Галина Артемьева - Фата на дереве
– Я знаю, что ему хотелось. Он мне наркотики подбросить обещал. Открытым текстом. За то, что морду от него ворочу.
– Ну видишь. Я все так и просек. Ты сюда ни ногой. Они же упорные. Я их племя знаю. Прицепятся, шакалы…
Как ни странно, Нельке после этого разговора почему-то полегчало. Она поверила в свои силы и в собственное чувство опасности. Она поняла, что может и должна прислушиваться к ощущениям. Они не подведут.
Подержаться надо было всего ничего: пару недель до отлета на съемки, потом пару недель Сана обещала побыть с Викусей на даче. Потом требовалось время на формальности, связанные с выездом дочки за рубеж. Дела с отцом она поручит адвокату. Квартиру придется тоже продать и купить в другом районе.
Потом Неля размечталась: хорошо бы фамилию сменить. Исчезнуть из всех списков… Ей ужасно захотелось выйти замуж. По-настоящему. Чтоб рядом был нормальный простой человек. Не урод и не красавец. Не выдумщик утех и праздников. Просто человек, готовый поддержать. И который рад, что она рядом. Наверное, такого уже не встретить. Тем более она не одна… С ребенком… Кому они могут быть нужны…
Она договорилась, что Сана заедет за ними, заберет Викусю и отправится с ней на дачу. Нельке на следующий день предстоял полет в Париж.
Они как раз обсуждали всякие мелкие детали по телефону, вдруг Неля услышала мужской невнятный злобный возглас, шум, звуки, которым она даже верить боялась…
Неужели Санин муж?.. Неужели он…
Нелька и думать страшилась о том, что там происходит. Она только поняла, что должна срочно действовать. Ей надо добраться до Саны. А там видно будет. Она засунула Викусю в рюкзачок, схватила сумку, ключи от своей машины, так и оставшейся стоять во дворе ее дома на «Белорусской», поймала такси, въехала на нем в собственный двор. Велела остановиться у своего автомобиля, переложила Викусю в детскую перевозку, закрепленную на заднем сиденье.
Об участковом она даже не вспомнила. Ей требовалось срочно спасать своего единственного друга – Сану. А все остальное: все ее страхи, все предположения, все его угрозы – это потом. Сейчас главное – Сана.
Неля быстро добралась до дома подруги и позвонила снизу по домофону. Терпеливо слушала долгие гудки. Наконец Сана отозвалась.
– Алло, – слабым голосом проговорила она.
– Сана, я внизу, я за тобой! – как о чем-то само собой разумеющемся крикнула Неля.
– Я… спускаюсь, – тихо отозвалась подруга.
Она спустилась сама.
Она могла идти.
Об остальном лучше не думать. Все пройдет. Все будет хорошо. Они выдержат. А что остается?
Сана упрямо сказала, что планы их не меняются. Что на даче все ее синяки заживут в сто раз быстрее. Свежий воздух… И с Викусей она справится. Ничего. Ей не впервой за младенцами ухаживать.
Неля отвезла их на дачу. Захватила с собой собственный багаж. Переночевала, убедилась, что Сана почти в порядке, и уехала в аэропорт рано утром, решив, что оставит машину на стоянке. Еще лучше: прилетит – и сразу к своим.
И вполне Сана и Викуся справились. Вполне.
Только иногда повторяла про себя Сана заветную фразу: «Скорей бы Нелька приехала…»
Господин самовар
Летний вечер подошел незаметно. Солнце еще светило вовсю. Только тени иначе ложились. И цветы запахли умопомрачительно, словно набравшись за день сил от солнышка.
Настало время самовара.
Накормленную и умытую Викулю уложили спать в отведенной девицам-гостьям комнатке по соседству с верандой.
На веранде накрыли стол. Дед принес с огорода салат, пучок укропа, петрушку. Птича велела сварить яйца вкрутую. Нарезали полную миску салата, заправили душистым подсолнечным маслом. К блинам нашлось варенье. Приличный дачный ужин получился.
Чай из самовара и правда обладал чудодейственным запахом и вкусом. Птича чувствовала себя счастливой, как только в детстве бывало. Полный покой.
В минуты покоя ей всегда хотелось рисовать. Видимо, просыпалось стремление остановить прекрасное мгновение, как того требует творческая душа. Она достала из своей сумки-торбы альбом, карандаш и принялась вглядываться в детали прекрасного вечернего сада. Застекленная со всех трех сторон веранда давала прекрасный обзор. Хорошо просматривалась круглая клумба, разбитая еще Генкиной бабушкой, за ней ворота и калитка, забор в зарослях дикой малины, высоченная ель, газончик, березки…
– Будет у меня время, обязательно поселюсь на природе, – проговорила Сабина, быстро водя по бумаге карандашом.
– А что сейчас тебе мешает, детка? Ты же свободна в выборе, – поинтересовался Генкин дед.
– Что мне мешает? Надо подумать… Ну, скажем так… Мешал… Муж бы не согласился… Ему каждый день на работу надо. Пробки… И потом – пришлось бы жить у его родителей. У них дача огромная. Сюда бы ехать отказался… Да и радости никакой не было бы…
– И ты столько лет жила не по-своему. Так? – разозлился Генка.
– Да. Сейчас вижу: именно так. Тянула время. И, Ген, давай сейчас не будем. Все ж решено.
– Ладно. Прости, Мухина. Не будем, конечно. Все бы ничего – тебе жить. Но синяки твои перед глазами… Молчу. Все.
– А ты сам-то? Сам разве не тянул свое время непонятно на что? – обратился дед к внуку.
– Да. Сам тянул. И долго тянул. Что говорить.
– Как «что говорить»? Нет уж! Говори! Ты про мою жизнь все знаешь, а про себя молчишь, – вредным девчоночьим голосом велела Птича.
– Я, Мухина, был женат. По большой, чистой и бескорыстной любви. Так я думал. Смотри: ты взяла и вышла замуж… Что мне оставалось? Только полюбить. Глубоко и бескорыстно. На веки вечные.
– А я… почему мое замужество тебя побудило? Вот новости!.. – ошарашенно прокомментировала Птича. – Можно подумать, ты меня звал, а я отвергла…
– Ну, тут такое дело… Я в детстве был почему-то уверен, что между нами все и так ясно. Зачем нам лишние слова? Рыцарь защищал Прекрасную Даму чем мог. Что тут говорить. Рыцари абы кого защищать не берутся. Я полагал, что мы с тобой вырастем и поженимся.
Птича улыбалась совершенно дурацкой улыбкой.
Можно было, конечно, начать кокетничать, жеманиться, вопрошать, с чего это он все так решил… Но перед Генкиной откровенностью и обычной его детской открытостью все кокетство выглядело бы ужасной фальшью.
– Знаешь, я какое-то время тоже думала так, как ты сейчас сказал… Вырастем – и все… А потом… Может быть, мы сами не заметили, как выросли? И забыли себя? Подумали, что взрослым детские планы ни к чему?
– Нет, я так не думал… У меня планы были железные. Я просто не ожидал, что «жизнь внесет свои коррективы». Я прямо ошалел, когда узнал. Но что было делать, Мухина? Смирился. И потом встретил свою «половину». Милая такая, нежная, трепетная. Ну, думаю, ладно. Мухину теперь другой защищает. А мне досталась своя судьба. У нас же в семье такой настрой: верность до гроба. Да, дед?
