Начбез и его Бес (СИ) - Волкова Дарья

– Мой шеф меня потерял, – вздохнул Марат.

– Пошли его к черту, – прошептала Милана в границу тонкого черного мужского лонгслива.

Его рука еще прижималась к ее пояснице, когда Марат произнес в трубку:

– Да, Артур?

***

Милана оказалась не готова к тому, что у нее так задрожат руки. Она была уверена, что сумеет, что справится. И первые несколько минут справлялась. Обнимала Свету, шептала ей на ухо какие-то милые поздравительные банальности. Но потом, когда Светлана протянула ей малышку, задрожали руки. Милане казалось, что она с этой дрожью справилась. Но потом задрожал подбородок. Снова, как вчера. Она наклонилась, чтобы спрятать от Светы лицо, и в этот момент почувствовала запах, который исходил от этого крошечного существа у нее на руках. Такой чистый и теплый запах, что…

– Ну вот, сейчас будем рыдать вдвоем, – Милана почувствовала на плече руку Светы. – Через несколько месяцев и у тебя будет такое же чудо.

Милана замотала головой.

– Будет-будет! – уверенно заявила пока ничего не понимающая Светлана. Милана не сдержалась и всхлипнула.

Света наклонилась, заглянула ей в лицо – и ахнула.

– Когда? – после долгой паузы шепотом спросила она.

– Четыре дня назад.

– Ох… – Светлана обняла сразу обеих – и Милану, и дочку.

– Ты только не расстраивайся так, – Милана отерла о плечо слезы. – А то молоко пропадет.

– Откуда ты только таких уникальных знаний набралась… – Света крепче сжала руки, потом поцеловала Милану в висок. – Бедная моя девочка… И ты все это без меня… Что Марат?

– А Марат, твоими стараниями, Света, не отходит от меня ни на шаг.

Светлана вздохнула и прижалась щекой к щеке Миланы.

– У вас все будет хорошо.

– Откуда знаешь?

– Знаю.

Крошечная Анечка Балашова довольно сопнула носом на руках у тети, подтверждая слова матери. Она тоже знала.

***

Марат зашел к ней примерно за час до окончания рабочего дня. Судя по тому, что он сменил тонкий черный лонгслив и джинсы, в которых приезжал к ней вчера и в которых провел ночь, на традиционный черный костюм и белоснежную рубашку – заезжал домой переодеться.

Они снова, уже практически традиционно, замерли, глядя друг на друга: он на пороге ее кабинета, она – за огромным рабочим столом. В прошлый раз, когда они говорили в этом кабинете – господи, неужели это было вчера?! – дело кончилось… драматично. А теперь?

Марат шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь. А Милана вдруг подумала о том, сколько раз у нее екало сердце, когда она видела его огромную мощную фигуру в прекрасно сидящем темном костюме. Но сейчас оно екает как-то совершенно по-другому.

Непрерывно.

– Я хочу пригласить тебя к себе в гости. С ответным, так сказать, визитом.

– Когда? – прокашлялась Милана.

– Сегодня вечером. Скажем, часов в восемь. Тебе будет удобно?

– Да, – с голосом у Миланы по-прежнему были сложности.

– Тогда жду тебя к восьми. Адрес помнишь?

– Помню.

***

Что значит это приглашение? Оно что-то значит. Оно значит что-то важное. Дальше этих простых фраз дело у Миланы не шло. У нее вообще дело не шло, и все валилось из рук. В конце концов, она просто собралась и уехала домой. Работник сегодня из Миланы вообще никакой. А у нее дома дел много. Милану, между прочим, сегодня в гости пригласили. Надо подготовиться.

На барной стойке так и осталась стоять посуда после завтрака – ее не убрали, потому что Милана с Маратом утром торопились в больницу к Рустаму.

Милана со вздохом опустилась на диван и оттуда смотрела на две белые тарелки, две белые чашки. Потом перевела взгляд на ковер, на темнеющее высохшее пятно от вина.

Неужели это все было на самом деле?! Вчерашний приезд Марата, его… Ой, нет, о том, что он сделал, Милана пока даже вспоминать не могла – это было слишком… слишком сильно. А вот вспоминать о том, как обнимал, как прижимал к себе, как шептал что-то – сначала вот тут, у барной стойки, потом на кровати, в спальне – это Милана могла вспомнить. И вспоминала. Со смесью оторопи и сладости. Неужели… неужели это было? И они провели ночь вместе? И утром завтракали вот за этой барной стойкой – вдвоем?

