Дарья Волкова - Малыш, который живет под крышей (СИ)
«Нет, к Владу» застряло в горле. Пришлось снова буркнуть:
— К своему.
— Вот можешь же головой думать, когда хочешь.
— Да иди ты!
— Уже пошел. Спокойной ночи, Карлсон.
— Спокойной ночи, Малыш.
Объект одиннадцатый: Невский проспект
— Слушай, а что ж ты мне врал тогда?
— Чего?
— Что тебе семь лет?
— А сколько?
— Но ты весишь-то на все восемь!
Макс злился. Это стало его постоянным, нормальным, привычным состоянием — с того хмурого похмельного утра, после вискаря на пиво и откровений Киры.
Кира… Он думал о ней. Постоянно. Думал и злился. Потому что не соврал тогда, накануне. Не мог он понять, как можно так с собой обходиться. Да было бы из-за чего!
История с ней приключилась гнусная, что и говорить. Но, в общем-то, обыкновенная. Молодые влюбленные девчонки — такая специальная категория населения, которая просто создана для того, чтобы вляпываться в неприятности. Даже если они с таким умом и характером, как у Киры, и даже если в мамах значится капитан Биктагирова. Даже это не убережет девочку, если она влюбилась в подонка. Что теперь? Жизнь на этом не заканчивается — она лишь преподносит первый урок. Макс и сам, наверное, оставил пару царапин на нежных и трепетных девичьих душах — при том, что никогда не поступал подло. Так выходило просто.
И ту Киру — восемнадцатилетнюю, отчаянно влюбленную, смертельно обиженную, потерявшую на какое-то время смысл жизни — ту Киру он бы пожалел. Как пожалел бы Ляльку или Андрюху — на правах старшего брата, умудренного, обросшего каким-никаким житейским опытом и даже цинизмом. Пожалел бы как мог — обнял бы, по голове погладил, сказал бы что-нибудь банально-утешительное. Ту Киру. Ту несчастную и запутавшуюся девочку.
Эту, нынешнюю Киру Макс отказывался жалеть. Категорически. Эту Киру хотелось встряхнуть — так, чтобы зубы клацнули. Наорать на нее. И даже влепить пару непедагогических подзатыльников. Или ремня всыпать — так, кажется, говорят. Его мать всегда говорила, что по голове бить нельзя, для этого есть попа. Впрочем, Макса вообще ни по чему не били — то ли поводов не давал, то ли родители понимали, что такие меры — признак педагогического бессилия. Видимо, теперь у Макса случилось это самое бессилие. Чем больше он думал о том, что Кира ему рассказала, тем больше понимал — добавить к сказанному ему нечего. Точнее, может добавить только или ремнем, или подзатыльником. Потому что ситуация, при которойумный, красивый и яркий человек разрушает собственную жизнь без сколь-нибудь внятных причин, голове не укладывалось. Никак. Совершенно. Чем больше думал, тем больше злился. Кому-то надо взрослеть, и срочно.
Взрослей, Кира Артуровна, взрослей. Это можешь сделать только ты. И перестань смотреть назад. Впереди до фига чего интересного есть. Но как объяснить это лучше, Макс не знал. Наверное, лучше все-таки не мешать. Пока не мешать. Взросление — процесс интимный. Как бы его не спугнуть.
* * *— Слушай, Макс, давай Кирюху к себе на работу возьмем, — после разговора Костя положил мобильный на стол. — Такая светлая голова у девчонки. А она там киснет у Козикова.
Макс нахмурился. Костя был единственным источником информации о Кире. Сам Макс каждое утро начинал с внушения самому себе.
Не звони ей. Не паси. Не лезь. Ей надо взрослеть. И должна сама. Все, что мог — ты сделал. Человек должен повзрослеть сам. Понять. Осознать. Почувствовать свою силу. Отряхнуть с ног пыль и труху призраков прошлого. Некоторые вещи невозможно сделать за другого. Хочешь накормить человека — дай ему удочку, а не рыбу.
