триста часов я буду жить в библиотеке.
– Класс! – воскликнула она. – Возможно, увидимся.
Я смотрела ей вслед. Смотрела, как в волосах играют отблески света от флуоресцентных ламп, и спрашивала себя, уж не обзавелась ли я случайно подругой?
20. КитЯ проснулся около одиннадцати утра от невыносимой боли в левой руке, которую мгновенно захотелось отрезать. Пузырек с перкосетом стоял на тумбочке, и я, не вставая с постели, принял две таблетки и запил водой. В трейлере было темно. Окно находилось прямо над кроватью, но я не мог даже подумать о том, чтобы вытянуть руку и открыть жалюзи.
В нашем трейлере всегда было темно. Я ненавидел эту ржавую консервную банку. Я жил в ней практически всю жизнь.
Может, сегодня я позанимаюсь виндсёрфингом. Как только подействуют лекарства. Именно это я и сделаю. Там можно будет забыть о проблемах. Но сначала нужно поехать в Снидз-Ферри и попросить моего приятеля наполнить бензобак, а потом я уговорю его купить пива. Больше я ни единого дня не собираюсь жить без пива. Впервые в жизни я буду пить пиво в собственном доме и когда хочу. Черт, если мать пропала, нужно извлечь из этого хоть какую-то выгоду.
Но, когда я сел в машину, стрелка датчика топливного бака упала еще немного. Так низко она еще не падала. А я много раз оставался без бензина. Снидз-Ферри недалеко отсюда, и, может, я доберусь туда. А если нет? Конец сентября. Середина недели. Машин на дороге не слишком много, и если я застряну, буду просить подвезти меня. С рожей, которая отпугнет кого угодно, особенно того, кто сбросит скорость настолько, чтобы пристально взглянуть на меня.
Меньше чем в миле от трейлерного парка есть автозаправка. Придется решиться. «Миллиарды людей каждый день наполняют бензобаки, и еще никто не загорелся, – думал я, выезжая на шоссе. – Миллиарды».
На заправке не было других машин, но я уже чувствовал запах бензина, хотя еще даже не открыл дверь машины. Это не игра воображения. Может, где-то произошла утечка бензина? Или какая-то машина немного сдвинула бензоколонку с основания и пока что никто об этом не знает?
Как бы там ни было. Как бы там ни было, мать вашу. Лишь бы поскорее покончить с этим и убраться отсюда.
Я вышел из машины и тут же понял, что бензобак с другого бока. Пришлось снова сесть и повернуть машину. Не забыть снять крышку с бензобака.
Я глянул на насос. К нему была прикреплена маленькая картонка.
«Если у вас только наличные, платите в магазине». Черт. Я не хотел заходить внутрь и говорить с кем-то. Об этом всегда заботилась мать.
Я сунул руку в карман и вытащил две последние двадцатки, пятерку и три бумажки по одному доллару. Возьму бензина на десять долларов. Далеко не уедешь, но пока этого достаточно.
Блондинчик за стойкой маленького маркета говорил по мобильнику. И даже не поднял глаз, когда я положил на прилавок двадцатку.
– Бензина на десятку, – потребовал я.
Он рассмеялся в телефон и открыл кассу.
– Она была никакая, – пояснил он, кладя двадцатку в ящичек и вынимая десятку. – Да нет, не шучу. Я не позволил ей сесть в мою машину в этом состоянии. Она бы облевала все… – Спасибо, – сказал он, отдавая мне десятку. Только тогда он глянул мне в лицо, и его глаза едва не выкатились из орбит. – Вау! Что стряслось с твоей физиономией, парень?
– Иди к черту, – бросил я, направляясь к двери.
Открыл и успел услышать, как он сказал в телефон:
– Не знаю. Парень выглядит так, будто попал в пропеллер.
Я подошел к бензоколонке и прислонился к машине, пытаясь взять себя в руки. Наконец, я отвинтил крышку бензобака. Рука дергалась так, словно я был припадочным. Попал в пропеллер?
Я нажал кнопку над табличкой с названием самого дешевого бензина. Вынул насос и сунул «пистолет» в бак. Теперь оставалось нажать на курок, или как там он назывался.
Я положил на него палец.
«Просто потяни вверх. Потяни вверх»…
Шли секунды. Тридцать. Сорок. Я не мог этого сделать. Бензин вырвется из «пистолета», и для меня все будет кончено. Именно так Мэгги устроила пожар. Бензин и дизельное топливо. Бензин и дизельное топливо. Одна искорка – и всё.
– Какие-то затруднения?
Я оглянулся на дверь мини-маркета, откуда высунулся блондин.
– Нужна помощь?
– Нет, все в порядке, – сказал я и, зажмурившись, потянул. Сейчас я погибну.
Я был окончательно вымотан и трясся, как в ознобе, когда вернулся в трейлер. Идти заниматься сёрфингом не хотелось. Хотелось лечь, что я и сделал. Забрался в постель. Подтянул одеяло до подбородка.
«Парень выглядит так, словно попал в пропеллер».
Поганый сукин сын.
Я сбросил одеяло и пошел в комнату матери. Порылся в шкафу, где она держала коробку с фотографиями. По большей части моими. Она всегда раздражала меня, делая снимки дешевой, подаренной кем-то камерой.
– Мой красавчик сын, – повторяла она. – Давай, симпатяга, улыбнись мамочке.
Я скалился или отворачивался. Почему я так поступал? Почему обращался с ней, как последнее дерьмо?
