Кто хочет процветать (СИ) - Веснина Тиана
Возле подъезда со сверкающим ослепительно белыми лампами навесом крутились разноцветные Арлекины, кокетливо поглядывали Коломбины и картинно грустили Пьеро. Фролов предъявил охраннику свой билет. Тот неторопливо принялся проверять, есть ли его имя в списке приглашенных. Сергею стало не по себе, он подумал, что Валентина наверняка забыла позвонить и внести его фамилию.
«Вот сейчас этот двухметровый миляга разведет руками и скажет: «Сожалею, но ваш пригласительный не действителен». А фэйс-контроль уж точно заметил, что я нервничаю», — злился он на себя и Валентину.
— Прошу вас! — приветливо повел рукой охранник.
Сергею стало стыдно перед самим собой за рабское малодушие. Другой бы на его месте даже не обеспокоился. У него билет, и это не его проблемы, что фамилия отсутствует в списке.
Музыка была слышна уже в фойе. Фролов снял кожаное пальто, поправил волосы перед высоким зеркалом и прошел в зал, украшенный панно из венецианской жизни.
Зал пестрел костюмами гостей, переливался извивами серпантина, сверкал дождем конфетти. Середину зала оставили для танцев, а вдоль стен были расставлены увитые виноградными листьями беседки, в которых на столах, покрытых белоснежными скатертями, были выставлены бутылки шампанского и легкая закуска.
Сергею непременно надо было увидеть Валентину. Но большинство приглашенных были в масках. Он выпил шампанского и приступил к поискам, будучи уверенным в их тщетности, но все-таки — развлечение.
Дамы, вместо того чтобы скрывать свои лица при приближении незнакомца, наоборот, отводили яркие маски на длинных ручках в сторону и зазывно подмигивали. Карнавал — можно все!.. Фролов подумал, что раз уж он попал на праздник, хоть и чужой, то вправе повеселиться. И тут увидел Тину. На обнаженной груди, поддерживаемой жестким корсажем, тяжелым ленивым блеском переливались рубины, в руке, обтянутой красной шелковой перчаткой до локтя, она держала широкий бокал с шампанским и говорила с каким-то мужчиной. Сергей попытался попасть в поле ее зрения, но она ни на миг не отводила зачарованных глаз от своего визави. Фролов зашел за спину Валентины и взглянул на ее собеседника. Тонкие, острые черты лица, слегка выдающийся вперед подбородок, на вид лет двадцать с небольшим…
«Она что, с ума сошла? — удивился Сергей. — Ей-то уже… Ну дает!..»
Оркестр заиграл вальс. Валентина положила руку в красной перчатке на плечо своего юного друга, и край ее платья скользнул по ногам Фролова. Он посторонился. Подошел к колонне, увитой плющом, поманил рукой официанта и взял бокал с белым вином.
«А пошло оно все!.. — подумал с остервенением. — Пригласила, а сама даже не побеспокоилась, как мы встретимся в такой толчее. Все, ухожу!.. Нечего мне здесь делать. Я давно сошел с дистанции и не имею желания обгонять, обходить, стремиться, добиваться, достигать…»
Он твердым шагом направился к выходу да заплутал среди беседок, шпалер, увитых гирляндами роз, бегающих ватагами фавнов и вакханок, которые окружили его и надели на голову венок из виноградных гроздьев. Злое выражение лица Фролова вызвало всеобщий смех. Он едва сдержался, чтобы не плюнуть. Злость клокотала в нем, заставляя подергиваться угол рта. «Черт! Черт бы меня побрал!» — летел не разбирая дороги Сергей к выходу, а на самом деле кружил на месте.
Неожиданно из пестроты, блеска, мигающих огней взгляд его выхватил женскую фигуру в платье цвета турецкой бирюзы. «Обворожительна и зла!» — пролетело четкое определение в голове Фролова. Он остановился как вкопанный. Женщина с пристальным вниманием смотрела на добровольно и с удовольствием сходящую с ума толпу. Градус карнавального веселья был уже таков, что трезвому человеку видеть это было и забавно, и омерзительно. Фролов не был трезв, но и не смог опьянеть настолько, чтобы получать удовольствие от всеобщей вакханалии.
«А! Тоже ненавидишь их всех, презираешь!.. — начал он мысленный разговор с незнакомкой и осекся. Во взгляде женщины не было презрения. — И она вот так же хочет сходить с ума! — с раздражением подумал он. — Бегать вокруг этих фонтанов, срывать губами клубнику, свисающую с искусственных лиан, пить кофе из пузатого кофейника, смешно передвигающегося по залу и под общий громовой хохот с фривольной ловкостью разливающего в чашки свой горячий напиток…» Мысль затормозила, запуталась, чувства, воспользовавшись заминкой, заструились по всему телу, и Фролов признался себе, что он тоже хочет этого же — веселого беспамятства! Но чтобы так шикарно беспамятствовать, надо иметь много денег!
