Диана Гамильтон - Сладость обольщения
Итак, с Куином покончено. Ему было абсолютно наплевать на ее чувства, на все ее переживания. Главное для него — настоять на своем. А теперь пусть он хоть свалится с высокого обрыва вниз головой — ей все равно. И поделом ему, если до конца жизни его будут преследовать рыжие хищницы!
С высоко поднятой головой, расправив плечи, Челси в последний раз вышла из агентства, неся свои вещи в пластиковой сумке, одолженной у ошеломленной Молли. Когда она уже дома вошла в лифт, кто-то вошел следом за ней, и, даже не обернувшись, Челси знала кто. Сердце ее опять тревожно сжалось. Едва сдерживая гнев, он произнес:
— Я предупреждал вас, чтобы вы не вздумали больше убегать от меня!
В его голосе звучала явная угроза. Она медленно и с трудом обернулась: он стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на широкой груди, черные брови были сердито нахмурены над янтарными глазами.
Гнев не оставлял и ее, и она вспылила.
— И что вы со мной сделаете? Положите к себе на колени и выпорете?
— Не испытывайте мое терпение! — Под загорелой кожей резко обозначились скулы, чувственные, красиво очерченные губы Куина сжались, как бы предупреждая ее не играть с огнем.
Но Челси было уже все равно — он причинил ей столько страданий, что даже стал противен, поэтому она бросила ему в лицо, и глаза у нее блестели, как два холодных сапфира:
— Больше меня не запугаете! Можете тешить ваше мужское самолюбие с кем-нибудь другим! И никогда больше не вздумайте шантажировать или запугивать меня!
Его лицо стало таким жестким, что Челси не на шутку испугалась, но лифт, к счастью, остановился на ее этаже. Уже не думая ни о каком достоинстве, она стремглав выбежала из лифта. Сердце у нее бешено забилось, так как он вышел вслед за ней и, крепко схватив за локоть, с силой повернул к себе. Сумка выпала у нее из рук, и все вещи — содержимое ее письменного стола — рассыпались по мягкому сизо-серому ковру.
— Ой, — испуганно вскрикнула Челси, не зная, что делать.
Куин молчал и не отпускал ее руку. Он стоял совсем рядом, и она видела, как поднимается и опускается его грудь в такт учащенному дыханию, хотя лицо застыло, словно маска.
На таком близком расстоянии он был просто опасен. Его следует посадить в железную клетку, отгородив от всех женщин на свете! Она нервно сглотнула слюну, стараясь взять себя в руки и не расплакаться от беспомощности и не броситься ему на грудь. Но он ведь слишком часто оставлял ее в дураках, и это не должно повториться.
Собрав последние крохи мужества, Челси посмотрела на него свирепо и произнесла:
— Если вам нужна женщина, чтобы избавиться от Сэнди, поищите ее в другом месте. Я не хочу больше играть в ваши жестокие игры. — Она презрительно фыркнула, не обращая внимания на его удивленный взгляд. Ему давно пора услышать о себе нелицеприятную правду, и она ее выскажет. Она и так из-за него достаточно настрадалась. — Вы как-то назвали меня трусихой, но у меня было некоторое оправдание. А самый большой трус — это вы! — Она замолкла, так как лицо его вдруг явно смягчилось, но все же решила не придавать этому значения и резко продолжила:
— Либо вам не хватает мужества признать, что без Сэнди вы жить не можете, либо нет силы воли преодолеть цинизм и сказать ей в конце концов, что она проиграла, зря тратит время, надеясь на брак, и тогда мне вас жалко!
Рука Куина у нее на локте почти разжалась, он стал водить большим пальцем по рукаву ее жакета, от чего по коже пробежал огонь. А этот дьявол еще и улыбался, пытаясь ослепить ее своей потрясающе ленивой улыбкой, от которой подкашивались ноги.
Но Куину не удастся снова очаровать ее. Боль, причиненную им, забыть нельзя. Впрочем, сейчас она не будет об этом думать. Только праведный гнев поможет ей вынести последние минуты рядом с ним.
Она не думала, что он так легко отпустит ее руку, но колени у нее все же дрожали, когда она, нагнувшись, стала собирать свои вещи, столько времени пролежавшие в ящике письменного стола: новые, еще не распечатанные колготки, уже негодные, со спущенными петлями, которые она забыла выбросить, закрутившись на работе, остатки косметики, бумажные салфетки, разорвавшийся у нее в руке липкий пакет, из которого вывалился надкусанный пирожок. Господи, почему она не выбросила весь этот ужасный хлам в корзину, отобрав нужное еще у себя в кабинете? А вместо того запихнула в сумку и гордо удалилась.
Куин, чтоб он пропал, тоже опустился на колени и стал ей помогать. Челси краем глаза видела его усмешку. Когда он потянулся за полупустым флаконом одеколона, она оттолкнула его огромную руку и яростно прошипела:
— Убирайтесь вон! Оставьте меня в покое, понятно?
Он разрушил ее жизнь, заставил полюбить себя, когда она этого вовсе не хотела, заставил уйти с работы и продавать квартиру. Чего еще ему было надо? Крови?
Но он сам сказал, чего ему надо, неторопливо засунув весь ее хлам в сумку.
— Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились. — А когда она открыла рот, чтобы возразить, он опередил ее, проговорив мягко, однако с металлическими нотками:
— Хоть раз сделайте то, о чем вас просят, — и здесь его тон стал уже почти угрожающим, — и не орите глупостей в своей обычной категорической манере.
Не дожидаясь ее протестов или еще чего-нибудь в том же роде и не обращая внимания на ее сопротивление, он повел ее к двери на лестницу, минуя лифт. Челси приросла к полу, тяжело дыша и прижимая к груди сумку со своим жалким скарбом. Куин открыл дверь, затем бросил на нее злой, но, как ей показалось, и веселый взгляд и, подхватив ее на руки, понес наверх в пентхаус, шагая сразу через две ступеньки. Он не отпускал ее до тех пор, пока не внес в гостиную и, нисколько не задохнувшись, не поставил на пол, который угрожающе стал вздыматься у нее под ногами. Вот что получается, едва он коснется меня, подумала Челси, чувствуя некоторую неловкость оттого, что и на себя она не могла положиться: стоило ему взять ее на руки, как все ее принципы и решительность рассеялись словно дым.
Она не отрываясь смотрела в его блестящие янтарные глаза, источавшие необъяснимое таинственное волшебство. Челси презирала себя за слабость, неспособность бороться с собою, за то, что ее неотвратимо влекло к человеку, который так легко разбил ее жизнь.
— Туда, — сказал он, но слов его она не услышала, они прошли мимо нее, потому что она могла лишь видеть его лицо, которое теперь уже никогда не забудет.
Он тихонько, с довольным видом засмеялся и, взяв ее за плечи, осторожно повернул к широким окнам, выходящим на Темзу.
И снова пластиковая сумка выскользнула из ее негнущихся пальцев и содержимое вывалилось на пол. Но на этот раз Челси не почувствовала неловкости, а только резкую боль, словно безжалостная, равнодушная рука вырвала сердце из ее груди. И это его рука, промелькнуло в голове у Челси. Неужели он настолько бесчувствен и не догадывается, как ей больно? А может быть, ему это безразлично?
