Кэтрин Полански - Крупным планом
Он долго молчал, и Кэрри не стала его торопить. Пусть подумает. Не каждый день юные и красивые блондинки делают такие предложения. А если он сейчас скажет «да»… Тогда она ему расскажет. Просто расскажет. Ведь с нее никто не брал слова, что она не станет признаваться Джетро Фортману, кто она на самом деле такая.
— Послушай, Эвелин, — медленно начал он, и Кэрри уже по тону догадалась, что он скажет дальше, — вряд ли у нас обоих будет на это время. Ты ведь еще в Гарварде учишься, тебе придется совмещать учебу и съемки, если, конечно, ты не захочешь бросить университет. Через три дня после того, как мы расстанемся, ты и думать забудешь об этом курортном романе. Обычное дело.
Из чего Кэрри сделала вывод, что он уже так обжигался.
— Да и у меня времени не так много, как может показаться, — продолжил Джетро прежде, чем она успела вставить реплику. — Подумай рационально.
Кэрри хотела сказать, что любовь — это не тот случай, где всегда требуется рационально мыслить, но промолчала. Все было ясно, зачем усугублять ситуацию? Для Фортмана это курортный роман. Что ж, пусть все так и останется.
— Действительно… — Она нашла в себе силы улыбнуться. — Зачем мы будем все усложнять?..
Джетро сам себя ненавидел за то, что ей сказал, но он не мог иначе. Лучше так, чем если через три дня после окончания съемок она его забудет. Он будет ждать ее звонка, по десять раз на дню тискать мобильный телефон, а потом она позвонит через неделю, поинтересуется, как у него дела, пообещает звонить еще — и пропадет уже навсегда. А если даже и нет, что он сможет ей предложить? Он простой каскадер, она — восходящая звезда, она уже делает карьеру, да такую, какая многим и не снилась, только по молодости сама этого не понимает. Зачем ей его Техас? Его мечты никогда не будут ее мечтами, а для ее мечты Джетро уже слишком стар. Зачем тянуть резину, если можно покончить со всем сразу, по-доброму, по-дружески, а не потом, мучительно извиняясь друг перед другом, что так получилось?
Джетро хотел, чтобы у Эвелин остались о нем наилучшие воспоминания. Поэтому все оставшиеся до окончания съемок дни он был с ней особенно нежен, старался уделять больше времени и внимания. Девушке это явно нравилось, и она не выглядела расстроенной тем разговором в «Золотой рыбе». Значит, Фортман был прав, и все идет как надо.
Только почему так паршиво на душе?
Он ведь уже ясно представлял себе и сосновую веранду, и смех маленького сына, и маргаритки в крохотной вазочке на обеденном столе. Джетро знал, что может жить один, он всю жизнь был одиноким волком — друзья вроде Лайзы Пьятт не в счет, — но теперь, когда он повстречал Эвелин Хедж, одиночество будет его тяготить. Он уже придумал себе, как однажды она появится на пороге его дома и скажет: «Джет, я приехала к тебе, я больше без тебя не могу». Тогда он уткнется носом в ее растрепанную макушку и прошепчет: «Я тоже без тебя не могу. С первого дня не мог».
Ему сейчас казалась дикой и непонятной первоначальная злость на Эвелин — теперь он понимал, что злился так потому, что она ему понравилась. Понравилась в первый же миг, когда Питер предложил ей роль Джоанны, и Эвелин встала и забормотала что-то про оказанное доверие. Джетро смотрел на нее тогда, сидя чуть наискосок в четвертом ряду, видел, как двигаются под футболкой худые лопатки-крылышки, и старательно злился, потому что не мог же он встать и увести ее оттуда прямо тогда.
Он ничего этого в себе не замечал, не хотел замечать, а когда заметил, было уже поздно: он оказался по уши в нее влюблен.
Незачем усугублять печальную статистику разводов, она и так не радует. Нужно получить от жизни все, пока есть такая возможность. И Джетро старался оказываться рядом с Эвелин так часто, как позволял напряженный график последних дней.
— Герберт, ты не можешь идти туда! — Почему? — Макс Эвершед, закованный в экзоскелет, что-то спешно переключал на панели на запястье. — Именно это я могу, и я должен сделать это! Кто его остановит, если не я? — Он взял Кэрри за руку и заглянул ей в глаза. — Если не мы, Джо?
— Это самоубийство. — Она прикусила губу.
— Даже если и так, я должен попытаться.
Кэрри шагнула вплотную к Эвершеду и, привстав на цыпочки, обвила его шею руками.
— Обещай мне, — тихо сказала она, — обещай, что вернешься.
— Я люблю тебя, Джо. На следующей неделе поедем к твоим родителям. — Макс наклонил голову и поцеловал Эвелин — очень крепко, так, что у нее дух захватило. В этот момент она поверила в то, что все будет хорошо. Хотя бы у Джоанны с Гербертом все обязательно будет хорошо — она же читала сценарий.
— Стоп! Снято!
— Уррра! — грянуло в студии.
Кэрри оторвалась от Макса и взвизгнула, а тот, хохоча, подхватил ее на руки и закружил, несмотря на то что часто жаловался, будто чувствует себя неудобно в костюме. Это ему не помешало поднять девушку практически над головой.
— Макс, сумасшедший, отпусти меня!
— Снято, Эвелин, все снято! — Он, смеясь, поставил ее на пол. — Опс, кажется, мы своротили какую-то колбу. Ну да ладно, реквизиторы простят.
Съемочная группа ликовала. Конечно, последняя сцена, которую снимали сегодня, не являлась финальной сценой фильма, но она была достаточно значимой, и ею хорошо было завершать процесс. Теперь осталась только вечеринка по поводу окончания съемок — и многие разъедутся по своим делам, а часть группы останется в студии. Предстоял так называемый постпродакшн: монтаж, спецэффекты, озвучка… Кэрри уже предупредили, что в ноябре нужно обязательно быть на студии, чтобы переозвучить некоторые сцены, но до этого еще так далеко. А сами съемки завершены.
— Ты счастлива? — Джетро подошел незаметно, и Кэрри с удовольствием уцепилась за его руку.
— Да, и почему-то очень хочется плакать.
— Это нормально. На вечеринках половина команды обычно ревет, обнявшись.
— Тогда и я пореву, пожалуй, только попозже, когда на ресницах будет соответствующая тушь, — пообещала Кэрри.
Фортман улыбнулся и крепко ее поцеловал.
— Поздравляю с первыми съемками, малышка. Это было отлично.
— Да, память на всю жизнь. — Эти киносъемки стали для нее первыми и последними, только Джетро об этом не узнает. Осталось предупредить Эвелин, чтобы при случайной встрече с зеленоглазым каскадером она вела себя вежливо, и только.
Кэрри теперь как никогда хорошо осознавала: все это было прекрасно, но ее место не здесь. Чистенький скромненький офис (для начала) грезился ей как наяву. Она два месяца провела вместе с людьми, которые с энтузиазмом и любовью делали дело, для которого они предназначены. Ей так же хотелось бы делать свое.