Он в упор взглянул на незнакомку и узнал ее. «Вера Астрова, писательница. По-моему, мне как-то попадалось несколько ее книг. У кого-то из сотрудников видел на столе. Так… Смешение интересных мыслей с какой-то сверхъественной глупостью. Впрочем, ее выводы порой не лишены оригинальности…»
Фролов вспомнил, что когда он вошел в зал, то увидел Астрову в ярком свете прожекторов. Она стояла перед камерой и отвечала на вопросы журналиста. Отвечала умно, с иронией… Милена, сложив руки на груди, стояла чуть поодаль от камермена. С едва заметной самодовольной улыбкой она следила за Верой и ждала нужных ей ответов. Прозвучал вопрос: «Что вы можете сказать о стремительно вошедшей в нашу литературу Скоковой?» Вера улыбнулась, не преминув подумать: «Пшеничная таким образом хочет отнять часть моих читателей, которые заинтересуются книгами Скоковой, услышав мой положительный отзыв о них. Эх, какой бы это был шок, какой резонанс, если бы я сказала правду. Просто правду. Что книги Скоковой — белиберда. Но я этого не скажу. Милена — опасный противник, не прощающий, не идущий на компромиссы…»
Астрова сделала вид, что слегка задумалась, а сама посмотрела в сторону Скоковой, улыбавшейся ей, как змея, которой повязали пышный розовый бант.
— Мне понравилось то, что я читала, — слегка сдвинув брови, произнесла Вера. «Чушь, дальше второй страницы читать невозможно». — Интересные сюжетные линии. — «Нескончаемая песнь каюра: что вижу, что слышу, то и пишу. Зашла соседка — написала; зазвонил телефон — написала; собака завыла — тоже отобразила на бумаге. Вчера лифт сломался, и это событие нашло свое отражение в книге маститой писательницы». — Неожиданные повороты — «неповоротливой мысли». — Своеобразный стиль изложения… — «Абсолютное отсутствие стиля»…
Вера обронила еще несколько благосклонных фраз, мысленно послав сопернице: «Не радуйся, придет время, и ты точно так же, скрипя зубами, будешь славословить очередную «находку» Милены Пшеничной!»
Фролов не мог оторвать взгляд от Астровой. Столько силы, отчаянной уверенности было во всем ее облике, что он невольно залюбовался ею. Но Астрова, помахав кому-то рукой, скрылась в одной из беседок. Сергей очнулся и вспомнил, зачем он пришел на этот карнавал. «Валентина обещала познакомить меня с состоятельными людьми, которые могут стать моими заказчиками. Так пусть, черт возьми, знакомит! Я тоже хочу добиться возможности вот так же весело и беззаботно хотя бы раз в год сходить с ума!»
Он провел рукой по волосам, отыскал стол с напитками, выпил запотевшую стопку водки, закусил рыжиком и отправился на поиски Валентины.
После вчерашнего потрясения Вера проснулась поздно. Села на кровати и мутными глазами обвела свою спальню. Предметы искривлялись, вытягивались, точно грозили исчезнуть. «И исчезнут, — подумала она, — если не приму экстренных мер! Каких?» — после паузы спросила она себя и встала с постели. Натягивая на плечи сползающую рубашку, Вера пошла в гостиную.
— Как это вчера сказал Ладимир?.. Ты думала про себя, что ты такая, а на самом деле оказалась другая. Так какая же я?! — Она остановилась перед зеркалом: выше среднего роста, широкая в кости, но стройная, русые волосы, пышные, с золотистыми переливами, серые, будто слегка подсиненные глаза… — Фу! Да это я сто раз видела. Главное, какая я внутри?.. Сначала растерянная, забитая, несчастная, потом яркая, гордая, и все же чего-то боящаяся. Ну да! Я все время ждала, что может случиться что-то ужасное, что, собственно, и случилось. А если изгнать страх? Тогда можно натворить такое! Страшно подумать! — Эта мысль взбесила ее. — Опять страшно! Да чего же? Кого? Милены?! О!.. — взвыла она, чувствуя, что ей не разобраться. — «И двойственно нам приказанье судьбы: мы вольные души! Мы злые рабы!..» [4] — громко произнесла она. — Ах, как верно! Душа — вольна, тело — раб! Значит, судьба управляет моей оболочкой — телом. Ведь мы в большинстве случаев следуем указаниям судьбы вопреки своим духовным стремлениям, потому что свободная душа заключена в рабски покорное тело. Душа рвется в одну сторону, а тело тянется в другую, куда судьба тянет. И вот, когда тело — в одну сторону, а душа — в другую, и возможен летальный исход. Брр! — передернуло ее, и она поспешила надеть халат. Прошла на кухню, машинально включила кофеварку. — Внутри нас — непрекращающаяся, изматывающая борьба. Я — физическая оболочка для какой-то Силы, раздираемой противоречиями. — Вера прислушалась к себе, и ей показалось, что она услышала шум внутренней борьбы, происходящей в ней. — Ясно одно, — продолжила она свои размышления, — все от меня отвернутся, когда я перестану быть Астровой, когда вновь превращусь в то, чем была до сих пор, в «зеркало». Ведь глаза обывателей — это зеркала, в которых отражаются чужие успехи. А я не хочу больше отражать! Поэтому выход у меня один — я должна взбунтоваться против Пшеничной. Но каким образом? Деньги и власть у нее. А у меня?.. А у меня ничего! Кроме таланта, которому необходима защита.
