Апельсинки для Осинкина (СИ) - Соловьева Елена

— Дом твой, Русалочка, — отозвался он. Как мне показалось, расстроено. — Ты не можешь не принять, ведь он оформлен на твое имя. Если не нужен, продай. Делай что душе угодно.

Я смогла лишь вздохнуть в ответ, сжав телефон так сильно, что он того гляди треснет. На глаза невольно навернулись слезы. Я была уверена, что поступаю правильно. Что не могу принять дом. Потому, что дать взамен нечего...

Тимур, наверняка заметив мое состояние, отошел и увел с собой Бабайку, так и норовившего запрыгнуть мне на ручки.

— Поговорим завтра, Русалочка, — предложил Андрей. — Сегодня у меня еще две операции, закончу поздно, а вам надо отдыхать с дороги. Не стану беспокоить. Передай Кларе и Васе от меня привет.

— Да, конечно, — пообещала я.

На этом разговор прервался, а я весь оставшийся вечер была подавлена и расстроена. До того накрутила себя, что пришлось выпить таблетку от головной боли. Я изо всех сил старалась радоваться вместе с девочками, но предупредила, что мы, скорее всего, не останемся в этом доме навсегда.

На следующий день ситуация не улучшилась.

То ли потому, что спала я мало и беспокойно. То ли потому, что готовилась к серьезному разговору этим вечером. В огромном доме я не находила себе места, мотаясь, точно зомби, из угла в угол.

В конце концов, Тимур не выдержал.

— Может, хочешь навестить фельдшерский пункт и Тамару? — предложил он. — Я пока присмотрю за девочками. Можешь не волноваться, пусть своих детей у меня нет, справляться с ними я умею. Полную безопасность гарантирую.

В этом я не сомневалась.

— Спасибо, — поблагодарила с улыбкой.

Действительно, привычная обстановка и знакомая работа отвлекут от дурных мыслей лучше всего. Да и вообще: пора возвращаться в привычное русло. Отпуск закончен, скоро начнутся трудовые будни. Надо принимать пост у Тамары. Пообщаться с ней и обязательно поблагодарить за то, что подменила меня.

Тамара как раз была на боевом посту, наводила порядок в шкафчиках к моему возвращению. Я с удовольствием присоединилась к ней. Посетителей, на удивление, не было, и мы смогли заодно поболтать. Я рассказала о поездке, о море и, конечно же, о встрече с Натальей и ее сыном Тимошей. О том, что мальчик сейчас в надежных руках Андрея Осинкина.

— Хороший он мужик, — согласилась Тамара. — Бери, не пожалеешь. Детей он любит, к твоим дочкам относится хорошо, А там, глядишь, и общих заведете.

Невольно она наступила на мою больную мозоль.

Охнув, я уселась на пятую точку возле шкафчика и прижала ладони к ноющим вискам. Что было ответить на такое предложение? Рассказать правду? О том, что Андрей действительно сделал мне предложение, а я отмалчиваюсь, боясь, что он оттолкнет, узнав о моих проблемах.

— Прости, — сочувственно произнесла Тамара, крепко обняв. — Язык мой без костей. Болтаю все, что на ум придет. Не обижайся и не сердись. Подумаешь, у глупой бабы язык развязался. Просто… — Она задумчиво покусала нижнюю губу, прежде чем продолжить: — Я сама замуж выхожу, вот и хочу переженить всех вокруг.

— Ого! — восторженно произнесла я, улыбнувшись. От такого известия даже головная боль прошла. Как от сильнодействующего обезболивающего. — Дай угадаю: за дядю Славу?

— За него, — согласилась Тома, довольно покраснев. — Сумел он, окаянный, подобрать ключики к моему сердцу. А я ведь думала, что теперь-то точно до конца жизни одна прокукую. Ан нет. Долго он, окаянный, ко мне подбирался. И я долго присматривалась. Характер у Славочки уживчивый, добродушный. Хозяйство хорошее. Руки из нужного места растут. Да и с дурными привычками после истории с автобусом он завязал. Так что жених получился хоть куда.

— Очень за вас рада, — проговорила, поцеловав Тому в пухлую щеку. — Когда свадьба?

— Через месяц, — счастливо вздохнула она. — Подготовимся как следует. Вы с девочками тоже приглашены. Закатим пир на весь мир.

— Обязательно придем, — пообещала я. — Если понадобится помощь, обращайся без стеснения.

