Рози Томас - Влечение
Здесь она когда-то гуляла с маленькой Бетт — одна или в компании двух-трех молодых мамаш. Теперь, когда дети выросли, их больше ничто не связывало: ни песочницы, ни родительские собрания в школе. Немного подальше, за излучиной, будет еще один мост, а дальше — водоем, флотилия ждущих ремонта судов с задернутыми занавесками и полузатопленных барж с маслянистой, застоявшейся водой в трюмах. И действительно, обогнув выступ, Джесс увидела все ту же картину. Заметив ее, испуганно шарахнулись две куропатки.
Проснулся Сок и завертел головой, следя за куропатками, за которыми клином последовали птенцы.
— Утя, — радостно выговорил он и помахал ручкой в варежке.
Этот жест напомнил ей Дэнни. Джесс остановилась и понуро ссутулила плечи. Пронзившая все тело боль словно перенесла ее в другое измерение. Круглая головка Сока в шапочке с помпоном, сопротивление коляски, запах воды и бензина так живо напомнили ей те давние прогулки, что Джесс выскользнула из настоящего и стала той молодой женщиной, которой была в те давние времена. Женщиной, которая любит другого мужчину, не своего мужа.
— Утя, — повторил Сок, явно рассчитывая на ответ.
— Правильно. Маленькие черные уточки.
В стороне от тропы полукругом расположились деревянные скамейки, сплошь испещренные надписями: «Зоя и Ник», «Карен — дешевка»… Джесс села и развернула коляску так, чтобы видеть Сока в профиль. Нос, похожий на пуговку, покраснел от мороза, но вообще-то ему было тепло в комбинезончике. Джесс откинулась на спинку скамьи и незряче уставилась в воду канала.
* * *Встреча с Тонио произошла в Италии.
Летом того года, когда Бетт исполнился год, они отдыхали там всей семьей, жили в уютном маленьком пансионе с видом на площадь. Вокруг были дома с кремовыми стенами и выгоревшими на солнце зеленовато-серыми ставнями. У полной вдовы, хозяйки пансиона, была дочь-подросток, развязная, самоуверенная девица. Мать лелеяла честолюбивые мечты о том, как Виттория выучит английский и станет администратором крупного отеля в Венеции или Риме. Поэтому Тонио Форнази три раза в неделю приезжал заниматься с ней разговорным английским, исправлять грамматические и лексические ошибки. Джесс навсегда врезалась в память их первая встреча. Он стоял в узком фойе пансиона; Виттория кокетливо повисла у него на руке. На нем была полосатая бело-синяя рубашка с дыркой на локте, просторные брюки и желтые сандалеты — как позже выяснилось, его обычный наряд. У него были иссиня-черные волосы; лицо и руки загорели ничуть не меньше, чем у рыбаков, которые каждое утро отплывали от маленькой гавани недалеко от площади.
— Ну вот, Вити, — сказал он, — выучи слова, которые я тебе записал, и повторяй — чем больше, тем лучше. Попробуй попрактиковаться на постояльцах твоей матери.
И он широко улыбнулся Джесс, которая неизвестно почему (наверное, из-за ярко выраженного ирландского акцента) уставилась на него.
— Привет! — И он прошел мимо них к выходу.
На другой день, во время вечерней прогулки, они увидели Тонио в кафе. Перед ним на столике лежала книга. Он вскинул руку в приветствии. Бетт побежала к нему и споткнулась о сумку, которую он поставил на пол возле ног.
— Подсаживайтесь ко мне, — радушно предложил он после того, как девочку подняли и успокоили.
Потом они встречались на пляже и за обедом в маленьком кафе. Тонио рассказал им свою историю. Его мать, ирландка, познакомилась с отцом за несколько лет до войны: тетка взяла ее с собой во Флоренцию полюбоваться картинами и фресками.
— Раз — и готово! Прямо у входа в баптистерий — любовь с первого взгляда!
В 1938 году Бриджид Догерти снова приехала во Флоренцию, чтобы выйти замуж за своего итальянского возлюбленного. Он погиб в 43-м в Тунисе в бою с англичанами. Бриджид с сыном вернулась на родину, в Корк.
— А когда мне исполнилось восемнадцать, я поехал сюда на летний триместр в университете. И с тех пор живу в Италии. Здесь есть что посмотреть, скажу я вам.
Эта романтическая история задела в душе Джесс какую-то струнку, хотя дело было не только в хитросплетениях сюжета или красочных подробностях. Рассказ Тонио открыл перед ней дверцу в какой-то иной мир, которого ей, как выяснилось, остро не хватало. Кроме того, он с интересом слушал ее, когда Йен переставал разглагольствовать о своей работе и честолюбивых планах на будущее, как будто в мире не было ничего более интересного.
На прощание он протянул руку Йену для пожатия и поднес к губам пальцы его жены. Озорная улыбка придала этому жесту оттенок пародии, но между ними пробежала искра. Джесс заглянула в его бархатные, цвета черного кофе глаза и вся напряглась.
— Завтра я целый день занят, — сказал Тонио. — Может быть, встретимся послезавтра, когда я приеду заниматься с Витторией?
По форме это был вопрос, а по интонации — утверждение.
Вышло так, что в назначенный день с Йеном случился солнечный удар, и он слег в постель, чтобы то и дело прикладывать к обожженным местам прохладную простыню. Бетт уснула в своей кроватке.
— Что еще сделать? — суетилась Джесс.
— Оставь меня в покое!
Она надела бледно-зеленое платье и небрежно заколола волосы. В ванной ее так и подмывало посмотреться в зеркало, но она удержалась. Будет такой, какая есть.
Йен лежал на боку, спиной к жене. Она осторожно дотронулась до его плеча, подыскивая в уме слова, которые бы их сблизили. Но он не шелохнулся, и Джесс выскользнула из спальни и спустилась по невысоким каменным ступенькам. Она так и знала, что Тонио будет ждать в холле.
— Бедняга, — весело прокомментировал он состояние Йена. — Ну что, пошли?
Виттория проводила их возмущенным взглядом. А у Джесс было такое чувство, словно у нее широко открылись глаза и уши и развязался язык. Чувства обострились до предела. Она как бы заново увидела залитую солнцем улицу. Каждое окно являло взору живую картину, а каждый пятачок, каждая трещина на тротуаре имели свою историю. Приятно было чувствовать себя частью этого мира — рядом с Тонио!
Он повел ее в маленький ресторанчик и заказал спагетти и темно-бордовое тосканское вино. Джесс набросилась на еду так, словно несколько дней не ела. Он откровенно любовался ее фигурой в бледно-зеленом платье, падающими на шею волосами.
— Ты слишком молода для матери.
— Мне двадцать два года. Не так уж мало.
Он склонил голову набок.
— Счастлива?
— Да, конечно!
— Конечно?
Джесс опустила голову и стала водить рюмку с вином по скатерти. Она сама виновата. Сама вышла за Йена; с тех пор как они обменялись кольцами, он нисколько не изменился. Она жаждала определенности, хотела иметь ребенка, а, получив все это, почувствовала себя в ловушке. Она не то чтобы чувствовала себя несчастной — просто перед ней захлопнулась какая-то дверь, навсегда закрывая от нее горизонты. Надеяться на перемены — все равно что надеяться, что китайский бумажный цветок распустится под водой.
