Анна Берсенева - Портрет второй жены
Лиза тихо вышла из информационного центра. Щеки у нее пылали. Хотя чему удивляться? Конечно, Ратников ведет себя с ней не так, как со всеми, это не могло остаться незамеченным.
Но даже сейчас она гнала от себя эти мысли, даже после того, что услышала… Лучше просто не думать об этом. Какая разница, что о ней говорят?
Лиза давно уже привыкла не обращать внимания на сплетни. Еще в Новополоцке всегда оказывалось, что она отличается от окружающих, что ей скучны общие забавы и она невольно ведет себя иначе, чем другие, вызывая разговоры за своей спиной: почему не пошла смотреть порнуху на видаке, почему не гуляет с Кротовым, когда он самый крутой парень в школе, и так далее… Как ей было обращать внимание на все это?
Она старалась убедить себя, что и услышанный ею разговор – не более чем обычная женская болтовня и размышлять о нем нечего. Но мысли приходили к ней невольно – конечно, это не были мысли о том, что думают о ней Рая и Верочка…
Значит, это правда, что он смотрит на нее как-то по-особенному?
Ратников зашел в ее комнату вечером, часов в семь. Обычно Лиза уходила раньше, но сегодня ждала его.
– Все! – сказал он, входя. – Извини, Лиз, никак не мог пораньше вырваться. Да и звали к восьми.
Он снова выглядел бодрым. Тяжелой усталости, которая так бросалась в глаза еще вчера, как не бывало.
Лиза ждала, что он похвалит ее нежно-сиреневое платье, которое она с таким тщанием отглаживала вчера – легкое, шифоновое, «греческого» фасона, – но Юра ничего не сказал об этом. Впрочем, почему ему должно быть дело до ее платья?
Они вышли из особняка. У входа стоял тот же «Мерседес», на котором они ездили в загородный ресторан, охранник уже сидел рядом с шофером.
Лиза пожалела в душе, что Юра не поведет машину сам. Ей нравилось смотреть, как лежат его руки на руле, нравилось ловить его взгляд в зеркальце заднего вида и совсем не хотелось присутствия посторонних людей в те короткие минуты, когда они могли разговаривать друг с другом.
– Не разрешает мне Сережа самому ездить, – сказал Юра, останавливаясь на тротуаре рядом с машиной. – Прав, конечно, а все-таки жаль. Мне так это нравится, даже по Москве! А уж по автобану…
– Но почему не разрешает? – Лизе стало жаль его: она и сама видела, какой детский восторг вызывает у него новенький спортивный «Форд». – Ты ведь отлично водишь.
– Не в этом дело. Просто действительно опасно сейчас. Не из-за алкашей подъездных, конечно, хотя и влететь по глупости тоже не хочется. Но есть и похуже обстоятельства.
– Скажи, Юра, – вдруг решилась она спросить, – что с тобой было год назад, в тебя стреляли?
– А ты откуда знаешь? – Он удивленно посмотрел на нее.
– Ну… – Лиза смутилась: ей не хотелось рассказывать ему о той встрече в Склифе. – Говорят ведь.
– Ну да, – неохотно ответил он. – Из-за моей же спешки и неосторожности. Мне, понимаешь, так хотелось создать этого «спрута» – так ты его назвала, да? – и поскорее, и из ничего. Ох, Лиз, я передать не могу, какое это чувство – когда уже понимаешь, как все должно возникнуть… Из ничего, из какой-то непонятной суеты, должно возникнуть что-то действующее, живое!
Они стояли в тени старой липы, солнце пробивалось сквозь кружевную листву, стремительные блики скользили по Юриному лицу.
Лиза залюбовалась им – искорками в глубине его глаз… Она не только понимала, о чем он говорит, – она чувствовала, почему наполняет его восторгом то, что другим могло показаться обыкновенным, едва ли не скучным делом. Его душа светилась для нее так ясно, точно не было между ними никаких преград.
– Ну, и мне плевать тогда было на все – на звонки, ласковые предупреждения, – закончил он смущенно. – Вот и получил.
– Но кому это мешало – то, что ты хотел работать с каким-то концерном? – воскликнула Лиза.
Он улыбнулся:
– Да мало ли кому! Есть люди. Это новые возможности, это другой уровень влияния. А все ведь уже поделено, Лиз, все работает по заведенному. Зачем людям лишние трудности, когда они уже усвоили, как должны себя вести, чтобы хорошо жить? И не думай, что я такая уж жертва. Сам виноват, надо было учитывать психологию коллег. У нас ведь вообще не любят, когда высовываются, а тем более если это грозит чьим-то реальным доходам.
– А Сергей? – спросила Лиза. – Разве он не знал?
– Ты с ним лучше об этом вообще не говори, – попросил Юра, улыбнувшись. – Он слишком болезненно воспринимает этот случай.
«Еще бы!» – подумала Лиза.
По лицу Юры пробежала мимолетная тень.
– Я только не понимаю, – сказал он задумчиво, – что же теперь-то?.. Ну ладно, потом об этом! – оборвал он сам себя. – Ты выглядишь чудесно, и прическа новая какая-то. Поехали на раут! – При этих словах он снова улыбнулся. – Это немного смешно, вот увидишь. Ты вообще-то как, любишь светскую жизнь?
Он смотрел на Лизу веселыми глазами, слегка наклонив голову.
– Я не знаю… По правде говоря, я никогда не вела светскую жизнь. И разве она сейчас существует?
Услышав ее ответ, Ратников расхохотался:
– Ты умница, Лиза, я все больше в этом убеждаюсь! Конечно, ее не существует, и это совершенно естественно.
– Почему?
– Потому что светская жизнь может быть только там, где жизнь вообще подчиняется каким-то правилам – внутренним и, значит, внешним. А у нас сейчас – откуда? Каждый дует в свою дудку и ориентируется только на собственные желания. Каждый черпает свободу полными ложками, и, видимо, это занятие надоест еще не скоро. Не будем о грустном, милая моя, чудесная девушка. Поехали!
Дыхание у Лизы перехватило, когда он произнес последнюю фразу. Конечно, он произнес ее легким, шутливым тоном, но ей вдруг показалось, что голос его дрогнул.
Но они уже садились в машину, и Лиза не успела заглянуть в Юрины глаза.
– Ты мне хоть расскажи, – попросила она уже в машине, – куда мы едем? И как мне…
– Мы едем на Патриаршие пруды, – сказал Юра. – Хозяйка – подруга моей мамы, я тебе говорил, зовут ее Маргарита Семеновна. А об остальном тебе беспокоиться не надо. Разве ты неловко чувствовала себя у Виссенбергов?
– Виссенберги – другое дело, – попыталась объяснить Лиза. – Но здесь-то… Хотя ты прав – какая разница?
Они довольно долго добирались через наглухо забитый машинами центр.
«Хорошо все-таки, что он не за рулем, – подумала Лиза. – Уже извелся бы давно».
Светский раут должен был состояться в двенадцатиэтажном доме из желтого кирпича – одном из тех, что незаметно вклинились в советское время между ветшающими старинными особнячками и постепенно облепились бронзовыми досками в память великих партийцев.
Дверь открыла сама хозяйка – высокая, изящная женщина неопределенного возраста «после сорока». Увидев ее, Лиза замерла за спиной у Ратникова, желая только одного: провалиться сквозь все шесть нижних этажей.