Тамара кивнула и вдруг слегка нахмурилась:

— За это время успею переехать в село окончательно. Работу поищу. Фельдшер в селе уже есть, придется на ферму подряжаться. Ну, это тоже пустяки.

Она располагающе улыбнулась, но я все равно почувствовала себя немного неловко. По всему выходило, что это я являюсь препятствием к чужому счастью. Тамара прекрасный человек и опытный фельдшер, со своими обязанностями она справлялась не хуже, а, может быть, и лучше меня.

От неловкой ситуации избавил так вовремя раздавшийся телефонный звонок. Баба Шура вызвала врача к своей соседке Глаше – та жаловалась на сильные боли в животе. Вызывать скорую девица наотрез отказалась. Да и бабу Шуру прогоняла из дома всеми способами – это слышалось на заднем фоне.

— Идем, — позвала я Тому, прихватывая чемоданчик. — Не нравятся мне эти боли в животе. И надрывные крики самой Глаши.

Мои опасения подтвердились.

За время моего отпуска Глаша еще сильнее раздалась в бедрах, а выпирающий живот говорил сам за себя, такой уже не спрятать под просторными платьями и сарафанами.

— Ты беременна? — прямо спросила я корчащуюся на постели женщину.

— Нет! — выкрикнула она. — Убирайтесь из моего дома. Убирайтесь все!!!

Она снова скорчилась от боли и откинулась на подушки.

— Позволь нам тебя осмотреть, — настаивала я. — Оставаться одной тебе опасно.

Глаша брыкалась и сопротивлялась, и все же нам с Томой удалось ее утихомирить и осмотреть. При глубокой пальпации живота определялась плотная беременная матка. Мы обследовали живот всеми четырьмя акушерскими приемами — никаких сомнений.

— Глаша, ты в родах, — констатировала я. — Уже начались потуги. Добраться до больницы не успеешь, будем принимать здесь.

Глава 49

Эля

Тамара, прежде работавшая в роддоме, хорошо знала свое дело. Роды проходили тяжело, а вызванная скорая не торопилась с приездом. Я, следуя четким указаниям подруги, помогала, чем могла. Схватки становились все сильнее, дольше и чаще, вот только сама роженица не только не помогала нам и самой себе, но и активно мешала. Глаша сыпала проклятиями и ругалась такими словами, которые услышишь не от каждого грузчика.

— Ругаться ругайся, но работай! — командовала Тамара. — Давай, девочка, тужься. Ребеночку сейчас тоже тяжело. Помоги ему.

— Мне не нужен этот ребенок! — в сердцах выкрикнула Глаша. — Ненавижу его! Все из-за него!..

Я старалась не обращать на эти слова внимания, думая, что из-за боли и растерянности Глаша говорит подобные вещи. Разве можно не желать собственного ребенка? Для меня это было дико и чрезвычайно жестоко.

— А отец-то кто? — суетилась рядом баба Шура.

— Не твое дело! — рыкнула красная и вспотевшая Глаша.

Баба Шура со стоном схватилась за сердце. Пришлось вывести ее в другую комнату и дать корвалол.

— Посидите тут, не мешайте роженице и себя не накручивайте, — попросила я. — Какая сейчас разница, кто отец? Главное, чтобы ребенок родился здоровым.

Глаша тщательно скрывала беременность, не встала на учет. Я была уверена, что это связано как раз таки с отцом ребенка. Но в такой ситуации принуждать Глашу что-то рассказывать ― слишком жестоко. Соседским кумушкам и так будет о чем посудачить. Пусть мы с Глашей никогда не были подругами, я прекрасно понимала ее чувства. Родить одной, без мужа, да еще и в отдаленном селе. В такой ситуации сплетен не избежать. Наверняка именно этого и опасалась молодая женщина. Потому и в адрес ребенка сейчас летели проклятия.

Но малыш ни в чем не виноват!

Я очень надеялась, что Глаша поймет это. Полюбит собственного малыша и станет хорошей мамой. А я в свою очередь помогу ей и поддержу, чем смогу.

— Городской этот, поди, — вслух рассудила баба Шура. — Как его… Андрей!

— Да вы что?! — не могла не возмутиться я. — Он-то здесь при чем? У нас в селе что, мужчин мало? Отцом этого ребенка может быть кто угодно. А Андрей с Глашей даже не знаком.