Сандра Браун - Радость победы
Сумерки сгущались. Небо на западе становилось темно-синим. На горизонте уже показались огни Далласа. Значит, где-то через час она будет дома, подумала Стиви. Еще час оставим на то, чтобы собрать вещи и сделать все необходимые звонки. Потом…
О том, что будет потом, Стиви думать отказывалась. Чтобы пройти через все это одной и не сойти с ума, нужно действовать последовательно. Сначала одно, потом другое. Сейчас самым важным было добраться до дому.
Сворачивая с одного шоссе на другое, Стиви позволила себе вспомнить день, который они с Джаддом целиком и полностью посвятили любви.
Джадд и его голос, такой вкрадчивый и сексуальный. Джадд и его руки, опытные, сильные и нежные, направляющие ее бедра. Джадд, твердый и гладкий, заполняющий ее целиком. Джадд и его жадные губы на ее груди. Джадд, Джадд, Джадд.
Стиви смахнула слезы с глаз и осторожно перестроилась в другой ряд. Было непривычно управлять спортивным автомобилем, мощности двигателя которого хватило бы на целый самолет. Джадд никогда не простит ей, что она без спроса «позаимствовала» его машину. И не простит, что она оставила его в затруднительном положении.
Старомодная ванна, стоявшая в доме бабушки и дедушки Джадда, стала местом, где они заново открыли тела друг друга. Покрытые мыльной пеной руки Джадда показались Стиви самым совершенным на свете приспособлением для получения удовольствия. Или просто он как никто умел ими пользоваться?
Стиви с изумлением обнаружила, что внутренняя поверхность рук, ближе к подмышкам, у нее особенно чувствительна. И что от поцелуев под коленку она теряет волю и слабеет. Она нашла особое местечко и у Джадда — справа на боку, прямо под нижним ребром. А еще на левом плече у него родинка. И он застонал, когда она покрыла поцелуями некрасивые неровные шрамы у него на ноге.
— Эта штука всегда была для меня объектом сексуальных фантазий, — заметил он, чуть потянув за ее косу.
— Правда?
— Правда.
— А каких именно фантазий?
Он лишь загадочно улыбнулся и уклонился от ответа.
— Тогда покажи.
От такого соблазнительного предложения он отказаться не смог. И с удовольствием все показал, при полном ее содействии. Эхо от их криков и стонов отражалось от стен дома.
В ту минуту Стиви вдруг четко осознала, как сильно она любит Джадда, и поняла, какое решение ей следует принять. Оно было единственно верным и единственно возможным. Удивительно, почему она не видела его раньше.
Жизнь, сама жизнь, как таковая, — гораздо драгоценнее, чем слава, награды, почет, деньги, признание и прочее, прочее, прочее.
Пока Джадд одевался, Стиви спустилась вниз, сказав, что приготовит легкий ужин. Вместо этого она схватила кошелек, ключи от его машины и выскочила из дома. Торопилась она даже не оттого, что опасалась гнева Джадда. Скорее Стиви боялась передумать.
Она была уже у машины, когда Джадд выбежал на террасу, крича: «Какого черта? Стиви, вернись! Куда ты?» Когда же до него дошло, что она к тому же забирает единственное средство передвижения, то пришел в настоящую ярость.
«Ты что, совсем рехнулась? Черт! — Он наступил на камень и заскакал на одной ноге. — Я тебя задушу, когда поймаю! Черт, черт, черт!»
Ударяя кулаком по ладони, Джадд добавил еще пару ругательств, гораздо менее невинных.
В окнах ее дома не было света. Стиви с облегчением отметила, что вокруг нет ни души. Должно быть, папарацци и просто любопытствующие устали ждать. Или вообще забыли о Стиви Корбетт, увлекшись более интересными новостями.
Ее растения нуждались в срочном поливе. Стиви ругнула себя за то, что забыла обратиться в службу, обычно занимавшуюся уходом за цветами в ее отсутствие, и пообещала себе непременно позвонить туда при первой же возможности. Хотя один Бог знает, когда это будет.
Первым делом она связалась со своим доктором. Он был так рад, что она объявилась, что даже начал слегка заикаться.
— Если я не сделаю этого сейчас же, то могу передумать. — Стиви говорила очень быстро. — Я могу приехать примерно через час. Вы сможете все подготовить за это время?
Врач пообещал, что все сделает и будет ее ждать. Второй звонок был менеджеру.
— Стиви! Слава богу! Я с ума сходил.
— Мне нужно было побыть одной и подумать. — На самом деле она была не одна, а с Джаддом, но объяснять это менеджеру было сейчас не с руки. Слишком все сложно. — Сегодня я ложусь в больницу. Операция назначена на завтрашнее утро.
— Последовала многозначительная пауза. Конечно. Это же твое решение.
— Да, мое. На карту поставлена моя жизнь. Это важнее, чем карьера.
— Конечно, важнее! Это всего лишь Уимблдон. — Наигранно бодрым тоном он попытался утешить ее. — Его каждый год проводят. В следующем году он твой.
— Хотелось бы верить. — Оба они знали, что это не так, но Стиви тоже постаралась изобразить энтузиазм.
Менеджер пообещал известить всех, кого нужно, и подготовить заявление для прессы. Оказывается, никто не забыл о Стиви, журналисты по-прежнему охотились за ней.
— Хорошо, но давай подождем до завтра, ладно? Пусть пройдет операция. Тогда мы сразу сообщим и о ее исходе.
Попрощавшись, менеджер повесил трубку. Стиви вдруг ощутила страшное одиночество. Тишина в квартире давила на нее — так привыкла она к стуку пишущей машинки Джадда.
Со стен на Стиви смотрели фотографии, на которых она, улыбающаяся, прижимала к груди тот или иной кубок. Ей показалось, что они смеются над ней. Кубки, медали и прочие награды, занимавшие все свободные места на стенах, книжных полках и этажерках, будто бы издевательски подмигивали ей. Самое последнее приобретение, кубок Открытого чемпионата Франции, которому Стиви так радовалась всего пару недель назад, выглядел каким-то чужим и ненужным.
Слишком поздно менять решение, напомнила себе Стиви, прошла в спальню и начала собирать вещи. Укладывая белье в маленький чемоданчик, она прошептала:
— Твоя жизнь в руках Господа, Стиви.
Однако у Бога было много помощников.
Например, все те люди, что занимались Стиви.
Еще до того, как она попала в операционную, ей пришлось перенести множество не всегда приятных и где-то даже унизительных процедур.
Тщательно заперев гараж — не хватало еще, чтобы машину Джадда угнали второй раз за этот день, — Стиви добралась до больницы на такси.
В приемном покое ей пришлось поставить свою подпись на миллионе разных бумаг, связанных со страховкой, и вдобавок еще подписать открытку для Дженнифер. «Моей дочери двенадцать лет, и она мечтает быть похожей на вас, когда вырастет», — с благоговением сообщила ей женщина-администратор.
