Кошки-мышки (СИ) - Флёри Юлия

Дементьев громко рассмеялся, не боясь быть застигнутым врасплох. А, вероятнее всего, догадываясь, что наутро я ничего не вспомню.

— Чтобы поглядывал?

— Да!

— Как? Вот так?

Не знаю, как у него это получилось, но взгляд был открытым, ярким, проникновенным. Что меня, признаться, расстроило.

— Ну, нет, Даниил Алексеевич, так нечестно! Вы что, любую эмоцию изобразить можете?

— Нина, детка, я в бизнесе столько лет, что изображать что-то, тем более эмоции, у меня в крови. Конечно же, я всё могу! — Заявил он, как ушат холодной воды вылил, и я еле справилась с нахлынувшей пустотой, обволакивающей меня, утягивающей в пучину тягостных переживаний.

— А как же мне вам теперь верить? — Прошептала, пытаясь разглядеть его лицо, тени на нём, то, как работают мышцы. Теперь всё казалось умелой игрой.

— А если не верить, то, как тогда жить, малыш? Я вот, например, верю тебе. Ты это ценишь?

— Конечно, ценю! — Выдохнула я, желая придать дрогнувшему голосу уверенности.

— Вот и всё. Я не думаю, что ты можешь меня обмануть.

— Что? Правда?

— Конечно. — С готовностью согласился Дементьев.

— А если всё-таки обману?

— Тогда я без малейшего сожаления сверну твою шею во всех смыслах этого некрасивого выражения. Ты веришь мне?

— А вы действительно так сделаете?.. — Проронила я совсем тихо. Не шептала даже, губами шевелила, а он улыбнулся. Легко так, свободно. Ничего не ответил. Обидно.

Я продолжала вглядываться в его лицо до боли, до рези в глазах, а Дементьев всё молчал и молчал.

— Я верю тебе Нин, неужели этого недостаточно, чтобы просто жить, не создавая друг другу трудностей? В мечту твою верю… Чего ты там сейчас хочешь?.. Зиму? Мороз? Строгое чёрное пальто?..

— Да. И чтобы луна вполнеба.

— В Москве такого не бывает. — Дементьев мягко рассмеялся и протянул ко мне две руки, предлагая помочь спуститься. Я увернулась, пытаясь сосредоточиться на приятных мыслях о луне.

— Бывает. Просто вы не романтик и на небо не смотрите.

— Всё может быть. Продолжай. — Махнул он рукой, а потом спрятал ладони в карманы брюк. Только сейчас я заметила, что галстук на его шее теперь отсутствует, а рукава сорочки небрежно закатаны до локтя.

— А ещё, чтобы сверчки пели! — Оживилась я и смутилась, когда громкий мужской смех прервал мечту.

— Нин, ну, ты бы определилась… Зима с морозом или всё-таки сверчки.

— Зима. — Ответила я немного погодя. — И мороз. Вы в пальто и с сигаретой.

— И со взглядом.

— Конечно! А я в чулках и в норковом полушубке.

— В чулках, точно? А не круто ли при двадцати-то градусах ниже нуля?

— В чулках!

Повторила я настойчиво и задумалась, пытаясь представить себя в мехах.

— Что, девочка моя, тебя расстроило?

— Не в норке. Хочу другой мех. — Капризно ответила я, не выпадая из раздумий, а существуя параллельно в двух мирах.

— Загадывай.

— Песцовый полушубок. — Проговорила я и воровато оглянулась на Дементьева. Он одобрительно кивнул, как вдруг я сама руками замотала, отрицая предыдущую мысль. — Или нет, не песец, а шиншилла. Знаете, мышки такие серенькие?

— Знаю.

Снова согласно кивнул он, а на лице, как ни странно, не отобразились математические подсчёты, и я почувствовала себя маленькой принцессой, которая может загадать что угодно, а добрый волшебник это желание обязательно исполнит. Только Дементьев не был волшебником и уж точно не добрым. И за исполнение желания хотел от меня слишком многого. Намного больше, чем я могла ему предложить, как сам сказал когда-то. Очередная иллюзия растаяла в вечерней прохладе.

— Ну, что опять? Чем недовольна?

— Не хочу зиму! — Капризно пробубнила я и посмотрела в сторону припаркованной неподалёку машины Дементьева.

— С чего такие радикальные изменения в нашем настроении? Я почти поверил в романтику. — Подзуживал он, теперь уже не пытаясь обмануть.

Был собой. Уверенным в собственных силах и чуть надменным. Безумно красивым, и на недосягаемом от меня расстоянии. Он снова протянул ко мне руки, в этот раз не спрашивая разрешения, не предлагая, а обхватил за бёдра и приподнял вверх, снимая с камня. Поставил перед собой. Смотрел как-то странно, будто бы улыбается, а будто бы и нет.

