Табита Сузума - Запретное
— Поцелуй! — кричит Уилла, вскидывая руки.
Я смотрю, как она обнимает Уиллу, целует Тиффина в макушку, тихонько ударяет
Кита по плечу и снова улыбается мне.
— Пожелай мне удачи!
Мне удается улыбнуться ей в ответ и слегка кивнуть.
— Удачи! — во весь голос кричат Тиффин и Уилла. Мая морщится и смеется, торопливо выбегая в коридор.
Хлопает входная дверь, и раздается звук заведенного двигателя. Я поворачиваюсь к Киту.
— Он приехал на машине?
— Ага, я же сказал тебе, что он при деньгах! Это не совсем Ламборджини, но, черт побери, у него уже есть своя тачка в семнадцать лет?
— Восемнадцать, — я поправляю его. — Надеюсь, он не собирается пить.
— Тебе надо было его увидеть, — говорит Кит. — Классный парень!
— Мая выглядела, как принцесса! — восклицает Уилла, широко раскрыв свои голубые глаза. — Она также выглядела, как взрослая.
— Ладно, кто хочет еще картошки? — спрашиваю я.
— Может, она выйдет за него замуж, а потом станет богатой, — встревает Тиффин. — Если Мая богатая, а я ее брат, значит ли это, что я тоже буду богатым?
— Нет, это значит, что она бросит тебя как брата, потому что ты помеха — ты даже не знаешь таблицу умножения, — отвечает Кит.
У Тиффина открывается рот, а глаза наполняются слезами.
Я поворачиваюсь к Киту.
— Ты даже не смешной, ты понимаешь это?
— А я никогда и не утверждал, что я комик, всего лишь реалист, — возражает Кит.
Тиффин всхлипывает и вытирает глаза тыльной стороной ладони.
— Мне все равно, что ты говоришь, Мая никогда так не поступит, но, в любом случае, я буду ее братом до самой смерти.
— После чего ты отправишься в ад и больше никого не увидишь, — отвечает ему Кит.
— Если ад существует, Кит, то поверь мне, ты попадешь туда первым — я чувствую, как теряю самообладание. — А теперь не будешь ли ты так любезен, заткнуться и доесть свой ужин, больше никого не мучая?
Кит с лязгом швыряет на полупустую тарелку нож и вилку.
— К черту! Я ухожу.
— Десять часов и ни минутой позже! — кричу я ему вслед.
— Размечтался, приятель, — кричит он в ответ на полпути вверх по лестнице.
Затем заходит наша мать, пропахшая духами, и пытается зажечь сигарету, не размазав при этом только что накрашенные ногти. Полная противоположность Мае — она вся в блестках и с алыми губами, в неподходящем, слишком откровенном красном платье.
Скоро она снова исчезает, уже нетвердо стоя на высоких каблуках, визжа на Кита за то, что тот стащил ее последнюю пачку сигарет.
Я провожу оставшийся вечер за просмотром телевизора с Тиффином и Уиллой, слишком уставший и сытый по горло попытками сделать что-то более полезное. Когда они начинают спорить, я готовлю их ко сну. Уилла плачет, потому что я попадаю шампунем ей в глаза, а Тиффин забывает задернуть душевую занавеску и заливает пол. Чистка зубов, кажется, занимает несколько часов: тюбик детской зубной пасты почти пуст, поэтому, вместо нее, я использую свою, из-за чего у Тиффина слезятся глаза, а Уилла плюется в раковину. Потом Уилла пятнадцать минут выбирает сказку, а Тиффин пробирается вниз поиграть в Геймбой, и, когда я возражаю, он необоснованно обижается и утверждает, что Мая всегда разрешает ему поиграть, пока она читает Уилле. Когда они уже лежат в постели, Уилле тут же хочется есть, а Тиффин за компанию хочет пить, и к тому моменту, когда требования, наконец, прекращаются, уже половина десятого, а я валюсь с ног.
Но после того, как они уснули, в доме ощущается устрашающая пустота. Я знаю, что должен пойти к себе и постараться лечь пораньше, но чувствую себя все более взволнованным и напряженным. Я говорю себе, что должен остаться и проверить, что Кит пришел домой вовремя, но в глубине души я знаю, что это только предлог. Я смотрю какой-то глупый триллер, но понятия не имею, о чем он или кто кого должен преследовать. Я даже не могу сосредоточиться на спецэффектах, все, о чем я могу думать, — это Димарко. Уже больше десяти — они, должно быть, закончили ужинать и, наверное, покинули ресторан. Его отец часто бывает в командировках — или так утверждает Нико, но у меня нет причин не верить ему. Значит, дом в его распоряжении… Он повез ее туда? Или они на какой-то сомнительной стоянке, его руки и губы на ней? Меня начинает тошнить. Может быть, это потому, что я не ел весь вечер. Я хочу дождаться ее и посмотреть, в каком она будет состоянии, когда вернется домой. Если она решит вернуться домой. Внезапно меня осеняет, что у большинства шестнадцати летних есть что-то вроде комендантского часа. Но я лишь на тринадцать месяцев старше нее и не в состоянии навязывать это. Я продолжаю убеждать себя, что Мая всегда была такой умной, такой ответственной, такой взрослой, но, сейчас, я припоминаю вспыхнувший взгляд на лице, когда она зашла в кухню попрощаться, блеск ее улыбки, волнение в глазах. Она все еще подросток, я понимаю; она еще не взрослая, как бы сильно она не старалась вести себя так. У нее есть мать, которая считает мелочью занятия сексом на полу в гостиной, когда ее дети спят наверху, которая хвастается перед ними своими подростковыми достижениями, которая уходит в запой каждую неделю и, шатаясь, идет домой в шесть утра с размазанным макияжем и в рваной одежде. Какой вообще образец для подражания был у Маи? Первый раз в жизни она свободна. Уверен ли я, что это не будет для нее соблазном?
Глупо так думать. Мая уже достаточно взрослая, чтобы сделать свой собственный выбор. Большинство девушек ее возраста спят со своими парнями. Если в этот раз она этого не сделает, то, значит, в следующий, или позже, или еще позже. В любом случае, это произойдет. Так или иначе, мне придется столкнуться с этим. Но все равно я не могу. Я не смогу справиться с этим. Сама мысль об этом заставляет меня хотеть биться головой об стену и разбивать вещи. Мысль о Димарко или о ком-то другом, кто обнимает ее, касается ее, целует ее…
Оглушительный взрыв, ослепляющий треск и боль пронзают мою руку прежде, чем я осознаю, что изо всех сил ударил кулаком по стене: куски краски и штукатурки над диваном отслаиваются от следов моих костяшек. Согнувшись, я хватаюсь за правую руку, стискиваю зубы, чтобы не издать ни единого звука. На мгновение все темнеет, и я думаю, что сейчас потеряю сознание, но затем боль снова пронзает меня шокирующими, ужасными волнами. Я действительно не знаю, что болит больше: рука или голова. То, чего я боялся и что старался подавить эти последние несколько недель, — полная потеря контроля над своим умом — случилось, и у меня нет возможности с этим больше бороться. Я закрываю глаза и чувствую, как волна безумия поднимается от моего позвоночника и ползет к голове. Я вижу, что она взрывается, как солнце. Вот оно. Вот, что происходит после дол гой трудной борьбы: ты проигрываешь в битве и в конце сходишь с ума.
