Карлос Маноэль - Мануэла
„Будь что будет", — подумала она уже равнодушно, прислоняясь к металлической ограде, увитой какими-то растениями. За оградой виднелся большой дом. Девушка с тоской посмотрела на него. Там, за стенами, наверное, было тепло, горел свет, хозяева этого дома ужинали и не обращали внимания на вой ветра и раскаты грома, в комнатах было уютно, тепло и сухо, а в гостиной жарко горел камин... И она горько заплакала, уткнувшись головой в металлические прутья ограды.
4
— Девушка не помнила, сколько простояла она так под проливным дождем возле витой металлической решетки, пока не сообразила, что надо что-то делать, иначе она останется навсегда на этом месте. Озноб сотрясал все тело, одежда совсем не согревала, потому что была насквозь мокрая, а беспокойство за ребенка толкало ее на отчаянный поступок.
Она двинулась вдоль ограды и через несколько шагов очутилась возле широкой калитки. Когда девушка прислонилась к ней плечом, калитка приоткрылась. Она была не заперта. Что-то подсказало ей толкнуть ее сильнее и проскользнуть в образовавшуюся щель. Было так темно, что девушка двигалась почти вслепую.
Она шла осторожно по аллее, густо обсаженной какими-то растениями, к смутно белеющему впереди зданию. Когда она подошла к нему вплотную, то разглядела, что все окна плотно закрыты наружными жалюзи. Вскоре она обнаружила и входную дверь.
Судя по ее массивности, резьбе, дорогой медной ручке, дом принадлежал людям богатым. Девушка в растерянности остановилась, не зная, как ей поступить дальше. Постучать или поискать какое-нибудь укрытие в глубине двора, в одном из подсобных помещений, чтобы переждать дождь.
Выступающий край крыши защищал ее от водяных потоков. Она опустила рядом с собой узелок и присела на него. Дом прикрывал ее от ветра, и стало немного теплее. Незаметно для себя она склонила голову на грудь, прислонилась к стене и задремала. Слишком сильно она устала в этот день и уже не могла себя контролировать. Сон сморил ее моментально. Не мешали этому ни шум дождя, ни промозглая сырость, ни мокрая одежда. Она словно провалилась в черную бездонную яму.
Девушка не проснулась даже тогда, когда к воротам подъехала большая легковая машина. Свет фар на мгновение выхватил из темноты уснувшую возле дома на узле с тряпьем девушку. Это мгновение было таким коротким, что и сидящие в машине не заметили ее, а девушка лишь глубоко вздохнула во сне, застонала и инстинктивно прикрыла лицо руками.
Водитель остановил машину и, не заглушая мотора, вышел из нее, предварительно раскрыв большой зонт. Он почтительно прикрыл от дождя то место, где должна была появиться пассажирка.
В водителе можно было узнать Бенигно, только был он не такой седой, сутулый, как сейчас. А пассажиркой в машине, которую он вел, была мадам Герреро. Моложе на двадцать лет. Да и машина была та же, что и сейчас. К чему менять вещь, если она служит тебе верой и правдой, ни в чем не уступая более новым вещам?
— Какой ливень! — пожаловался Бенигно хозяйке. Они спрятались под выступом крыши перед входом в дом, под защитой которого так крепко спала измученная девушка.
Видно было по наряду мадам Герреро, что она возвращалась с приема. На ней была изящная белая шубка с пушистым воротником, модная шапочка, тоже меховая, с перьями, на руках — перчатки. Она была в хорошем настроении и предвкушала отдых в теплой постели после чашки горячего чая с капелькой спиртного.
И тут Бенигно увидел спящую почти у самых дверей незнакомую девушку. От неожиданности он отпрянул назад и обернулся к мадам Герреро, которая шла чуть позади него и тоже заметила девушку. Оба растерянно переглянулись, потом мадам решительно отстранила Бенигно и подошла к девушке. Склонившись над ней, мадам внимательно рассмотрела при свете автомобильных фар лицо спящей, ее густые, мокрые волосы, дырявую шаль, в которую куталась несчастная, и, протянув руку, коснулась ее волос, убрала тяжелую прядь со лба девушки. Даже через перчатку мадам Герреро ощутила сильный жар.
Словно от толчка, девушка вдруг открыла глаза, увидела склоненное над ней лицо незнакомой дамы и испуганно прижалась к дверям. Она привыкла к тому, что ее прогоняли богатые люди, приказав прислуге подать ей что-нибудь. Случалось и так, что доставались ей лишь презрительные слова. Больше всего девушку поразил и испугал не сам факт появления этой красивой и богатой сеньоры, не перспектива подниматься и двигаться по дождю в ночь. В том, что ее так или иначе попросят покинуть это место, она не сомневалась. Хорошо уже то, что она успела немного подремать и отдохнуть. Ей даже казалось, что стало теплее. Но больше всего поразил девушку огромный камень на перстне, надетом поверх тонкой белой перчатки.
Сеньора неожиданно помогла девушке встать, взяв ее за руку. Та молча подчинилась. Ей было все равно, что с ней сделают, сознание было затуманено болезнью. Рука богатой сеньоры уверенно приподняла ее голову за подбородок, повернув сначала в одну, потом в другую сторону. Мадам внимательно изучала лицо девушки. Оно понравилось ей. Потом сеньора заметила, что незнакомка руками поддерживает свой большой живот. Она приложила и свою руку к ее животу, поняв, что девушка беременна и время родов вот-вот наступит. Что-то заставило сеньору улыбнуться.
— В тот день она получила впервые за многие месяцы не только кров и тарелку горячей пищи, а гораздо больше, — раздался с кровати немного хрипловатый голос мадам Герреро. — Ей не пришлось больше думать о том, как не умереть с голоду, и не пришлось искать на каждую ночь пристанище. Она стала жить нормально, как и подобает человеку.
— За все, что она получала, девушка должна была платить честным трудом, — дополнила Бернарда. — Бесплатно ей ничего не давали.
— А что случилось с ее сыном? — спросила Исабель. — Как поступили с ним, когда он появился на свет? Что стало с ним?
— Сын? — Бернарда, услышав вопрос Исабель, вдруг словно потеряла дар речи. Лишь несколько мгновений спустя она смогла заговорить вновь. — Вскоре родилось и дитя... — Бернарда бросила взгляд на мадам Герреро, мучительно проглотила комок, стоявший в горле, и едва слышно сказала: — Это была девочка.
— Девочка? — удивилась Исабель. — А я почему-то решила, что у девушки должен был родиться мальчик. Ведь этот ребенок так много страдал еще во чреве матери, и, мне кажется, это смог бы выдержать только будущий мужчина.
— Да, это была девочка, — уже гораздо тверже повторила Бернарда. — Прелестная девочка! — При этих словах Бернарда подняла глаза на сидящую напротив нее Исабель. Этот взгляд перехватила мадам Герреро, внимательно наблюдавшая за развитием событий, и прервала ее.
