Анатомия соблазна (СИ) - Десса Дарья

Глава 30

Мариша рада мне, как никто другой на всем белом свете. А я, соответственно, ей. И потому, когда увиделись, то кинулись обниматься. Она ведь не просто мне подруга. Мы с ней как родные сёстры. Обе с малых лет без родителей, обеих отчего-то не взяли в приемные семьи. Только догадываться могу: меня из-за резкого характера, Маришу — наоборот, как слишком тихую и незаметную.

Она всегда была «серой мышкой», и поначалу её обижали. То суп в столовой опрокинут на платье, то учебную тетрадку выбросят в туалете прямо в помойное ведро. Пару раз ей намазывали стул какой-то липкой дрянью, но всякий раз Мариша не ругалась, не кидалась с кулаками, не пыталась глаза выцарапать, как кошка. Она терпела и тихо плакала.

Поначалу я не обращала на неё внимания. Подумаешь, ещё одна забитая дурочка. Мало ли у нас таких! Но когда случайно узнала её печальную историю, как от неё родная бабка отказалась, фактически предав и бросив на произвол судьбы, то в моем сердце произошел какой-то надлом. Я захотела взять Маришу под свою защиту. Подошла к ней однажды, когда она в очередной раз тихонько лила слёзы в подушку, и сказала:

— Давай дружить?

Она посмотрела на меня слегка опухшей от рёва физиономией и спросила:

— Ты серьёзно?

— Я что, ну юмористку похожа?

— Нет, просто ты такая…

— Ну, какая?

— Тебя же недаром Стрелой прозвали. Ты сильная, смелая, драться умеешь. А я… — и тяжелый вздох разочарования. — Тебе со мной скучно будет.

— От тебя правда бабка отказалась? Не врут?

— Правда, — ответила Мариша и всхлипнула.

— Короче, ты будешь моей подругой. Под моей защитой. Завтра всем скажу.

И сказала. До некоторых не сразу дошло. Пришлось применить силу. После как отрезало. И мы с Маришей стали не разлей вода. Вот и теперь, сидим в кафе, и я взахлеб рассказываю ей о наших приключениях в замороженном городке Захолустинске. Подруга только глазами хлопает и смеется. Я постаралась передать ей всё в забавных красках. Ну, а чего драму-то корчить? Забавно ведь было, если рассудить.

В конце рассказываю, как ко мне Леонид приходил. Прокрался буквально, и что из этого получилось. Но Мариша явно увлеклась Артуром. Пропускает бывшего мимо ушей и спрашивает, как у нас дальше с Уваровым будет развиваться.

— В смысле что развиваться? Мы коллеги, конкуренты к тому же. Конкурс продолжается, и я не знаю, что решит Жираф. Посмотрим.

— Да при чем тут конкурс! — взмахнула ладошкой подруга. — Я же вижу: он тебе очень нравится, этот Артур. У вас с ним как дальше будет?

— Брось! Ничего между нами не сложится. Он бабник и карьерист, а я… да, тоже хочу стать заместителем Жирафа, и точка. Не придумывай. Уваров вернулся, теперь вся женская часть офиса на него смотрит и облизывается. Представляю, сколько девчонок захотели бы с ним в постели оказаться. Вон какой! Успешный, красивый, перспективой! Да чего ты на меня так смотришь?

Мариша и правда уставилась: ладошкой голову подпёрла, наблюдает с улыбочкой.

— Как ты сейчас о нем красиво сказала. М-м-м… — промычала мгн значительно.

— Тьфу на тебя, дурочка, — смеюсь в ответ. — Забудь. У нас у каждого своя дорога.

— Ну-ну, — недоверчиво говорит Мариша.

Мы расстаемся через два часа, потому как дела семейные зовут подругу вернуться. Соскучились по ней, потребовали поскорее обратно. Ну, а я вернулась в своё холостяцкое жилище. Завтра на работу, надо лечь спать пораньше. И только приготовилась ко сну, как вдруг звонок на сотовый. Подспудно мне показалось, что это Артур, увы. Разочарование оказалось двойным. Это был не он, а намного хуже.

Нет, даже не Леонид. Его маменька, Изольда Сергеевна, эмансипированная особа почти полувекового возраста, ещё не забросившая мечту найти себе мужичка, у которого тугой кошелек, но стрелки не постоянно на полшестого. Иначе как же он сможет удовлетворить такую страстную особу! Что касается чувств материнских, то здесь моей несбывшейся свекрови нет равных. Она — самая настоящая наседка, которая до последних дней станет следить за своим отпрыском, направляя его и поучая.

