Аурелия Хогарт - Жених благородных кровей
Наверное, не стоило торопиться – следовало успокоиться, продумать, что говорить. Но Роберта затем и продолжила поиски, чтобы заслоненные новыми переживаниями утихли впечатления вчерашние. Она тут же взяла телефонную трубку и набрала номер секретарши. Та ответила и, сразу сообразив, что звонит не итальянка, перешла на английский.
– По какому вы вопросу? – вежливо осведомилась она.
– Гм... – Роберта растерялась. Нужна веская причина, чтобы столь занятой человек, как он, согласился уделить ей внимание. – Я хотела бы поговорить с мистером... гм... синьором Джулиани.
– Как вас представить?
– Роберта Лоуренс. – Ее имя и фамилия Мартина ничего не могли сказать Эдуардо. – Я по поводу... прыжков. Но у меня особые обстоятельства. Потому важно в самом начале посоветоваться с очень опытным специалистом. – Сколь же неубедительно звучали ее доводы! Она провела рукой по повлажневшему лбу.
Секретарша в замешательстве помолчала.
– Я попробую связаться с синьором Джулиани. Если у него найдется свободная минутка и он согласится... Но я не уверена.
– Пожалуйста, попробуйте. – Роберта и подумать не могла, что так разволнуется. Пока из трубки лилась идиллическая мелодия, она дважды садилась на стул и тут же вставала.
Наконец мелодия прекратилась, и послышалось звучное:
– Pronto!
Вдруг он не знает английского, что тогда? – просвистела в голове Роберты пугающая мысль. Нет, знает, иначе не мог бы общаться с мамой.
– Buon giorno! – воскликнула она, выудив из глубин памяти то немногое, что она знала по-итальянски. Сколько раз она представляла себе голос Эдуардо, придумывала, что сказала бы ему при встрече! Теперь же, вдруг осознав, что детская мечта становится явью, забыла простейшие вещи – наверное, не назвала бы с ходу и дату собственного рождения. – Вы говорите по-английски?
– Да-да, конечно! – растягивая гласные, ответил Эдуардо на английском.
Сердце заухало в груди Роберты. Несколько секунд она не находила, что сказать, потом зажмурилась, решая говорить, как получится и не задумываться о последствиях. Конечно, Эдуардо может от нее отказаться или заявить – мол, знать не знаю никакую Гвен Брэдли, но, пока худшего не случилось, следует отбросить мрачную мысль.
– Я Роберта Лоуренс, дочь Гвен Брэдли, – одним духом произнесла Роберта. – Родилась в восьмидесятом году. – В горле вдруг пересохло и стало почти нечем дышать. Роберта проглотила слюну и прижала руку к пульсировавшей на виске жилке. – Вы встречались с моей матерью, – собравшись с духом, прибавила она. – Как раз в ту пору...
Из трубки долго не раздавалось ни звука. В то мгновение, когда Роберта уже было пожалела, что набрала этот номер, Эдуардо более протяжно, чем прежде, наконец ответил:
– Хотите сказать, что вы... Что у Гвен...
– Да, именно. – Когда самое страшное осталось позади, пришло странное умиротворение и смелость. – Если нужны доказательства и если есть смысл, я готова сдать любые анализы. – Роберта опустилась на стул и так и осталась сидеть. – Только, думаю, в этом нет необходимости. Я ни капли не похожа на маму... Если мы с вами увидимся, наверняка все станет ясно без слов и подтверждений.
Опять последовало продолжительное молчание. Но теперь Роберта не испугалась. Она готовилась к этому разговору полжизни, Эдуардо же никак его не ожидал – ему требовалось время, чтобы осознать сногсшибательную новость и принять ее или отклонить.
– Послушайте, но ведь... Почему она не сказала мне? Сразу, пока я не уехал?
– Не имею понятия, – ответила Роберта. – Меня тогда еще не было.
– Да-да, разумеется... Стало быть, вы... моя дочь? – произнес Эдуардо недоверчиво, изумленно и при этом, как показалось Роберте, с зарождавшейся нежностью.
– Стало быть, да, – сказала она, стараясь, чтобы голос не дребезжал от избытка чувств.
– Мы непременно должны встретиться! – громко и взволнованно произнес Эдуардо.
Роберта улыбнулась. Изъеденную любовной тоской душу согрело неведомое прежде чувство.
Эдуардо не заставил себя долго ждать. Прилетел в ближайшие выходные. Накануне Лоуренсы целый вечер обсуждали, где лучше устроить встречу – в ресторане, парке или же дома. И решили позвать гостя домой. Как-никак он был родственником. Во всяком случае, Роберте. Она, конечно, предпочла бы предстать перед отцом не с потухшим взором и осунувшимся лицом, но выбирать не приходилось, к тому же речь шла о куда более важных вещах, нежели внешняя красота, а поводов сокрушаться и без того хватало.
Увидев в гостиной могучего человека с точь-в-точь такими же, как у нее, глазами, во взгляде которых смешивались дерзновенность и ребячье лукавство, она так растрогалась, что не сдержала слез. Мать сидела в кресле – на удивление кроткая, с просветленным лицом, по-девичьи пряча глаза. Мартин стоял у окна и радушно улыбался. Как всегда без тени злобы, досады или неудовольствия. Иначе он не умел.
Роберта остановилась перед Эдуардо, который поднялся с дивана и теперь смотрел на нее с тем же изумленным выражением, с каким глядят друг на друга только что повстречавшиеся двойники. Нет, удивление Роберты и ее отца из Италии было иным. С примесью любви, которая всегда жила и в одной, и в другом, но о которой до сегодняшнего дня ни он, ни она не догадывались.
– Роберта... – произнес Эдуардо, и, уже не задумываясь, правильно это или нет, Роберта порывисто шагнула к нему, и они обнялись.
Странно и отрадно было услышать впервые в жизни, как бьется сердце человека, без которого ты не появилась бы на свет. Боязно и волнительно думать о том, что отныне у тебя есть еще одна родная душа. Почему-то в самые первые минуты знакомства с Эдуардо она почувствовала, что он ей безмерно рад и принимает ее не просто из порядочности, а всем сердцем.
Поначалу беседовали сбивчиво, немного стесняясь друг друга. Но за ужином, когда палочка-выручалочка Мартин предложил достать альбомы с детскими фотографиями и рисунками Роберты, заговорили намного свободнее – как свои среди своих.
Мартин и Гвен многословно комментировали снимки с изображением маленькой щекастой Берты – сердитой, с улыбкой до ушей, с полным ртом любимой арахисовой пасты. Эдуардо слушал с интересом и все поглядывал на свою взрослую дочь, а она тайком наблюдала за ним и не переставала удивляться переменам, произошедшим в матери.
За чаем Эдуардо рассказал о себе. У него дом в горах близ Римини и жена. Девятнадцатилетний сын, дельтапланерист, разбился три года назад.
Роберта похолодела. Почему она не разыскала отца раньше? Когда был жив брат, с которым, быть может, тоже завязались бы теплые отношения?
Помолчали. Тишину нарушил Эдуардо, вскинув руки и, несмотря на боль в глазах, улыбнувшись.
