Даниэла Стил - Призрак тайны
Чарли недоуменно посмотрел на Глэдис, количество вопросов не уменьшалось.
— Но как они — я имею в виду Сару и Франсуа — оказались вместе, если оба были связаны браком с другими людьми? — смущаясь, спросил он, но Глэдис не знала подробностей и не сумела ему ответить.
— Я думаю, что они просто очень любили друг друга, — сказала она с легкой печалью. — Насколько я знаю, они прожили вместе очень недолго — Франсуа был старше Сары, да и умер он не по возрасту рано. Но нет никаких сомнений, что эти двое любили друг друга со всей страстью и нежностью, на которые только способен человек. И они оба были необычными людьми.
Глэдис слегка замялась, как будто что-то смущало ее, но Чарли вопросительно смотрел на нее, и она продолжила:
— Дело в том, что Джимми один раз видел Сару. Во всяком случае, он так, утверждает, хотя мне порой кажется, что в детстве я слишком много рассказывала ему о Саре и Франсуа и, возможно, подсознательно внушила ему что-то.
Ну что ж, даже если с сыном миссис Палмер случилась галлюцинация, то Чарли был совсем не прочь пережить то же, что и он. В атмосфере дома действительно было что-то особенное, так что казалось — стоит закрыть глаза, и услышишь в соседней комнате голоса людей, которые когда-то здесь жили, да и ощущение того, что одна из дверей вот-вот отворится и навстречу ему выйдет таинственная хозяйка шале, не оставляло Чарли с той самой минуты, когда он переступил порог дома.
— Я еще никогда не видел такого красивого дома, — признался Чарли и, не в силах противиться искушению, снова стал обходить одну задругой все комнаты. — Несмотря ни на что, он дышит и живет, и в том, что произошло с Джимми, нет ничего удивительного. Я тоже чувствую себя так, словно в соседней комнате меня ждет гостеприимный и добрый хозяин. Должно быть, люди, которые тут жили — начиная с этой женщины, Фергюссон, — оставили здесь свою добрую психическую энергию. Конечно, я не экстрасенс, а всего лишь архитектор, однако мне известно, что все архитектурные сооружения — в частности, дворцы, особняки, палаты, которые нынче нас так восхищают, — несут на себе отпечаток характеров тех людей, которые там когда-то жили. И в этом заключена для нас значительная часть их очарования. Ведь, как гласит известное высказывание, роскошный дворец становится произведением искусства только после того, как слуги намусорят в углах.
— Я рада, что тебе здесь нравится, Чарльз, — сказала Глэдис, когда они спустились в холл первого этажа и Чарли, не переставая оглядываться по сторонам, уселся прямо на ступеньках лестницы. — Этот дом много для меня значит.
Он действительно очень много для нее значил, и Глэдис осталась верна своей привязанности, хотя даже собственный муж не понимал ее до конца, а сын постоянно высмеивал. В этом доме было что-то особенное — что-то, что невозможно было объяснить словами. И как ни хотелось Глэдис поделиться с кем-то своими ощущениями, это было невозможно, если только другой человек не чувствовал того же, что и она. Чарли был первым человеком, который оказался в состоянии ощутить всю необычность и красоту дома в целом. Возможно, Он даже улавливал нечто сверх того, потому что он был талантливым архитектором, всю жизнь имевшим дело с планировкой и строительством домов. Глэдис, во всяком случае, полагала, что Чарли есть с чем сравнивать, и не сомневалась, что сравнение — в пользу ее дома. Ей не терпелось спросить его об этом, но она видела, что он настолько глубоко взволнован, что едва ли способен произнести хоть слово. Лицо у него, во всяком случае, сделалось такое, словно его душа, обретя наконец долгожданный покой и избавившись от тревог, беззвучно говорила с душами тех, кто когда-то жил в этом доме.