Он дал. Теперь оставалось только ждать, пока Кира научится рыбачить. И, как и в настоящей рыбалке, дело это требовало терпения.
— Нам своих дармоедов девать некуда, — буркнул Макс мрачно. Но Костю его тон не обманул. Стрельнул ехидным темным глазом, потянулся за маркером.
— Да и то верно. Тем более, Козиков ее не отпустит. Он с нее теперь только что пыль не сдувает.
— Да ладно? — тот факт, что Кира по-прежнему работала в «Артемиде», донельзя изумлял Макса. И желание позвонить и потребовать отчета и объяснений становилось все сильнее. Но — нет. Еще нет. Макс был уверен, что когда Кира переварит новую ситуацию — она даст ему знак. Он понятия не имел, какой, но был уверен, что не пропустит. И еще он должен доверять ей. Верить, что она знает, что делает. Теперь — знает. И что глупостей больше не наделает. Кира не может не повзрослеть и не начать себя вести правильно. Должна. Обязана. — Прямо-таки пыль сдувает?
— Не надышится, — Костя, прикусив кончик языка от усердия, творил очередной «шедевр». — С таким пиететом все. Кира Артуровна то, Кира Артуровна это. Я с Кирой посоветуюсь, я сейчас Кире позвоню. Камышину куда дел — непонятно.
— Влад уволил Оксану?
— Да нет вроде. Но ее не видно, не слышно. Похоже, у Влада теперь новый заместитель. По крайней мере, вексель наш вчера именно Кира Артуровна привозила.
— Кира была здесь?!
— Ага, — безмятежно кивнул Драгин, отставив от себя лист и любуясь творением лап своих.
— Почему ты меня не позвал?!
— Я заглядывал к проектировщикам. Да вы там так душевно с Зеленским собачились, что я решил: грех это — разрушать такую идиллию, — Костя поставил под зайцем размашистую подпись и протянул Максу. — Этот особенно хорошо удался. Дарю.
— Перестань! — Макс ударом ладони отбросил изображение ни в чем неповинного зайца в сторону. — Ты должен был мне сказать, что Кира пришла!
— Зачем это? — Костя невинно округлил глаза. — Она ко мне приходила. Кофе с конфетками напоил, пальчики облобызал. В общем, сам справился. Да ты же говорил, чтобы по векселю я сам вопрос решал, и тебя только по факту поставил. Вот. Ставлю. Вексель уйдет в оплату проекта в Старой Деревне.
Сказать было нечего. Кроме как дураком себя выставить. Ко всему прочему еще и ревность. Кира, что ты там делаешь? Неделю тебе еще даю. Неделю, слышишь? А потом устрою тебе экзамен на аттестат зрелости.
* * *Жить надо для себя? Отличный совет, Максим. Правильный. И сам ты правильный. И живешь правильно. Но не все так могут.
Вот Кира — не умела. Теперь она совершенно точно понимала, что ей нужен кто-то. Ради кого все. И история с Лексом ничему ее не научила. Прошло время, боль забылась. А желание жить ради кого-то — осталось. Жить кем-то так, чтобы этот кто-то жил тобой. Чтобы быть вместе одним целым.
Кира задумчиво затянулась. Она стала совсем мало курить. Словно на место никотина пришел адреналин. Жизнь ее менялась. Она начала меняться, когда в ее машину на заправке Московской трассы сел зеленоглазый тип в розовой рубашке и промокших кедах. Привычный порядок вещей, привычные мысли и жизненные принципы — все трещало по швам. Прошлое, которое никак не отпускало ее, вдруг взяло — и рассыпалось карточным домиком, оставив под ногами лишь бумажные, искаженные, смешные лики. Образовывалась какая-то новая пустота, которую надо было чем-то заполнить. Или — кем-то. А этот «кто-то» считал, что жить нужно для себя. Он и живет для себя. И его все устраивает. А ей нужно срочно вырулить куда-то в сторону, пока желание жить для него не стало самым важным делом в жизни.