Это, в числе прочих недостатков Леонида, один из главных. Меня достало его кивание в сторону маменькиного мнения. Он едва ли не во всём полагается на её слова, и когда своей головой станет думать? Хотя мне теперь поровну. Потому беру трубку и спрашиваю, что понадобилось от меня в столь поздний час. Даю понять сразу: времени на ля-ля-тополя у меня мало, мне завтра рано вставать.

Думала, услышу грубый наезд по поводу поврежденного кокошника её сынули. Но Леонид, видимо, постеснялся сообщать матушке, как ему досталось по яйцам. А вот пожаловаться на мои грубость и бездушие успел. Поплакался в подол, мелкосратый. Вот она и позвонила, чтобы начать слезливую песнь о том, как грустно жить на белом свете её единственному сыночку. Ведь я для него была и остаюсь светом в окошке. Солнышком ясным. Любовью всей его жизни. Надеждой на создание прекрасной семьи и появление на свет чудесных малышей.

Пока слушаю, у меня начинается икота. Приходится рукой трубку прикрывать, чтобы не показаться слишком уж… Но это частая реакция моего организма на словоблудие. А уж в этом Изольде Сергеевне равных нет. Ей бы в депутаты пойти. Уж она бы развернулась! Произведенной ею одной лапши хватило бы, чтоб покрыть уши половины избирателей страны. Ну, а пока этот поток лингвистического поноса достаётся мне одной.

— Изольда Сергеевна, — прерываю её. — Что вы хотите от меня?

Блин. Зря спросила. Опять о том, как чудесно, когда двое любящих людей…

— Леонид не рассказывал вам, отчего я с ним рассталась?

Надо же! Поведал маменьке. Но что я слышу? «Молодо-зелено», «с кем не бывает», «это просто гормоны» и т. п. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать мамашу бывшего в долгое и очень трудное порнографическое путешествие. Но я ведь вежливая девушка, зачем же грубить старшим? Чтобы отвязаться, говорю, что обещаю обо всем услышанном от неё хорошенько подумать. Прощаюсь и прекращаю разговор.

— Вот же занудная тётка! — ворчу, укладываясь поудобнее. Но стоит закрыть глаза, как телефон вибрирует. Да кого там ещё черт несёт?! Одним глазом смотрю на экран и читаю:

«За твои голубые глаза

Я готов убежать на край света,

И, как вспомню, протянет слеза,

Ах, какое тогда было лето!

Груди белые — яблочный сок,

Словно сахар уста, вкус медовый,

Поутру уходил на восток

И я был весь иссиня-лиловый» (1).

Стоит мне прочесть последние строчки, как накатывает безудержный приступ смеха. Вспомнила вчерашнее приключение Леонида. Теперь, очевидно, так выглядит его побитый кокошник — иссиня-лиловый. Ой, не могу!!! Хотел как лучше, а получилось, как всегда. Но вот же привязалась ко мне эта семейка, словно банный лист к заднице!

Понедельник. Утро. Офис компании «Проспект». Стоит мне перешагнуть порог собственного кабинета и поздороваться с помощницей, как следом заходит Артур. Улыбается, весь такой нарядный, стройный, и у моей Снежаны глазки покрываются маслянистой плёночкой. Уваров явно ей очень нравится. Этого мне только не хватало!

Здороваюсь и иду в кабинет, приглашая Артура к себе. Нечего Снежане на него облизываться. Для молоденьких глупышек это заканчивается разбитым сердцем. Наслышана про подвиги Уварова, надо бы и помощнице рассказать. Едва ли поможет: по себе знаю — когда голова кругом от классного мужика, никакие аргументы не действуют. Но теперь я сама броня! Не проймешь меня, Артур.

— Какими судьбами? Что-то нужно? — спрашиваю его. Улыбочка на красивом лице бледнеет, Уваров предлагает обсудить, как он её называет, «общую концепцию рекламной кампании».

— То есть я предлагаю объединить наши усилия и действовать в интересах рекламного агентства «Проспект», — завершает он.

— А как же наша персональная конкуренция? — спрашиваю его. — Если мы станем работать вместе, Жираф не сможет выбрать достойного. Точнее, он наверняка предпочтёт тебя мне. Есть такая штука — мужская солидарность. Слышал, наверное?