— Поехали домой. — Осторожно предложил он, прижимаясь губами к кончикам пальцев моей руки. — Я куплю тебе чулки и полушубок из меха серой мышки по имени «шиншилла». — Уговаривал Дементьев, поглаживая костяшками пальцев по щекам, взгляд контролировал и мысли сокровенные пытался узнать. — Что случилось? Где наше замечательное настроение?

Я отмахнулась.

— Всё в порядке. Подумала просто… сколько этих очаровательных мышек понадобиться, чтобы сшить на меня полушубок, так и настроение мечтать пропало.

— Ну, чулки-то можно оставить?

— Можно. — Тяжко вздохнула я, не замечая его настойчивого взгляда и того, как натурально бьётся горячее мужское сердце. — Но всё равно придётся менять всю мечту. Нет полушубка, а, значит, нет зимы. Мороза нет, и пальто на вас, и сигареты… И, вообще, я говорила, что не люблю курящих людей? — Посмотрела я с подозрением, а Дементьев уверенно кивнул. — В общем, сигареты не нужно. А что тогда остаётся?

— Ты и я. Сверчок. Слышишь?

— Не слышу. — Вздохнула я с сожалением и вдруг осознала, что мне тяжело дышать. Не сразу поняла, в чём дело, но попыталась от давящей тяжести избавиться, пока не поймала себя на том, что Дементьева отталкиваю.

— Слышишь, просто не хочешь в этом признаться. — Мягко шептал он на ухо. — И чего не хватает?

— Чего? — Улыбнулась я, и с нескрываемым удовольствием усердно впутываясь в умело сплетённую паутину.

— Остались только чулки.

— Так, их нет…

— А я куплю. Чёрные, Нин, слышишь? — Провёл он ладонью по бедру вниз. Повёд, вполне однозначно намекая на свои естественные желания. Тёплые и неожиданно мягкие губы лёгкими блуждающими касаниями исследовали мою шею.

— Слышу…

— Про чулки?

— Сверчка слышу. — Глупо улыбнулась я, отталкивая Дементьева. Из объятий выкрутилась и губу закусила, тут же о своём поступке сожалея.

— Вот и сбылась твоя мечта, малыш.

— Всё оказалось так просто? — В этот момент я действительно расстроилась, поддаваясь влиянию.

— Не просто, нет. Я заставил тебя убедиться в том, что ты не о том мечтаешь.

— Не о том? Вы про романтику?

— Про себя, глупенькая.

Дементьев подошёл и, пользуясь замешательством, снова к себе прижал, теперь уже не позволяя отстраниться.

— Кажется, что хочешь одного, а толкни тебя чуть в сторону, выбей с заданной траектории, как ты уже понимаешь, что не к тому стремишься, не туда бежишь. — Уверенно нашёптывал он, заглядывая в глаза, а я головой качала, всё отрицая.

— Не получается.

— Что?

— Убедить меня не получается. Моя жизнь не ночь в тихом городе, да и вы, Даниил Алексеевич, не полушубок.

Дементьев нахмурился и возмущённо фыркнул.

— И почему всё-таки по имени и отчеству? — Едва ли не прорычал он, а я улыбнулась.

— Потому что была практически уверена, что вас до мозга костей бесит такое моё обращение.

Призналась я и зажмурилась от удовольствия. От того, как его хватка ослабла, как прохладный воздух с шумным вдохом наполнил лёгкие, как тихий сдавленный смех уже другой, насыщенный углекислотой состав, резкими мышечными спазмами выбрасывает из груди.

— Какой же ты всё-таки ребёнок… — С давлением пригладил Дементьев мои волосы и поцеловал в лоб, прижимая голову к своим губам обеими руками. Сдавил в объятиях и прорычал.

Он что-то ещё говорил и ещё, а я смотрела на странного цвета глаза, на припухшие губы, на смазанную улыбку и нахмуренный лоб. Провела ладонью по шевелюре, разглядывая редкие седые волоски, которые в свете фонаря казались серебряными. Он был так близко… Подходи и бери. Твой. А потом вдруг замолчал. Так резко, неожиданно, что я сначала даже испугалась, дёрнулась в его руках, но поняла, что держит крепко. И его дыхание, которое оседало на моих губах горячим облаком, и ласкающий взгляд, заставляющий прогибаться и дарить всю себя. Глупые мысли выветрились из головы, уступая место до тошноты приторному романтическому настрою, рифмованным словам склонным к аллегориям, к метафорам.