Дженет Таннер - Дочь роскоши
София была вполне спокойным ребенком, но грудные дети означают бессонные ночи в сочетании с долгими, заполненными работой днями, а это было уже слишком для Лолы. Сначала она стала плаксивой, а при ее изменчивой натуре временами просто впадала в истерику; потом у нее пропало молоко, и Софию пришлось перевести на рожок, к большому отвращению няньки, и в конце концов Лола так исхудала и вымоталась, что Шарль обезумел от беспокойства. Но беда была в том, что она совершенна не обращала на него внимания.
– Я чувствую себя хорошо! – кричала она на него. – Со мной все в порядке. А что может со мной быть? У меня слишком много дел, чтобы болеть!
Лицо ее становилось все более изможденным, впалые щеки подчеркивали и без того высокие скулы, а фиолетовые глаза казались огромными и темными. Но она продолжала работать все в таком же напряженном ритме, как автомат, запрограммированный на саморазрушение.
Как-то ночью Шарль проснулся и обнаружил, что ее нет в постели. Он обеспокоенно спустился вниз по лестнице в поисках жены и нашел ее лежащей на полу в кухне. Сначала он подумал, что она умерла, потому что рядом с ней валялась детская бутылочка. Шарль в ужасе подумал, что, наверное, у нее на руках была София и теперь ребенок задохнулся под распростертым телом матери. Но скоро он понял, что его страхи беспочвенны. София спокойно спала в своей кроватке – в первый раз за все время она заснула ночью, – а Лола была не мертвая и даже не в обмороке, как он поначалу подумал. Она спала – глубоким беззаветным сном, но, когда он все-таки разбудил ее, она не смогла объяснить ему, как оказалась на полу.
– Ребенок же не плакал, – говорил он, пытаясь сообразить, что к чему. – Ты должна быть в кровати.
– Наверное, я проснулась и ждала, что она тоже проснется, – раздраженно ответила Лола. – Я подумала, что, если заранее приготовлю для нее бутылочку, она не будет кричать, пока я ее подогреваю.
– Но как ты оказалась на полу? – спросил Шарль, и она вспыхнула, готовая разрыдаться.
– Не знаю, не знаю! Наверное, я просто захотела спать и легла на пол.
– На пол в кухне? Лола, надо что-то делать. Это опасно для тебя и для малышки, если ты не отдаешь себе отчета, что делаешь.
– Что значит опасно? – с презрением спросила она, и он не потрудился ответить. Спорить с ней было бесполезно – по крайней мере до тех пор, пока он не найдет выхода.
Через два дня он подарил Лоле полную свободу. Его мать пообещала ему помочь по кухне, и он нанял девушку, чтобы помогала по утрам застилать кровати и убирать дом, и еще другую – для вечерней стирки.
– Мы не можем позволить себе прислугу, – возражала Лола.
– Если я вернусь опять на работу в доки, то сможем.
– Но ты же терпеть не можешь доки.
– Я еще больше возненавижу их, если с тобой что-нибудь случится.
– Что ж, хорошо. Но я не хочу, чтобы твоя мать работала у меня на кухне. Она все делает не так, как я.
– Это очень плохо, – спокойно сказал Шарль. – Если я мирюсь с тем, что мне придется вернуться назад, в доки, тебе придется мириться с тем, чтобы моя мать была на твоей кухне. В любом случае это ненадолго, пока ты снова не окрепнешь.
– Кажется, у меня нет выбора, – пожаловалась Лола.
– Верно, нет, – ответил он, целуя ее. Оглядываясь назад, в прошлое, Шарль думал, что это было поворотным моментом, хотя в их бизнесе было еще много взлетов и падений, пока наконец их пансион не стал приносить хороший доход. У них появилась еще одна дочь, Катрин, которая родилась в 1930 году, когда Софии было пять лет. В этом же году его мать умерла, после долгой мучительной болезни, которую доктор назвал «опухолью». Потом прошла пара скудных лет, которые сменились мини-бумом, и, поскольку посыпались заказы на бронь, они купили коттедж по соседству, чтобы обеспечить флигель для своей выросшей семьи, которой требовалось уже больше комнат. Они организовали развлечения для гостей – ежедневные прогулки вдоль берега с осмотром разных достопримечательностей острова, игру в вист, бридж и шахматы после обеда, и по крайней мере один раз в неделю устраивались музыкальные вечера. Они постепенно увеличивали штат, и к настоящему времени на них работали два официанта, горничная, девушка на подхвате, которая готовила овощи и стирала, и еще садовник. Прогулки вдоль берега, устраиваемые в пансионе, стали настолько популярными, что Шарлю пришла в голову блестящая мысль создать агентство, чтобы обслуживать всех приезжающих на Джерси, а не только их гостей. Он устроил в городе контору, и туристы толпами стекались к нему, чтобы организовать себе катание на яхтах, рыбалку, игру в гольф, а заодно заказать билеты в театр и на экскурсии.
Сейчас, летом 1938 года, дела шли очень хорошо, и, хотя тот день, когда Лола рухнула на пол в изнеможении, казался таким далеким, разговор о том, чтобы сейчас, в самый разгар сезона, избавиться от одного из официантов, напомнил его Шарлю столь явственно, словно это было вчера.
– Я не понимаю, – сказал он, приподнимаясь на подушках. – Почему ты хочешь отправить Дитера домой?
Лола присела на край кровати, достала баночку с кремом и щедро нанесла его на лицо и шею.
– Во-первых, потому, что он – немец.
– Но ты знала об этом, когда мы принимали его на работу, – возразил Шарль.
– Это так. Но я уже говорила, что лучше бы прислушалась к собственному мнению. Я не люблю немцев. И никогда не любила. Я же русская, не забывай. Во время войны…
– Это было так давно, дорогая.
– Возможно. Но память у меня тоже долгая. И кроме того, не так уж я не права! То, что они делают сейчас, так же нехорошо… даже еще хуже. Это ужасно, что они делают с евреями. Они захотят стать хозяевами Европы, вот увидишь, я буду права. Они уже вторглись в Австрию.
– Но, похоже, австрийцы сами не возражают…
– У них же не было особого выбора, не так ли? Они, как ты, Шарль, тоже любят спокойную жизнь. Если Гитлер придет сюда и попытается овладеть Джерси, что ты будешь делать? Будешь ли сражаться? Нет, только не ты. Ты перевернешься на спину, как щенок, и позволишь щекотать себе животик.
– Наверняка не позволю!
– Это как раз и сделала Австрия, – продолжала она, не обращая на него внимания. – А сейчас Гитлер думает, что он сможет сделать то же самое с Чехословакией. А чего он захочет после этого? Этот человек никогда не удовлетворится. Быки никогда не бывают довольны, так всегда говорил мой отец, а он, как ты помнишь, был солдатом. – Голос ее гордо зазвенел.
Да, и посмотри, что с ним произошло, хотел сказать Шарль, но воздержался.
– Просто я не думаю, что Дитер будет здесь в это время, – продолжала она, разглаживая на коже остатки крема и поворачивая к нему лицо. – Ради него самого. Сам понимаешь, в случае большой заварушки люди набросятся на него. Я не хотела бы этого – он ведь еще ребенок. И его могут здесь взять в заложники. Представляешь, если остров окажется отрезанным? О, я понимаю, ты думаешь, что я паникерша, но это может произойти.
