Анна Яковлева - Жених для ящерицы
– Наливки выпьешь? – неестественной улыбкой встретила я Диму и неуклюже спрятала кулак.
– У нас вроде коньяк был.
– Коньяк выпили.
– Кто? – проявил нездоровое любопытство Дима. В конце концов, это был мой коньяк, с кем хочу, с тем и пью!
– Ну-у, – промычала я, – у меня гости были.
– Когда? – Тихомиров, видимо, начал следственные действия.
– Неделю назад. – Я вытащила из холодильника водку, пресекая дальнейшие попытки Тихомирова докопаться до истины, налила стопку.
Дашка обдала меня презрительным взглядом – я опять забыла подать квашеную капусту.
Мне было не до капусты: не хватало только, чтобы Дима узнал причину лояльности фермеров к аферистам. Тогда меня ждет позор и насильственное выселение из Заречья.
* * *Встречу с покупателем Жуков устраивал в кафе «Багратион».
Выбор кафе был не случаен: покупатель оказался родом из Италии, грузинская кухня, хоть и отдаленно, должна была, по замыслу организатора, напомнить гостю родину, семью (если таковая имелась), дом. Расчет был на то, что итальянец, пребывающий в сентиментально-ностальгическом настроении, поставит подпись в договоре.
Обязанности разделили следующим образом: Француз едет в аэропорт за гостем, Жуков собирает нас с Веркой Рысаковой по адресам и везет в «Багратион».
Верка – главный финансист администрации района, она же зенитно-ракетный комплекс «Гюрза», привезла на встречу план земельного участка площадью двадцать га, снимок участка со спутника, план границ и еще какие-то бумаги, подтверждающие готовность администрации к открытому и искреннему диалогу.
По моему мнению, итальянец, взглянув на документы, должен сделать стойку и задать только один вопрос – спросить номер счета, на который он побежит переводить деньги.
После этого мы с Веркой сможем осуществить каждая свою мечту: она – развестись с Палычем, а я – найти Короля, родить и уехать на какие-нибудь острова, где среднегодовая температура воздуха колеблется около двадцати четырех градусов по Цельсию.
Не забыли мы с Веркой и земляков.
Население Заречья в результате наших усилий изменит образ жизни: часть будет обслуживать гостиницы, гольф-клубы, станет ухаживать за газонами и лунками, подносить клюшки и мячи игрокам, а в остальное время курить бамбук.
Другая часть – получать удовольствие от работы на ферме, построенной по голландскому проекту, ходить в белых халатах по коровнику, вдыхать запахи озонаторов и освежителей воздуха вместо навоза, а после работы тоже курить бамбук.
Но я ошиблась: Стефано сделал стойку не от документов и снимков с космоса, а от Верки.
Когда Максим Петрович привез гостя, мы с Жуковым как раз цапались (он не разделял нашего с Веркой стремления осчастливить земляков), навстречу гостю Василисой Прекрасной по далась Рысачиха.
Гость получил совместимую с жизнью черепно-мозговую травму, от которой так и не смог отойти до конца ужина.
Кстати сказать, Стефано оказался несимпатичным, болтливым, небрежно одетым господином около сорока.
Пока Верка окучивала Стефано, Жуков напивался, а Француз строил мне глазки и склонял к близости:
– Поедем к тебе после ужина?
– Н-н-ет, не смогу.
– Почему?
– У меня встреча.
– Позвонишь, скажешь, что у тебя изменились планы.
– Не могу.
Максим Петрович сник:
– У тебя свидание?
– К сожалению, действительно встреча.
– Тогда в чем дело?
В самом деле, в чем?
Поля колосились, стада тучнели, работа у меня была – объективных причин для отказа от близости с Французом не просто не было – отказ был противопоказан! И тем не менее я отказала Французу! Выходит, я добралась до середины плана по обольщению – выбрала Короля?
– Дело в том, что вечером я встречаюсь со следователем прокуратуры, – призналась я. Это было трудное признание – в этот момент я честно ответила себе на вопрос: кто же Король?
Француз подавился и долго кашлял.
– Откуда у тебя такие знакомые? – сморкаясь в салфетку, спросил Максим Петрович.
– Ваше дело вел. Вот, подружились. Хорошим человеком оказался.
– Так он что, в доле? – наконец-то ревнивые нотки прозвучали в голосе Француза.
С невесть откуда взявшимся мстительным удовольствием я ответила:
– А ты как думаешь?
На следующий день мы смотрели угодья, возили плохо соображающего, хмельного Стефано по полям до ряби в глазах. Верка, вешалка, была в короткой юбке, в обтягивающем топе, из которого выпирала грудь шестого размера, и на шпильках.
Пейзаж был до того однообразным, а Верка до того призывно-сексуальна (сверкала острыми коленками и довела бедного Стефано до спермотоксикоза), что макаронник спекся и сказал «Баста».
В аэропорту итальянский гость заверил Рысакову, что поля подходят для гольфа (хотя фактически это были сельские леса), что он холост и что обязательно вернется. Шварценеггер…
Третье письмо скорее озадачивало, чем пугало.
«Надень завтра синий топ – он так идет к твоим глазам и так мало прикрывает», – просил К. М.
Теперь я согласна была с мнением Тихомирова: это писал маньяк. Как можно голубой топ назвать синим?
Послание было написано раствором крахмала. Пришлось повозиться, пока я это выяснила. Буквы проступили после того, как я подержала листок над парами йода.
Неосмотрительная просьба маньяка подтолкнула меня к действиям. Прочитав послание, я решилась на партизанскую вылазку.
Вылазке предшествовал усиленный мозговой штурм: кто мог видеть меня в саду в голубом топе?
Участок выходит на пустырь, к тому же дед по материнской линии поставил в конце участка высоченный забор. В заборе имелась калитка, которой пользовались еще в те времена, когда выгоняли гусей на луг (символично, что этой самой калиткой воспользовался Француз).
Но не это главное. Главное – за яблонями и кустами смородины и малины, окружавшими участок, рассмотреть что-нибудь было нереально, если только не забраться на каланчу (водонапорная башня возвышалась в начале улицы) или на чердак. Кому это могло понадобиться?
Жорки нет, соседи, живущие напротив, – одуванчики-пенсионеры, и представить, как старик, держась за радикулит, втайне от старухи, кряхтя, лезет на чердак с биноклем, а потом пишет симпатическими чернилами любовные записки, я не могла, хоть убейте.
И я опять шла по кругу: Жорки нет…
Степан, как и Жуков, появился на горизонте после того, как я получила первое письмо, и все-таки…
Я поняла, что действовать надо методом исключения. Жорку я исключила. То же самое надо сделать со Степаном – исключить из числа подозреваемых.
В последнее время в расписании соседа появилась система: уезжал на работу вместе с Тихоном, отсутствовал «сутки через двое», иногда «сутки через трое». «Может, действительно эмчеэсовец», – понаблюдав за графиком Степана, подумала я и стала ждать очередного дежурства соседа.
