Развод в 45. Любовь генерала (СИ) - Измайлова Полина

— Сюрприз?

Зимин кивает в сторону, а я смотрю и глазам не верю — Даринка моя стоит! Ох…

Мне стыдно, краснею вся — я со своими “любовями” совсем забыла о дочери, ну, то есть забыла, что она тоже собиралась на присягу! Она не одна, рядом с ней высокий молодой человек в форме, подозрительно похожий на…

— Мой сын, Егор Олегович Зимин.

— Мамочка, привет! Какая ты красивая!

Дарина меня обнимает, а сама шепчет на ухо.

— Ма-ам! Он та-акой классный! — А я не понимаю, о ком она, о моем генерале или о его сыне?

— Как ты? Как добралась?

— Меня Егор… Егор Олегович привез. Всё хорошо, — краснеет.

Ох, Зимины! Со всех сторон нас окружили! Дочка, значит, с Демидом, а сын… Ну, а что? Я не против!

Олег смотрит на меня с улыбкой, подмигивает.

— Ладно, идем, Лисица. Пора начинать. Дети, вы к зрителям, а мы с Эвелиной на трибуну. — Обнимает меня, поддерживая. — Платочек-то есть?

— Какой? — Не понимаю.

— Обыкновенный, слезы вытирать. Ты ж мать! Все матери всегда тут плачут.

Я ему не верю, но через час, когда мой сын выходит повторять клятву верности Родине — реву, в три ручья…

Глава 43

Зимин

— Я, Лисицын Демид Андреевич, торжественно присягаю на верность своему Отечеству…

Стою перед строем солдат, сержантов, новых призывников, смотрю на мою Лисичку, которую я, чуть нарушая регламент, рядом с собой поставил, вижу, как по ее щекам слезы катятся.

— Клянусь строго выполнять требования воинских уставов…

— …Приказы командиров и начальников…

Клятву дают одновременно несколько ребят. Кто-то уверенно, громко, с достоинством, кто-то проще, улыбаясь, кто-то жестко, строго. Парни все разные. И служить тоже будут по-разному. Кто-то спокойно, не выбиваясь, не нарушая устав, кто-то более серьезно, стараясь во всё вникнуть, кто-то спустя рукава — такие тоже есть, как и везде. Моя задача, как командира, показать пример, научить, сделать так, чтобы они понимали, зачем пришли сюда.

Момент присяги, пожалуй, самый важный, и сильный, и трогательный. Настоящий.

До сих пор помню свою присягу, эту ответственность, это реальное желание служить, защищать, помогать. Стать настоящим воином. Готовым жизнь отдать за Родину, за людей, за друзей, за матерей и жен, за детей. Серьезно. Без пафоса, без бравады, без лжи. Если нужно будет — пойти и грудью прикрыть своих ребят.

Да так и было у меня, и не раз. Когда прикрывал грудью… И на поле боя, и в штабах, когда моих пацанов какая-то очередная штабная крыса обижала, лишала положенных привилегий, выплат боевых или наград — есть такое дело и было. Увы, никуда от этого не деться.

И морды я чиновничьи не раз бил. Везло мне — всегда выходил правым. Всегда мне помогали. А сейчас я и сам в такой силе, что помочь могу.

И помогу. Фрол, конечно, сдуру вот так “залетел”. Он сейчас со мной рядом должен стоять был. И кто-то ответит за то, что его тут нет. Разберусь. Все получат. Гражданские тут меня тоже знают, уверен был, что знают хорошо. Видимо, недостаточно.

— Клянусь достойно исполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость, народ и Отечество.

Лисичка всхлипывает, потом, опять нарушая регламент, поворачивается ко мне и утыкается в мою грудь. У меня у самого ком в горле.

Каждый раз смотрю на молодых этих ребят и каждый раз надеюсь, что никому из них не придется на самом деле отдавать свою жизнь. И, увы… Как же часто оказывается, что приходится. Многие после принимают решение идти служить по контракту. Я лично считаю, что это самый верный и достойный вариант. В армию надо идти тем, кто точно знает и понимает, чего хочет и зачем это делает.

Смотрю на сына своего, который среди зрителей выделяется и ростом, и осанкой, — гордость берет, молодец, продолжает династию. Чувствую, дочери моей Лисички он явно по душе пришелся, да и она ему, кажется, тоже.

Да уж, если и дети наши переженятся, что же это будет?

