Наталья Светлова - Квартира, муж и амнезия
— И в этом весь твой план? — иронично скривился Севка.
— План мой в том, чтобы убедить Гришу, что у Риты рецидивы, и заставить действовать его и мадам. А без помощи профессора нам Гришу не убедить. А ты пока подумай, с кем сможешь договориться, чтобы Риту на денек пристроить в больничную палату.
— Я-то подумаю, — протянул Севка, взял папочку со счетом, которую им принес официант, и написал на обороте счета: «Это обойдется тебе еще в триста-пятьсот долларов. Итого, с учетом сегодняшней и завтрашней работы, тысяча-тысяча двести американских рублей».
— Действуй, Козловский, действуй, — одобрил Матвей, перевернул бумагу, посмотрев ресторанный счет, и положил в папочку полторы тысячи рублей.
* * *Профессорский кабинет располагался на втором этаже трехэтажного дома, когда-то жилого, а теперь превращенного в скопище офисов. И хотя Лев Казимирович и назвал точный адрес, Матвей проскочил бы мимо нужного подъезда. Дом был длинным, нумерация с какими-то дробями, он долго сомневался, тот ли это вход, что нужен. Матвей минут пять топтался внизу, пытаясь среди табличек — «Глобал-вояж», «Юридическая компания «Юсупов и партнеры», «Нотариус», «Срочная полиграфия» — отыскать что-нибудь типа «Частнопрактикующий психиатр Дворецкий». Не нашел и наудачу поднялся на второй этаж. Тут-то она, табличка, и отыскалась — скромная, бронзово-матовая, с респектабельной гравировкой: «Л.К. Дворецкий, профессор медицины». Табличка была привинчена сбоку от темно-коричневой железной двери, как раз над кнопкой звонка с микрофоном. Матвей нажал на кнопку.
— Слушаю вас! — ответил динамик женским голосом.
— Здравствуйте, я к Льву Казимировичу, — сказал Матвей, и дверь запищала — мол, входи, открыто.
— Добрый вечер! Вам на сколько назначено? — Девушка за стойкой в приемной улыбалась совершенно искренне. И это было странно — обычно секретарши на ресепшн, особенно к концу рабочего дня, улыбаются по-другому: растягивают уголки губ, будто маску резиновую напяливали. А эта — Матвей глянул на часы, висевшие над стойкой, — в семь вечера, в конце рабочего дня, действительно улыбается. Улыбается губами, глазами, ямочками на щеках, будто встретила очень хорошего знакомого и приятного ей человека. — Как вас записать?
— Здравствуйте, — невольно улыбнулся в ответ Матвей. — Моя фамилия Самарин, я недавно звонил Льву Казимировичу!
— Лена, это без записи, — на звуки голоса в приемную вышел сам Дворецкий и пригласил Матвея, поведя рукой к двери: — Прошу вас, молодой человек, проходите. Леночка, принесите нам, пожалуйста, кофе…
— Лев Казимирович, мне, если можно, чай! — невежливо перебил Матвей, которого уже мучила изжога от одной мысли, что он выпьет еще хоть глоток кофе.
— Зеленый? — предложил Дворецкий, Матвей кивнул, и профессор продолжил: — Леночка, принесите нам, пожалуйста, две чашки зеленого чая и расценки на консультации, чтобы… э…
— Матвей Алексеевич! заполнил паузу Матвей.
— Чтобы Матвей Алексеевич мог с ними ознакомиться.
— Конечно! — кивнула Леночка, а Матвей пристроил дубленку на рогатой вешалке, вошел в просторный профессорский кабинет и, повинуясь приглашающему жесту, уселся в низкое мягкое кресло возле журнального столика с полированной столешницей. Профессор сел во второе кресло, оказавшись чуть сбоку от Матвея, и спросил:
— Насколько часто у вашей подруги проявляются подобные срывы?
— Срывы? Почему срывы? — удивился Матвей.
— Простите, возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что она была несколько перевозбуждена и агрессивна! — осторожно сказал профессор, и тут только до Матвея дошло, что профессор имеет в виду Дунечкино выступление в Ритиной прихожей.
— А, вот вы о чем! У Дунечки такие срывы случаются каждый раз, когда она очень хочет получить что-то, а это что-то уплывает из ее пальчиков.
— Так я и думал, — кивнул профессор. — Вряд ли это органика, скорее всего, проявление личностных установок. Хотя деятельность эндокринной системы я бы рекомендовал проанализировать. Могу выписать вам направление на комплексное гормональное исследование, после, когда у нас будет больше информации, мы сможем более содержательно рассмотреть оптимальную терапию состояний вашей подруги!
— Прошу прощения! — заглянула в дверь помощница профессора.
Профессор кивнул, и девушка ловко расстелила на столе три матерчатые салфетки, расставила на них чашки с чаем и маленькую вазочку с орешками и цукатами. Возле Матвея она положила кожаную папочку, напоминающую папку с ресторанным меню, и спросила:
— Лев Казимирович, я вам еще нужна?
— Нет, Леночка, на сегодня все, я и так задержал вас сверх положенного времени.
— До свидания, — блеснула Леночка своей искренней улыбкой и вышла из кабинета, прикрыв двери.
— Замечательная девушка! Удивительно гармоничный человек! И очень способная, — сказал профессор, и Матвей услышал в его голосе особенную теплоту. — Учится у меня на курсе, обещает стать очень сильным психологом.
— Психологом? Вы же психиатр? — не понял Матвей.
— А это, смею вас уверить, смежные дисциплины. — Профессор отхлебнул чаю и вернулся к делу. — Матвей Алексеевич, прежде чем мы продолжим разговор, хочу вас предупредить, что первые шесть минут моей консультации бесплатны, а затем вступает в силу прейскурант. Не могли бы вы ознакомиться с условиями оплаты, чтобы они не стали для вас неожиданностью?
Матвей послушно раскрыл папочку. Консультация продолжительностью до тридцати минут — четыреста рублей, до часу — восемьсот, консультация с выездом на дом к заказчику — четыре с половиной тысячи. Лечение неврозов, алкоголизма, игромании — на все в прейскуранте Льва Казимировича проставлена цена. Да, дело у профессора крепко налажено. Интересно, а сколько по его прейскуранту стоит упечь человека в психушку?
Сейчас проверим! Матвей отложил в сторону папочку и сделал вдох, как перед прыжком в воду.
— Лев Казимирович, то, что меня интересует, в вашем прейскуранте не упоминается. Но сразу скажу — деньги для меня не проблема. А вот Дунечка стала проблемой, и очень большой. Понимаете, я решил прекратить наши отношения, и она уже два месяца меня преследует и устраивает сцены, подобные той, что вы сегодня наблюдали.
Матвей перевел дух и посмотрел на профессора. Тот одобрительно кивнул, мол, продолжайте, я весь — внимание.
— Скажите, нельзя ли ее как-нибудь с вашей помощью… изолировать?
— То есть? Что вы имеете в виду? — поднял брови профессор.
— В клинику какую-нибудь поместить, чтобы ей там нервы подлечили. Вы же видели, какая она нервная, — объяснил Матвей.
