Мари Фишер - Судьба Лилиан Хорн
Когда он выходил из палаты, то услышал всхлипывания Лилиан Хорн, и полный отчаяния плач этой женщины, которую он считал ледышкой, потряс его сильнее, чем все сказанные ею слова.
24
Вечером Михаэль Штурм сходил с Евой на старый чаплинский фильм, потом они еще заглянули в подвальчик, заказали «пильзенское» и сырное «ассорти». Они сидели в нише, так что могли свободно разговаривать друг с другом.
Михаэль рассказал о своей встрече с Лилиан Хорн.
– Можешь считать меня дураком, – сказал он, – но если бы я не знал дела до мельчайших подробностей, то, вероятно, поверил бы ей.
Ева слушала его с интересом.
– Ты нисколько не удивляешь меня, – сказала она, – все ее поведение на суде… не знаю, как бы это выразить… было так умело сделано.
– Однако она вела себя тогда совершенно неправильно! – возразил он.
– Я так не думаю, – стояла Ева на своем, – все, конечно, было лживым, она вела себя как звезда, я хочу сказать, как актриса… да, теперь я поняла, она казалась актрисой, игравшей не свою роль.
– Ну и дальше что? – спросил он, разламывая соленую палочку.
– Вот именно, что она актриса и хорошая! Суд она не сумела убедить, потому что у нее был плохой советчик, вспомни, ты сам говорил! Но сегодня, с тобой наедине, она нашла верный тон.
– Не знаю. – Он допил пиво. – Если бы ты ее слышала. Она на самом деле говорила чертовски убедительно.
Ева сдунула со лба непослушный каштановый локон.
– Ну и что? Ты же ей не поверил!
– В том-то и дело. – В его голубых глазах сквозила растерянность. – Я сам уже не знаю, чему верить.
– Не понимаю. – Она пододвинула ему свой наполовину выпитый бокал. – Твое заключение было в полном порядке, или ты сомневаешься в нем?
– Ни одной секунды.
– Но тогда…
Он положил свою сильную руку на ее локоть.
– Попробуй понять меня, Ева. Здесь сталкиваются два обстоятельства – одно противоречит другому, их невозможно совместить. Все улики – не только судебно-медицинская экспертиза – были железными, и все говорили против Лилиан Хорн. Но она, тем не менее, постоянно твердила о своей невиновности, и с психологической точки зрения это впечатляет и убеждает. Так, где же тогда истина?
Ева улыбнулась.
– И это ты, ученый, спрашиваешь меня? Истина всегда там, где факты.
– Ты, безусловно, права, – сказал он, благодарный, что она сняла с него груз сомнений, одолевавших его.
– Ну, вот видишь.
– Но все же остается тень неуверенности, согласен, всего лишь тень, а вдруг убийца не она. И стоит только допустить эту мысль, как она делает меня больным.
Ева увидела, что он действительно необычайно бледен, а под глазами залегли глубокие темные круги.
– Какие глупости, – сказала она торопливо, – даже если она не убийца, все равно сама виновата в том, что с ней произошло… из-за своей наглости, вранья и всего остального. Одно не вызывает сомнений – она порядочная дрянь. И испытывать к ней жалость не стоит!
Он с ужасом смотрел на нее.
– Как ты можешь такое говорить!
– Да это чистая правда! Ты посмотри вокруг – со многими людьми случаются ужасные вещи, хотя они ни в чем не виноваты: их сбивают машины, уродуя на всю жизнь, они заболевают раком или рассеянным склерозом, родители издеваются над детьми, матери рождают на свет уродов… такова жизнь!
– Боже правый, Ева, это несравнимые вещи! Ведь речь здесь идет совсем о другом, а именно о правовой справедливости!
– В человеческом понимании! – возразила она. – И поэтому всегда возможна ошибка, но мир от этого не рухнет. А Лилиан Хорн наверняка не из числа незапятнанных лилий. И нечего лить по ней слезы!
– Ева, я прошу тебя… представь себе только, это случилось бы с тобой!
Ее глаза сверкнули.
– Меня, пожалуйста, не сравнивай с такой особой, как Лилиан Хорн! Я – порядочная девушка, а не брошенная из-за измены жена. В моей жизни был только один мужчина, и это – ты, в то время как Лилиан Хорн не отказывала себе во всякого рода сомнительных удовольствиях. Нет, мой дорогой, со мной такого никогда бы не случилось, а вот если бы произошло, то у тебя были бы все основания верить мне. Я – твоя невеста и дорога тебе. Так я, по крайней мере, надеюсь. А кто для тебя эта Лилиан Хорн?
Вместо ответа он позвал кельнершу.
– Пожалуйста, счет!
– Я опять сказала что-нибудь не так? – спросила Ева удрученно, когда они вышли.
– Отрадно, что ты это заметила, хотя и не сразу.
Она глубоко вздохнула.
– Ах, Михаэль, как у нас все глупо получается. Теперь мы ссоримся из-за этой Лилиан Хорн. Хотя оба знаем, что она – хладнокровная убийца. Я, во всяком случае, уверена в этом, и суд тоже, и вся пресса, и все люди кругом, да и ты сам тоже… – внезапно выражение ее лица изменилось, – …до момента, пока ты не увидел ее сегодня! – сказала она с упором на последние слова. – Михаэль, может, ты влюбился в Лилиан Хорн?
– Большей чепухи, – заявил он со злостью, – я еще действительно никогда не слышал!
25
После этого разговора Михаэль Штурм провел бессонную ночь, а на следующее утро в нем созрело решение: он должен еще раз увидеть Лилиан Хорн.
Поскольку она все еще лежала в окружной больнице, у него был для посещения благовидный предлог. Без труда он добыл необходимое для этого разрешение. Он долго раздумывал, принести ей цветы или нет, пока, наконец, не решился купить их и теперь казался сам себе ужасно глупым, стоя перед надзирательницей, у которой был пост перед входом в палату, где лежала Лилиан Хорн, с упакованным в целлофан букетом в руке.
Но женщина не увидела в этом ничего неуместного или странного.
– Вот Хорн обрадуется, – только и сказала она, отперла дверь, не оставив его, однако, наедине с больной, как он надеялся, а тут же вошла вслед за ним. Заперев за собой дверь изнутри, она села в углу маленькой палаты на стул.
Лилиан Хорн лежала в кровати и смотрела на него большими глазами.
– Ну, чудеса! Вы, доктор? Вот сюрприз так сюрприз!
– Я хотел только узнать, как вы себя чувствуете. – Он быстро развернул цветы и протянул ей – букет розовых гвоздик.
– Какие красивые! – воскликнула она, и он впервые за все время, что знал ее, увидел, что она на несколько секунд расслабилась. – Знаете ли вы, как давно я не видела цветов?
Он подтянул к ее кровати стул.
– Могу себе представить.
– После того, как господин доктор уйдет, – вмешалась в разговор надзирательница, – я найду подходящую вазу.
– Спасибо, фрау Ширмер.
Штурм изучил тем временем температурную кривую.
– Похоже, что все протекает без осложнений.
– При этом гной должен был вот-вот прорваться. Хирург считает, что я чрезвычайно жизнелюбивая натура, и, пожалуй, он прав. – У нее был более ухоженный вид, чем в тюрьме, хотя она еще больше побледнела.