А Чарли действительно казалось, что он в конце концов нашел то место, которое так долго искал, — место, где он мог бы чувствовать себя дома. Даже просто сидеть здесь, глядеть в окно на кружащиеся за стеклами снежные вихри, прислушиваться к таинственным шорохам за стеной и к потрескиванию старых стропил было удивительно приятно. Ему давно не было так хорошо и спокойно, и Чарли невольно подумал о том, что единственное, чего ему сейчас хочется это никогда и никуда отсюда не уходить.
Наконец Чарли посмотрел на Глэдис задумчивым и глубоким взглядом, и по его глазам она поняла, о чем он сейчас думает.
— Тес… ничего не говори! — шепнула она, беря его руку в свои. — Я все понимаю. Именно поэтому я так и не смогла его продать.
Это старое шале она любила гораздо больше, чем все остальные дома, в которых ей доводилось жить. Ее городское жилище в Шелбурн-Фоллс тоже было достаточно старым, но еще крепким и уютным, однако ему не хватало какого-то очарования, или, как выразился бы Чарли, — души. Во всяком случае, находясь там, она почти не чувствовала, как стены излучают тепло и любовь. У этого шале душа была. Находясь здесь, Глэдис каждой клеточкой своего тела ощущала мягкое тепло, несокрушимую внутреннюю силу и безграничную нежность той замечательной женщины, которая когда-то жила и любила в этом доме, под этой самой крышей, среди этих же самых стен. Она оставила свой след на каждой досочке, на каждой половице, а ее любовь к Франсуа осенила своей нетленной магией не только дом, но и саму поляну, и даже тропку к водопаду, по которой она так любила проходить.
Словом, и дом, и его окрестности были местом в высшей степени необыкновенным; Глэдис была глубоко в этом убеждена, и поэтому неожиданная реплика Чарли заставила ее вздрогнуть. Впрочем, Глэдис не была особенно удивлена — должно быть, что-то в этом роде она подсознательно имела в виду, когда захотела показать Чарли старое шале.
— Ты хочешь сдать мне этот дом? — спросил он, в его глазах была мольба. Отчего-то ему вдруг очень захотелось жить здесь. Чарли искренне верил, что у каждого дома есть своя судьба, есть настоящее живое сердце, и ему казалось, что старое шале потянулось к нему, оно словно почувствовало больную, израненную душу, которая нуждалась в утешении. Пожалуй, даже их с Кэрол лондонский дом не обладал подобными свойствами. Или обладал, но не в такой степени. Здесь Чарли сразу же почувствовал, как в нем нарастает не просто привязанность, а самая настоящая любовь к этому дому, словно это он прожил в нем все двести лет с тех пор, как дом был построен. И дом ответил ему взаимностью, словно приветствуя старого знакомого, который когда-то был дружен с его хозяевами, а теперь вернулся после долгого отсутствия.
— Я еще никогда ничего не хотел так сильно… — попытался объяснить Чарли и замолчал, подыскивая слова, и Глэдис посмотрела на него задумчиво. Ей и в голову не приходило сдавать этот дом. Никому и никогда. Пятьдесят лет назад она жила здесь с молодым мужем, правда, очень недолго. Потом в этом доме жил ее сын Джимми с семьей, однако со времен Сары Фергюссон здесь никто не жил постоянно. Даже предки Глэдис останавливались здесь лишь время от времени — этот дом был их собственностью, он был для них отчасти игрушкой, отчасти капиталом. Глэдис даже помнила, что ее дед как-то хотел устроить здесь что-то вроде музея, но эта затея, к счастью, так и осталась нереализованной. Дом простоял необитаемым добрую сотню лет, однако, несмотря на это, он все еще был в приличном состоянии, и во многом это была заслуга Глэдис. Она тратила немало денег на его ремонт, и каждый раз, когда она навещала его, она не упускала случая пройтись по мебели полировочной жидкостью, протереть окна и рамы или подновить позолоту карнизов.