Но ведь там стоят две тарелки. И две чашки.

Милана резко встала, подошла к барной стойке. Вот чашка, из которой пил Марат – он сидел с этой стороны. Она взяла чашку и медленно поднесла к губам. Остатки холодного крепкого черного кофе оказались неожиданно сладкими.

Милана убрала посуду в посудомоечную машину. И отправилась в ванную. Что бы ни должно произойти сегодня вечером – она обязана быть к этому готова!

***

Целая коллекция всевозможного красивейшего, купленного исключительно для потакания собственному тщеславию белья не сделало Милану хотя бы чуточку готовой. Она с раздражением смотрела на гору разноцветного кружева на постели, а потом резко села на постель, спиной к горе белья, и, протянув назад руку, вытянула, не глядя.

Белое кружево. Как, черт возьми, символично. Ну, белое – так белое.

***

Марат съездил еще раз к сыну – уже во второй половине дня, после того, как заехал домой и взял все, необходимое Русу в больнице – белье, одежду, зарядное устройство для телефона, наушники, полотенце, тапочки. Еще раз увиделся с лечащим врачом и получил еще одно уверение, что все в порядке. Танзилю совместными усилиями Марата и Рустама удалось убедить не срываться с места и не возвращаться. Основная заслуга в этом была, конечно, Руса – он смог убедить мать.

В общем, жизнь Марата, после головокружительного кульбита, вдруг как-то стала подозрительно быстро возвращаться в нормальное русло. Но была и другая жизнь. Тайная. Нет, тайная не в постыдном смысле. А в том, что в ней все было пока так хрупко, так нежно и хрустально, что пускать туда пока никого нельзя. Нельзя, пока нельзя.

Пока не сказаны все слова, не получены все ответы, пока не…

Сегодня вечером все должно решиться.

***

Прежде, чем нажать на кнопку домофона, Милана задержала дыхание. Она вдруг стала трусить и ничего не могла со своим страхом поделать. Убежать – такой мысли не было. Но ее охватил какой-то внезапный необъяснимый паралич.

И в этот момент подъездная дверь открылась. За ней стоял Марат. Темный костюм, белоснежная рубашка.

– Как ты тут оказался?..

– Я видел в окно, как подъехала твоя машина, – он взял Милану за локоть, шире открывая подъездную дверь.

Ей осталось только тихо вздохнуть и шагнуть вперед. С негромким щелчком закрылась подъездная дверь.

Словно подводя какую-то черту.

***

В прошлый раз, когда она была в этой квартире, они с Рустамом сидели в креслах, а сам Марат был в это время в ванной. А потом Милана с Маратом разговаривали на кухне.

В этот раз Марат предложил ей устроиться на диване, а сам сел рядом. Перед диваном стоял стеклянный столик, на котором находились бутылка вина, два бокала, тарелки с фруктами и сырным ассорти, вазочка с орешками. Кажется, кешью.

Марат разливал вино по бокалам, а Милана чувствовала, как у нее начинает шуметь в голове. И возвращается страх.

Страх неизвестности.

Бокал с вином Марат ей вложил в пальцы с усилием. Сжал свои пальцы поверх ее. Кажется, у нее пальцы ледяные, потому что его кажутся очень горячими.

Его пальцы по-прежнему сжимали ее, поверх ее бокала. И Милана с Маратом снова зависли, утопая во взглядах друг на друга. А потом с негромким стуком оба бокала снова вернулись на столик.

Большие сильные руки притянули Милану к твердому мужскому телу. Горячие шершавые ладони снова обхватили ее лицо. Глаза Марата пылали темным огнем.

– Вино мы пили вчера. Достаточно.

И он ее поцеловал. Оплел, мгновенно забрал себе теплым влажным поцелуем. Твердым, горячим, нежным, обволакивающим, проникающим. Всеобъемлющим.

Милана утонула в этом поцелуе мгновенно, хотя держалась за шею Марата. Но чем сильнее она цеплялась за его шею и плечи, тем больше тонула, теряла себя. И не хотела находить.