Елена Озерова - Я иду к тебе
— Все в порядке? — шутливо спросила Ника.
— Более чем, — заверил ее Андрес. — Только… Это что, все твои вещи? — Он указал на дамскую сумочку, висевшую на Никином плече.
— Вещи там, — Ника махнула рукой в сторону вагона, — но их действительно немного.
— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника немного спустя, когда они уже отъехали от вокзала.
— Я думаю, что сейчас мы поедем в мотель, распакуем вещи, а потом осмотрим город. Сегодняшний день посвятим Братиславе. А завтра отправимся через Малые Карпаты до Тренчина.
— Что такое Тренчин?
— О-очень древний город. Когда-то, тысячу лет назад, там был королевский сторожевой замок. А сейчас Тренчин — городишко на реке Ваг, между Белыми Карпатами и Поважецкими горами. Но там очень красиво.
— Нет, — изумилась Ника, — правда ему тысяча лет?
— Абсолютная правда, — заверил ее Андрес. — А может быть, и больше. На всякие древности ты еще успеешь насмотреться, я тебе обещаю. Ты только скажи, сколько дней для отпуска тебе дали на работе? В зависимости от этого будут складываться наши планы.
Ника уже привыкла и к его акценту, и к несколько церемонным оборотам речи — все-таки иногда становится заметно, что русский язык для Андреса неродной. Но ее это нисколько не раздражало, а почему-то даже умиляло.
— Ровно неделю, — вздохнула Ника, — и ни днем больше.
— Хорошо, — кивнул Андрес, — я продумаю маршрут.
За разговором Ника и не заметила, как «Мерседес» подъехал к серому пятиэтажному зданию, чем-то напоминавшему московские архитектурные шедевры сталинского времени.
— Гостиница «Девин», — сказал Андрес, высматривая место для парковки. — Не слишком роскошно, но на одну ночь — вполне прилично.
Он словно извиняется, усмехнулась про себя Ника. Можно подумать, что она привыкла останавливаться только в «Хилтоне». Кстати, интересно, а в Братиславе есть «Хилтон»? Вряд ли. Уж больно этот город не похож на европейский — на такой, какими, по Никиным представлениям, должны быть города в Европе. То, что Ника увидела из окна машины, скорее напоминало знакомые города Западной Украины. Красиво, конечно, но на столицу не похоже: на всем лежит отпечаток милой и уютной провинциальности.
Однако тот номер в «Девине», куда Андрес привел Нику, оказался — опять же по Никиным представлениям — вполне на «хилтоновском» уровне. Гостиная, отделанная в желто-коричневой гамме — светлые стены, украшенные абстрактными картинами, уютный диван, по которому разбросаны яркие подушки, мебель «под орех» — все это создавало ощущение тепла и даже уюта. Широкие раздвижные двери вели из гостиной в спальню. Ника нерешительно взглянула на Андреса.
— Ну что же ты остановилась на полдороге? — поддразнил он ее. — Иди, осматривай наши владения дальше.
Ника шагнула вперед и остановилась на пороге. В этой комнате все вокруг было персиковым и кремовым. Ковер и занавески белели на фоне персиковых стен, а посреди комнаты вместо обычной кровати возвышался покрытый шелком шедевр. Из огромного зеркала, стоявшего прямо напротив двери, на Нику глянуло ее отражение — стройная девушка с короткими каштановыми волосами, которые в этом персиковом освещении явственно отсвечивали золотом, и зелеными глазами, ставшими от радостного изумления совсем круглыми.
Андрес внимательно наблюдал за Никой и, судя по блеску его глаз, остался доволен произведенным впечатлением. Но все-таки спросил:
— Как ты находишь наше временное обиталище?
Ника осторожно подошла к кровати, дотронулась рукой до шелка и присела на краешек:
— И на этом можно спать?
— Еще как можно! — Андрес подошел к ней. В глубине его глаз зажглась уже знакомая Нике искорка: — Хочешь, я тебе сейчас докажу?
Ника притворно-скромно потупилась:
— Как это?
— Убедительно.
Андрес присел на кровать рядом с ней и осторожно обнял ее за плечи, привлекая к себе все ближе и ближе. Ника прильнула к нему всем телом, и в ту же секунду ей показалось, что его сердце контролирует и ее кровоток. В голове все поплыло, она лишь ощутила, как его рука, перестав сжимать талию, скользнула выше, по плечу, по изгибу шеи, отбросила от уха завиток волос… Его пальцы в который раз словно пробовали нежность ее кожи, вызывая всплеск знакомых эмоций. Сознание Ники лишь регистрировало происходящее, но уже утратило власть над телом, над мускульным напряжением, над жестами.
Голова сразу отяжелела, склонилась вперед в поисках опоры — и нашла ее на твердом мужском плече. Кожа стала остро восприимчивой, груди отяжелели, разбухли от знакомой сладостной боли.
Не в силах противиться неизбежному, Ника прильнула к этому твердому плечу еще теснее, отдалась сильным рукам, ощущая невесомость своего тела, блаженную ласку, разливающуюся от прикосновений Андреса.
Он целовал ее, и Ника испытывала трепет, чувствуя под ладонями тепло его кожи, твердые бугорки мускулов на груди… Она сама не понимала, как ее руки проникли под его свитер, ощутила пугающий, зовущий соблазн и подивилась силе своих чувств.
— О, Андрес…
Словно в такт произносимому имени, учащенно билось ее сердце, и он вновь принялся целовать ее, не давая опомниться. Он целовал ее приоткрытые губы, заставляя всю трепетать от удовольствия и ощущать проникновение языка между губ. На секунду оторвавшись от нее, он одним резким движением стянул с нее свитер, потом быстро освободился от своего. Одной рукой он поддерживал ее спину, другая его рука скользнула вниз и скоро достигла мягкой округлости груди. Розовый шелк белья не мог служить достаточной преградой и быстро разделил участь свитера, оказавшись на полу.
Ника чувствовала, что он получает удовольствие, касаясь ее, — рука слегка подрагивала, когда его большой палец очертил окружность ее соска. Она опустила глаза вниз, и контраст между бледностью ее груди и его загорелой рукой приковал ее взгляд, еще сильнее возбуждая. Словно повинуясь невысказанной просьбе, она приподняла бедра и позволила освободить себя от джинсов.
Теперь она лежала нагая поверх розового шелка, и Андрес пристально разглядывал ее тело. Взгляд его в какой-то момент показался Нике сосредоточенным и даже свирепым, но потом он произнес ее имя — так нежно, что в груди разлилась истома.
Он целовал ее грудь требовательно и неистово, его щекочущий язык быстро взял верх над ее слабым телом. Ртом он захватил упругий сосок и заставил ее вскрикнуть от наслаждения.
Восторг плоти захлестнул ее волной. Потеряв власть над собой, Ника начала постанывать, уже ничего не стесняясь. Боже, разве с Кириллом она могла себе представить, что можно так чувствовать, так желать, испытывать такое смятение чувств!
