Владимир Купрашевич - Женька, или Безумный круиз
Когда вышли из натопленного дома в холодный полумрак, Женя пообещала себе прикусить себе язык в самом прямом смысле и сосредоточиться на рыбалке.
– А что, разве рыба ночью ловится? – скорее из попытки перевести стрелки на запасной путь, чем из жажды познания спросила она.
– Конечно, ловится. Да и ночь то здесь условная. Разве что чуть темнее, чем наши белые. Надо только присмотреться. А по времени сейчас день-деньской.
На улице действительно немного посветлело. Конечно, особенно светло было во дворе – они забыли в теплице выключить свет, и стеклянное сооружение сияло, словно огромный фонарь.
На крыльце Женя осмотрела Василия. Одет он был посолиднее, чем Евгения, в черный тулуп, валенки с галошами. На голове большая светло-серая шапка с опущенными, как и у Жени наушниками. Из карманов торчали огромные меховые рукавицы.
– Жуть, какая. Мы, наверное, всех там перепугаем, – рассмеялась Женя.
– Не думаю. Классический вариант. Там полно таких же пугал.
– А как будем добираться? Пешком или поедем?
– Конечно пешком. Здесь недалеко. Километра три.
То, что три километров это недалеко, вызвало у нее сомнения. Особенно в такой амуниции… Женя покосилась на него, но ничего не сказала.
Василий накинул лямку ящика на плечо, на другое завалил сверло. Его спутница шла, практически налегке и, пройдя с километр, молча, отняла у Василия бур.
– Положи на плечо, так легче будет, – посоветовал он.
Сверло оказалось не таким тяжелым, каким представлялось. Сопки стали хорошо просматриваться уже через полчаса пути. Картина хоть и однообразная, но вызывала ощущение, словно это уже другая планета из бесконечного ассортимента Вселенной. Наверное, и в водоеме здесь водятся не рыбы, а какие-нибудь инопланетные существа, подумалось Жене…
Когда они вышли на заснеженное поле, и прошли по нему еще с километр, Василий велел Жене стоять на месте, сам поискал что-то глазами, прошел влево и немного вглубь. Потом вернулся, отмерил сотни две шагов, в другую сторону, снова осмотрелся и, наконец, определил:
– Здесь.
Женя с недоумением посмотрела на него.
– Так это же поле?
Василий засмеялся.
– Это озеро. Сверху снег, под ним лед, дальше вода. Глубина метров десять.
В подтверждение он ногой разгреб небольшой слой снега и под ним, действительно, оказалась шершавая поверхность белесого льда. Женя хотела было прокомментировать, что кроме них других дураков нет, но, всмотревшись, заметила невдалеке несколько темных точек.
– Вот там вроде мужички толпятся. Наверное, там рыба и ловится.
– Ловить будем здесь. Место разведанное… А там, сети заводят, долбят лунки,… в общем, это не то…
Василий принялся бродить кругами по льду, наконец, остановился и махнул рукой.
– Иди сюда.
Женя отправилась к нему, волоча бур за собой. Василий стоял у какой-то палки, вмерзшей в лед.
– Это ориентир?
– Да. В прошлый раз здесь хорошо ловилась.
Василий просверлил лунку в трех шагах от маяка, вычерпал поварешкой обломки льда, опустил туда подвязанную на леске увесистую железку под цвет золота с крючком и вручил удочку Жене. Потом разложил рядом брезентовый стульчик.
– Сиди здесь и подергивай блесну, – посоветовал Василий, – но держать надо крепко. Здесь бывает крупная рыба.
Он показал, как дергать удилищем, потом просверлил в стороне пару таких же дыр, уселся на свой ящик и принялся колдовать двумя удочками поочередно.
Ловля рыбы Жене не понравилась. Прежде всего, бессмысленным процессом, который разнообразился лишь тем, что леска время от времени путалась или крючок цеплялся за кромку льда. Она посмотрела на сгорбленную фигуру Василия и неожиданно услышала собственный голос.
– А когда идет поезд обратно в Питер?
Василий с любопытством оглянулся.
– Что, уже захотелось домой?
Женя попыталась притормозить себя, но вместо этого распоясалась окончательно.
– А что время терять? Поищу хорошего парня. По рекомендации. Если здесь не ко двору.
– Ну, ты и злопамятная!
– Да, злопамятная. Зачем ты связываешься со шлюхами? Разве я не могу их всех заменить? Деньги, что ты тратишь на них, можешь высылать мне, я буду приезжать раз в месяц и обслуживать тебя. Если другой роли мне не предлагается, я готова быть твоей шлюхой. Штатной.
– Ты что?! – совсем развеселился Василий.
– Исполняла бы все твои желания. Или тебе раз в месяц мало?
Василий покачал головой.
– Ну что ты такое несешь!
Женя шмыгнула носом.
– Я не хочу, чтобы у тебя еще кто-то был…
Тот ничего не ответил.
– Тебя устраивает, вот так… Я разве не поняла твоей фразы в поздравлении, где ты желаешь мне оторваться на всю катушку. Не отрываюсь я ни на какую катушку. Ни с кем.
Василий, подергав свою снасть, вернулся, подошел к ней, приподнял ее лицо за подбородок.
– Я действительно ничего тебе не обещал. Сейчас обещаю.
– Что?
– Больше никого не будет…
– И ты сможешь это?
– Смогу, – как-то очень обыденно сказал Василий и снова отправился к своим лункам.
Сказал, лишь бы отвязалась! Да и в самом деле, что это с ней, что ее снова понесло? Еще не протрезвела? Сунуть свой язык в лунку, что ли? Чтобы навечно примерз. Ведь послушать со стороны, какой мужик, даже железобетонный, вынесет такое занудство?
В очередной раз, поклявшись держать себя под контролем, Женя принялась активно трудиться над лункой. Оглянулась на Василия… Наверное, обиделся. Какие – то между ними непонятки. … Но он же сам, как какой-то контрразведчик, ни на один вопрос еще не ответил вразумительно. Она не раз подталкивала его на ответ, который ей нужен. Пусть вранье! Но если от него становится легче… Эгоист! Нет, вранья ей, конечно, не нужно. Может быть, само ее предположение обижает его… Иное дело, если бы изложила что-то обдуманное, логичное… А то сморозила какую-то чушь! Разве сможет она быть на положении шлюхи? Да уже никогда и ни при каких обстоятельствах! Ну а разве не любая женщина желает стать единственной для своего единственного мужчины? И разве этот порыв может быть осужден тем, кому она стремиться отдать себя всю, унизиться, стать вещью, тряпкой, пылью. Угадать и выполнить абсолютно любое его желание. Женщины готовы к этому самоуничижению, этому добровольному рабству, прежде всего, потому что сами испытывают к этому тяготение, потому что в этом садомазохизме находят удовольствие для себя. Они то и есть самые бесстыдные эгоистки, прикрывающие свои желания, свою похоть стремлением доставить радость близкому человеку. А если и не прикрывающие? Разве получение удовольствия оттого, что другому оно доставлено тоже, можно считать удовлетворением собственного эгоизма? …Все, мяч за пределами поля!
