Елена Белкина - Странные женщины
— Машка? Не может быть. Почему так рано? Быстро вставай! На кухню! Чашку захвати! Налей себе кофе! И мне!
Он лихорадочно одевался, приближаясь одновременно к двери.
Сидя в кухне, Лиза услышала, как открывается дверь, а потом женский голос:
— Чего это ты на защелку?
— Да машинально, — ответил Васенька. — А ты чего рано так?
— В банк послали с бумагами и обратно не ждут сегодня, там всегда канитель страшная. Вдруг встречаю Лену Перебейко, помнишь Лену Перебейко?
— Лену?
— Олега Перебейко жена.
— Олега?
— Ну, Мишки твоего друг, они даже у нас были один раз на Новый год лет пять назад. Блондинка крашеная с таким вот носом.
— А-а…
— Ну вот. Она, оказывается, там работает. И помогла мне. И я…
С этими словами жена Игоря вошла в кухню.
— Привет, — сказала Лизе.
— Привет, — откликнулась Лиза.
— Кофе пьем?
— Да.
— Ясно. Вот почему дверь на защелочку закрыли. Чтобы кофе спокойно пить. Ясно.
— Не сходи с ума, Маша, — сказал Васенька.
— Пока не схожу, — разочаровала его Маша.
Ушла и вернулась. Налила себе кофе.
— А постель не успели убрать. Нехорошо, — сказала она. — И как же так, Васенька? — обратилась она к мужу. — Ты такой чистоплотный человек, а женщину принимаешь в грязной постели! Я недели две не меняла, — объяснила она Лизе. — Все некогда. Работа, работа. Но теперь поменяю. Дезинфекцию проведу, чтобы, не дай бог, не подцепить чего-нибудь. А то актрисы народ ненадежный, сегодня с одним, завтра с другим. Специфика профессии!
Васенька молчал, стоя в двери.
— Успокойтесь, — сказала Лиза. — У нас ничего не было.
— Мы уже на «вы»? — удивилась Маша. — Или ты от растерянности?
— От растерянности.
— Как же так? Актриса должна уметь держать себя в руках. Хорошо играть свою роль. Что у тебя там по роли? Чем вы занимались? Компьютерной грамоте он тебя обучал? Но дома у нас компьютера нет, вот беда. Сапожник без сапог.
— Повторяю, у нас ничего не было. Дочерью клянусь! — сказала Лиза.
— Никогда не клянись, сучка, — спокойно сказала Маша. — Особенно близкими. Сегодня не было, значит, вчера было или на прошлой неделе. Не так?
— Так.
— Ну и молчи, — сказала Маша и так же спокойно и размеренно, как говорила, выплеснула остатки кофе на Лизу. Хорошо еще, что жидкость оказалась не горячей. Но футболка сразу же неприятно промокла, прилипла к телу.
— Перестань! — закричал Васенька.
— А, проснулся! — приветливо обернулась к нему Маша. — Не кричи, тебе это не идет. Тебе идут ласковые слова. Ты мне много говоришь ласковых слов. Мурзенька. Котик мой. Солнышко. Костер неугасимый. Зайчонок. — Маша загибала пальцы, показывая Лизе. — Вон сколько хороших слов! А тебя он как приголубливает?
— Ладно, — сказала Лиза. — Возможно, у нас что-то было. Но я тебе обещаю, что больше ничего никогда не будет. Я рада, что ты пришла. Он давно надоел мне. Извини, Васенька, но это так.
Васенька промычал что-то нечленораздельное.
— Еще мне ваших разборок тут не хватало, — сказала Маша. — Вон отсюда. Оба.
— Послушай… — начал Васенька.
— Я сказала: вон! Или я сейчас достану молоточек для отбивки мяса, тяжеленький такой, с зубчиками такими, и начну бить вас по головам. И меня не посадят в тюрьму, потому что это называется «состояние аффекта».
И Маша пошла к настенному шкафу за обещанным молоточком.
И по ее неестественно спокойному лицу, по ее замедленным, будто заторможенным движениям, видно было, что она уже в состоянии аффекта, который вот-вот может вылиться в непредсказуемый по последствиям взрыв.
Лиза встала и пошла к двери. Васенька следом. Вышли. Тут же послышался какой-то грохот и что-то тяжелое ударилось в закрытую дверь.
— Сейчас будет истерика, — сказал Васенька. — Господи, как я ее ненавижу! И самое страшное знаешь что? Она ведь не любит меня. Это просто инстинкт собственницы. Он у женщин страшно развит, гораздо больше, чем у мужчин. Черт, но какая глупость, как обидно, а? Первый раз за три года влопались! И все ты, извини. По утрам встречались — все было нормально! Ладно, наверстаем… Ты, конечно, хорошо сказала, что ничего не будет, что разлюбила и так далее, может, это ее успокоит. Но не надо было признаваться, что у нас что-то было. В таких делах надо упираться до конца.
— У нас действительно больше ничего не будет, — сказала Лиза. — Я разлюбила тебя.
— Не смешно. С чего это вдруг?
— Не вдруг. Давно.
— Да?
Васенька смотрел куда-то вбок с неопределенным выражением лица, и Лизе почудилось, что одна из составляющих этой неопределенности — тайное удовлетворение. Все должно рано или поздно кончиться. Вот и кончилось. Что ж.
— Отвези меня, — сказала Лиза. — Все равно твоей жене нужно время, чтобы прийти в себя. Тебе лучше сейчас не показываться ей на глаза. Возьмешь сына, приедешь вместе с ним. При нем она не будет закатывать истерик.
— Она при ком угодно закатывает истерики.
— Ты в самом деле так ее ненавидишь?
— В самом деле.
— Зачем же живешь с ней?
— А куда я денусь? И с чего это ты мне морали читаешь? Я же не спрашиваю тебя, зачем ты со своим Игорем живешь? Что пропадет без тебя, сопьется и так далее — это отговорки! Просто лень и страх. Мы боимся поменять свою судьбу, вот и все. Мы привыкаем. И он даже считает, скотина, что ты его любишь!
— Но ведь и твоя Маша так считала. До сегодняшнего дня. Солнышко. Мурзенька. Костер неугасимый. — Лиза загибала пальцы.
— А ты, оказывается, жестокий человек.
— Оказывается.
Не доезжая до дома Лизы, Васенька остановил машину и сказал:
— До встречи?
— Нет.
— И на курсы не будешь ходить?
— Не знаю.
— Дело твое. Но странно…
— Да. Много на свете странного. Я даже и не подозревала, сколько на свете странного…
Глава 4
— Где ты была? — спросил Игорь.
— Так, прошлась.
Игорь посмотрел недоверчиво, но больше ни о чем не стал спрашивать.
— Ладно, — сказал он, — поеду Надежду караулить. Надоело до смерти!
Потом, принарядившись, ушла и Настя.
Лиза осталась одна.
Слонялась по комнате. Думала — смутно, туманно, сама не улавливая своих мыслей. Остановилась перед книжным шкафом. Толстой, Бунин, Булгаков, Пушкин, Кафка, Ильф и Петров, Стивен Кинг… Кто так книги ставит, все вразброд?
Помнит!
Она торопливо отошла, зажмурилась, ощупью вернулась, нашарила книгу, раскрыла примерно на середине. Прочла с начала страницы:
«…друг. Дело не в том, что вы страдали, а я нет. Страдания и радости преходящи; оставим их, бог с ними.