После присяги у нас обычно праздник. Полевая кухня работает, всех угощают солдатской кашей, кухня наша в этот раз расстаралась. И даже торт огромный для ребят испекли. И пирожки. И морсы. Ничего крепче, конечно, нет. Хотя я не против боевых ста граммов, но сейчас у нас не положено.

Лисичка рядом с Демидом, там же, естественно, моя Ульянка.

Ну и Егор с Дариной — вся честная компания.

Продумываю, как мне их разместить — дома места маловато. Но не в гостиницу же? Взгляд мой падает на руку Демида, которая лежит на талии моей дочери, и внутри сжимается, одновременно и ревность, и злость отцовская, и в то же время радость и недоумение.

Выросла дочка?

Выросла, черт… Это я думаю, когда нахальный сын моей Лисички, бросив на меня взгляд, обнимает мою дочь и целует прямо в губы. Серьезно? Вот же…

Хорошо, что мой Егор держит себя в руках, хотя то, как он смотрит на дочь Лисички тоже настораживает — ну не так быстро же?

И тут же себя осаживаю — а сам-то ты, Зимин, не быстр? Неделя прошла, а ты уже, считай, женат!

С другой стороны, мы с Лисицей зрелые, состоявшиеся люди!

А эти?

Подхожу ближе, явно намереваясь разделить эту сладкую парочку, чувствую, как морда огнем горит, но меня перехватывают нежные руки любимой женщины.

— Тормози, генерал, должно быть и у солдата счастье.

— Он сержант.

— Какая разница? И вообще, оставь их в покое, дай им время.

— Будет у них еще время. Вот отслужит…

— Пап, перестань, а?

— Товарищ генерал… — Демид вытягивается в струнку, честь отдает, у самого черти в глазах пляшут.

— Вольно, сержант. Расслабляйся, пока можно. Только не увлекайся, и учти, тебе еще служить, а ей учиться.

— Ну, па-ап!

— Что, па-ап? Я всё сказал.

Смотрю на Эву, которая улыбается и головой качает.

— Угости меня, что ли, тортиком, товарищ генерал?

— Ты меня можешь при всех называть просто Олег.

— Разрешаешь?

— Настаиваю.

— А мне товарищ генерал больше нравится. Возбуждает, — это она шепчет уже на ухо, и я ей отвечаю:

— Может, я не хочу, чтобы ты при всех возбуждалась?

— Неужели? Я думала, тебя заводит…

— Ох, Лисица, нарываешься.

— Именно. У нас сегодня какие планы?

— Мне нужно в город ехать, за Фроловым. Со мной поедешь?

— Конечно. А потом?

— А потом надо в столицу собираться.

— Зачем?

Она смотрит удивленно и, кажется, даже растерянно.

— В смысле зачем, Эва? Ну, во-первых, твой развод.

— Развод?

— Или… Может, ты передумала?

— С ума сошел? — гневается так забавно, кулачком меня по груди даже лупит, а я смеюсь.

— Эй, жена, субординацию соблюдай, я всё-таки сегодня тут генерал и шишка важная, меня бить нельзя!

— Тогда ты у меня дома получишь на орехи, и вообще, я еще не жена пока!

— Жена, — говорю уверенно, оглядываюсь, к себе притягиваю и целую в губы, крепко. Почти сразу слыша удивленные, а потом и радостные возгласы.

— О-о-о!

— Вау!

— Горько!

— Горько, товарищ генерал!

А что? И “горько” тоже можно устроить?

Отрываюсь от Лисички, которая раскраснелась от смущения, оглядываю окружающих. Тут и мои офицеры, из полков, из штаба дивизии, и солдаты-дембеля, и те, кто сегодня давал присягу. И, конечно, наши дети.

— Горько! — выкрикивает сразу несколько голосов, я смотрю своей женщине в глаза.

— Народ требует, Лиса.

— Олег…

— Не смущайся, бумаги о разводе готовы, считай, ты свободна. И ты моя. Слышишь? Моя. Никому не отдам мое сокровище.

По-хозяйски обнимаю, прижимаю мою ласточку. Впиваюсь в губы, поглощаю жадно, с наслаждением слушая улюлюканье, радостные вопли, и счет.

— Один, два, три, четыре…

Как на настоящей свадьбе.

Что ж, и настоящая у нас не за горами.

Мероприятие продолжается, Эва общается нашими детьми, я пока отдаю последние распоряжения, полчаса — и готов ехать.