Натали Ричардс - Шесть месяцев спустя (ЛП)
— Когда мне исполнилось…
Когда мне исполнилось шестнадцать. Когда начались панические атаки. Я чувствую, как бледнеет моё лицо. Руки сжимаются в кулаки, но я заставляю себя промолчать.
— Я не знаю, что с тобой делать. Ты прошла лечение. Мы покупали каждую книгу, попробовали каждый вариант. Мы давали тебе свободу, а затем стали более строгими, но ничего не сработало. Иногда я не уверена, хочешь ли ты быть счастливой.
Я встаю, и у меня вырывается горький смех.
— Забудь всё, что я сказала. Я была счастливее с Блейком. Ладно, возможно я позвоню ему днем, чтобы мы могли поиграть в мини-гольф. Или, эй, возможно, он возьмет меня на тренировку по бейсболу.
Я громко задвигаю свой стул, и мама смотрит на меня с осуждением.
— Продолжай в том же духе, и я заберу у тебя машину.
Скрещиваю руки и отвечаю на её взгляд, пока она не отводит глаза, вытирая руки полотенцем для посуды.
— Я не враг, Хлоя. Я хочу помочь, но сейчас я не понимаю, что тебе нужно.
Да? Тогда ей пора вступать в клуб.
Звенит дверной звонок, и я направляюсь к выходу, не ответив, благодарная за это отвлечение.
Распахиваю дверь, и у меня перехватывает дыхание от стоящей снаружи худой блондинки.
— Мэгги?
Глава 15
Я не спрашиваю, зачем она пришла. На самом деле, мне это не интересно.
Я просто втягиваю её внутрь, прежде чем она передумает, и сжимаю в объятиях.
— Ты выбрала удачный момент, чтобы прийти, — шепчу ей в волосы, на мгновение забывая, что между нами всё изменилось.
Но я не могу забыть об этом надолго. Напряжение в её плечах, и то, как она отстраняется, напоминают мне, что мы с Мэгги уже не те, что были раньше.
— Тебя давно не было, Мэгги, — говорит мама.
— Рада видеть вас, миссис Спиннакер, — вежливо отвечает Мэгги.
— Ну, оставлю вас наедине. — Мама наклоняется, чтобы поцеловать меня в щёку, как будто мы абсолютно счастливая семья и не пережили только что словесный Армагеддон за обеденным столом.
Она отходит от входной двери, и Мэгги отступает от меня на шаг.
— Я п-п-просто зашла отдать тебе это. — Она протягивает мне свитер, который одолжила около года назад. Я не могу придумать ни одной причины, почему она вернула его сейчас, разве что она здесь, чтобы поговорить. Моя надежда на это почти умирает, когда она нахмуривается и поворачивается обратно к двери.
— Подожди, Мэгги. Не уходи.
Она вздыхает и немного поворачивается от двери, но всё ещё недостаточно, чтобы на самом деле посмотреть на меня.
— Сейчас очень рано, Хло. Мне н-н-нужно идти в школу.
— Знаю. А ещё я знаю, что у тебя есть много причин, чтобы игнорировать меня, но мне нужно поговорить с тобой.
Тишина настолько болезненна, что я начинаю прислушиваться к малейшему шуму. Слышу гудение холодильника и мягкий рокот машины на противоположной стороне улицы. Наконец, отчаявшись услышать ответ, заполняю тишину собственными словами.
— Я в отчаянии, Мэгги. Я доверяю только тебе.
Она изучает меня долгим взглядом, а затем дёргает головой в направлении своей машины.
— Ты м-м-можешь поехать со мной, если хочешь.
— Отлично. — Я хватаю пальто и рюкзак со стойки. Двигаюсь быстро, желая скрепить сделку прежде, чем Мэгги передумает.
— Это не означает, что мы всё уладили, — напоминает она, и я прячу улыбку, которая грозит разделить моё лицо пополам.
— Знаю. Я знаю.
— Хорошо.
Мы больше не разговариваем, усаживаясь в грузовик. Мэгги водит древний пикап, который пробежал как минимум сто шестьдесят тысяч миль. Её дядя использовал его для своего электромонтажного бизнеса более десяти лет назад, в те времена, когда деньги доставались трудом. Что означает, в нём нет никаких удобств. Окна, открывающиеся ручным рычагом, виниловые сидения и стандартная коробка передач.
Мэгги учила меня водить с ручной коробкой передач на этом грузовике. Или, по крайней мере, пыталась. Во мне никогда не было водительского таланта. Это одна из многих причин, почему я проводила так много времени на пассажирском сидении этого куска металлолома.
Я слушаю знакомые звуки: ключи поворачиваются в замке зажигания, и двигатель возвращается к жизни. Знаю, смешно быть такой легкомысленной на протяжении шестиминутной поездки на ржавом ведре, но впервые с тех пор, как всё пошло не так, моё утро ощущается правильным. Нормальным.
Я жду, что Мэгги молча выйдет из машины, но она остаётся, положив руки на переключение передач.
— Так о чём т-т-ты хотела поговорить?
Я перевожу дыхание и собираюсь с силами.
— Когда я расскажу тебе, ты подумаешь, что я сошла с ума.
— Я уже думаю, что ты сошла с ума, — говорит она, и в её глазах нет ни тени юмора.
— Что ж, тогда ты убедишься в этом ещё больше, — отвечаю я. — Вот почему я никому не рассказывала.
Кроме Адама. Но я не могу говорить об Адаме. Каждый раз, когда я просто думаю о нём, чувствую, как сжимается горло, и глаза становятся влажными, а это не то, что мне нужно. Не сейчас.
Она даёт задний ход и едет на маленькой скорости по окрестности. Я молчу, смотря на голые ветви деревьев, проплывающие за окном.
— Ты собираешься р-р-рассказать мне?
— Я думаю, кто-то изменил мою память.
Украдкой бросаю взгляд, но Мэгги сфокусирована на дороге. Её губы немного напряжены, но она не взволнована. И не удивлена.
Грузовик заворачивает на остановку возле Бичер, и она поворачивает налево, а не направо. Этот путь добавит нам лишних три минуты. Она одолжила мне время для разговора.
В спешке продолжаю, позволяя словам соскакивать так быстро, как только мой язык формулирует их. Я не рассказываю ей только о том, чего не могу вспомнить. Рассказываю о результатах компьютерной томографии, о лечении у психолога и о пачке заявлений в колледжи, из-за которых меня парализует от страха. Рассказываю о странных ощущениях, которые вызывали поцелуи Блейка, о звонке доктора Киркпатрик и о Дэниеле. Я даже рассказываю об Адаме, хотя это всего лишь мимолётное упоминание, которому я позволяю вырваться.
Когда я поднимаю взгляд, то осознаю, что мы в историческом районе. В одной улице от Бельмонт Стрит. А ещё мы опоздали на занятия, но это совершенно не беспокоит меня, хотя должно.
Мэгги паркует грузовик на обочине и вынимает ключи из зажигания, поворачиваясь на своём месте.
— Мы б-б-больше не друзья.
Эти слова не шокируют меня, но слышать их не доставляет радости. Я отталкиваю болезненную пустоту в груди и пытаюсь найти слова.
— Я знаю. Только не знаю почему.
— Думаю, я тебе верю, — произносит она. — Но это ничего не меняет. Я н-н-не могу смириться со всем тем, что ты сделала, н-н-но ты принимала решения, Хлоя. Возможно, ты не помнишь их сейчас, но ты — та, кто это делал.
