Лиза Фитц - И обретешь крылья...
Итак, ему всегда нужна женщина, которая тоскует по нему. Видимо, сама мысль о моем мучительном ожидании так вдохновляет его, что он упражняется на своей жене еще активнее, чем обычно!.. Благодаря моей тоске он чувствует себя полноценнее. Что ж, этого можно было ожидать…
Бог знает, куда я бреду, что позволяю с собой делать?.. И если Симон не имеет понятия об этике и человеческом достоинстве, то у меня-то оно есть; так же, как и у Янни, несмотря на то что наши с ним словесные баталии порой заканчивались почти дракой, мы с ним оба обладаем чувством стиля, такта и внутреннего достоинства!..
А здесь не было ни стиля, ни такта, ни чего-нибудь даже слегка похожего… впрочем, тут было другое: дешевка. А дешевые трюки всегда самые лучшие. Они универсальны и действуют всегда и на всех. А я была на них не способна!
Даже когда мне захотелось сделать что-то похожее, я не смогла. Этот унизительный шок лишил меня сил. Я лежала выдохшаяся, как боксер после нокаута. Он не может встать и пойти. Он остается лежать, объявляется побежденным, и счет становится 1:0. В моем случае было уже — сколько? — 4:0? И я заметила: в этой игре речь шла не о страдании, любви и желании. Здесь речь шла о силе! Кто применит более сильное средство? Наше взаимодействие протекало на многих уровнях, из которых один определенно назывался: борьба не на жизнь, а на смерть!
И так же мне было ясно, что случилось все это не без моего участия. Я ведь с самого начала принялась вывешивать хвастливые лозунги, и по поводу своей сексуальности в том числе. И таким образом, я где-то специально, а где-то неумышленно спровоцировала его на противодействие. Я действовала открыто и энергично, но при этом не предположила противодействия, а когда его ощутила, то недооценила поначалу. Я с самого начала давала понять, что его скудным интеллектом меня вряд ли можно удовлетворить — в лучшем случае его телом. И я не отметила ни одной его заслуги и не заметила вызова.
Я попробовала что-то изменить, но опять ничто не стало лучше. Наоборот…
ОДИНОКАЯ КОРОЛЕВАОстаток года пролетел в бесконечных, чуть ли не еженедельных, почти официальных переговорах, в процессе которых Симон и я обсуждали его окончательный приход ко мне.
Один раз причиной, почему он чуть не сделал-таки этот жизненно важный шаг, послужил какой-то особенно напряженный рабочий день; в другой раз он побоялся, что его жена что-нибудь с собой сделает, если он уйдет; в третий его одолел недуг; а когда все возможные доводы были уже исчерпаны, он просто чистосердечно признавался в своей слабости и неспособности сделать этот шаг. Эти постоянные отсрочки совершенно меня изнурили, они лишили меня стойкости, подорвали силы и расшатали нервную систему. Каждый раз, когда приближался вновь назначенный день, я страшно волновалась, волновалась так, что немели руки и ноги, и к этому всегда добавлялся еще больший стресс, когда снова выяснялось, что он все-таки не придет.
— Ради Бога, — сказала я ему как-то раз, — перестань меня мучить! Давай покончим с этим. Давай я просто останусь твоей любовницей… Подумай — тогда у тебя будет сразу две женщины. А у меня — моя свобода. Я ведь совершенно не горю желанием стирать твои носки, и, к тому же, мне не нужно, чтобы со мной в одном доме постоянно находился мужчина. Подумай хорошенько — нам обоим это было бы гораздо удобнее!
Нет, этого он не хотел. Это ему не подходило. К тому же, его, вероятно, не устраивало, что я в таком случае получу свою свободу. Об остальном он молчал. Но едва мы приближались друг к другу, он снова и снова начинал:
— Я люблю тебя, люблю тебя так сильно, как еще никого не любил! Я хочу остаться с тобой, жить с тобой, всегда! Только с тобой я хочу встретить старость!..
Как пластинка, которую я так любила слушать. И каждый раз, когда он бывал серьезно настроен, я брала с него обещание подтвердить свои слова делом, и он всякий раз обещал мне это.
Этот Симон порой казался мне существом из другого мира, с которым я не умею правильно обращаться. Я была недостаточно продувной, чтобы не попасться в клейкие сети его обещаний. Искусство обольщения, как и прочие, имеет свои законы. Тот, кто соблюдает их и знает все правила, при достаточной выдержке может получить от любой женщины все, что захочет.
— Оберегайся с самого начала! — говорят на это старые, мудрые женщины. А как быть, если это начало выглядит как иллюстрация к твоим мечтам?
Разумеется, до некоторой степени и я старалась быть осторожной, любая женщина на моем месте реагировала бы точно так же. Но разве это не унизительно — реагировать так же, как и любая женщина? Так же безмозгло и по-дурацки, как большая часть женщин? Фу! Я сама себе была противна и в то же время почти наслаждалась эмоциями, никогда прежде мною не испытываемыми.
Пришла зима. Пушистые хлопья снега, плавно покачиваясь в воздухе, медленно опускались на землю.
Наша связь с Симоном становилась все более безнадежной. А дух из бутылки не хотел уже туда возвращаться. И я все отчетливее понимала, где, как и насколько мы не подходим друг другу: ни стиль мышления, ни идеология, ни смысл жизни у нас не совпадали. Это был спиральный спуск вниз, уходящий все глубже в духовный, а с ним и профессиональный хаос.
Отказавшись в свое время от Янни, я лишила себя своего первого и самого надежного помощника. Но, однако, и все те проблемы, которые возникнут, если он вернется, я тоже не смогла бы вынести. У меня никого больше не было. И не было никакого просвета. Никакого менеджмента, никакой команды, никакой поддержки с тыла. И никаких мотиваций.
«Я одинока, как никогда» — когда я слышала эту песню Янни, то не могла удержаться от слез. Как могла особа столь скромная, как Симон, заставить меня чувствовать себя такой ничтожной и незначительной? Медленно, но верно я погружалась и тонула в нем, растворялась. Я больше уже не любила свою жизнь — только его.
— Ага! — произнес Торак, выпрямившись на стуле и скрестив пальцы. — Я так понимаю — мы медленно приближаемся к тому, что вы в свое время назвали кризисом. Я прав?
— Да. Снаружи все выглядело великолепно, все было в порядке, я была в зените творческой славы и успеха, но в душе моей царил разгром. Я садилась за письменный стол и тупо глядела на него. Но больше десяти минут не выдерживала.
Он не сразу отозвался, очевидно, обдумывая сказанное. Затем спросил:
— Когда леди поступает как проститутка, что тогда происходит? Становится она проституткой или остается леди?
Я растерянно посмотрела на него.
— Я не знаю… Это зависит от человека.
Он глубоко вздохнул, с шумом выдохнул воздух и снова спросил:
